хотел было уточнить, «какое-такое начальство», но сжалился над другом. Быстро собрался, подхватил рюкзак, проверил вещи, докинул коробок спичек, пару газет, сгреб пару пачек печенья, консервный нож вместе с какой-то рыбной консервой, забрал термос и тихо выскользнул из комнаты.
В общежитие стояла та самая тишина, когда снятся самые сладкие предрассветные сны. Совсем скоро угрожающе бодро задребезжат будильники, поднимая студентов на работу, а пока парни и девчонки наслаждались отдыхом, обнимая жесткие перьевые подушки.
Я поежился, вспоминая дубовую мягкость вещи для хорошего сна. Эх, где моя удобная мягкая верная подруга, на которой так хорошо и крепко спится? Советские подушки — это целая эпоха, я бы даже сказал, целый подушечный исторический пласт.
Одно из ярких впечатлений детства — летняя «зажарка» подушек. Но перед тем, как вывесить ушки-сплюшки, как бабушка говаривала, на солнышко прожариться, и непременно нужно было выбить. И тут уж я отрывался, представляя себя то рыцарем, то мушкетёром, то пиратом, берущим судно на абордаж. Колотил от души и изо всех сил.
Потом бабуля раскидывали подушки на веревках, прикрепляя по углам деревянными прищепками, чтобы не свалились, и оставляла на солнцепёке до вечера.
В бабушкином доме подушек было много, большие и маленькие, они красивой горкой лежали на кроватях прикрытые ажурной накидкой из тюли. Еще в нашем деревенском доме водились маленькие думочки. Я очень любил их разглядывать. Ба умела вышивать крестиком, поэтому все, до чего обирались её волшебные руки, было украшено мудреной вышивкой узоры. Про некоторые картины с людьми бабушка даже сказки рассказывала.
В родительском доме у нас водились даже пуховые подушки. Возни с ними, на мой взгляд, было еще больше, чем с перьевыми. Последние мамы раскладывала и вывешивала для зажарки на балконе. А вот к пуховым матушка никогда не подпускала. Сама лично стирала пух в специальном сшитом для этого марлевом мешочке, всенепременно с хорошим мылом. Затем тщательно полоскала и сушила, а чтобы пух снова стал легким и воздушным, отец приносил срезанные прутья, которыми мама сама лично лупила по сумочке. После этого пух возвращался в наперник, который тщательно зашивался вручную. Подушку упаковывали в наволочку и не трогали до следующей генеральной постирки.
За этими внезапно нахлынувшими мыслями я не заметил, как вскипятил чайник, залил кипяток в термос, щедрой рукой сыпанув в него заварку и сахар. Наполнил водой фляжку, закинул все в вещмешок и спустился вниз, стараясь не шуметь и привлекать к себе внимания.
В шаге от проходной я все-таки остановился и решил-таки написать записку, мало ли что может произойти, так хотя бы искать начнут, если что. Поздоровавшись с тетей Гриппой и, выпросив разрешения воспользоваться её велосипедом, на котором она приезжала на работу, я заодно попросил лист бумаги и ручку.
Сочинив записку, тщательно её свернул и попросил передать лично в руки другу своему Женьке, если вдруг не вернусь о полуночи. Вахтерша сурово поджала губы записку приняла и клятвенно заверила, что передаст только Евгению и никому другому. При этом хитрая тетка пыталась выяснить исподволь, куда это я намылился ни свет ни заря, заодно отказала мне в своем транспортном средстве, но тут же указала на другой велик с спущенными колесами.
«Бесхозный, — охарактеризовала его тетя Гриппа. — В том годе студента отчислили, а он так и не забрал. Вот стоит в подсобке, место занимает, а не выкинешь — вещь нужная в хозяйстве! Накачать вот некому, да цепь спадает. Завхозу некогда, а вас, охламонов, не допросишься!» — ворчала Агриппина, показывая мне велик, заставленный швабрами метлами и ведрами.
Я выкатил агрегат на свет божий, чихая и смахивая с лица паутину. Вахтерша при этом ругалась на неряху-сменщицу, которой дела нет до порядка и чистоты. Бегло оглядев велик, я попросил у тети Гриппы насос, бодро накачал колеса, проверил цепь, выкатил двухколёсного коня на улицу, оседлал и помчал в сторону Кирпичиков, наслаждаясь свежестью утра и тишиной.
К морю я домчался достаточно быстро. Весело скатился с горки, припрятал велосипед в кустах и отправился на разведку.
При свете дня местность уже не казалась такой таинственной и странной. По берегу тут и там торчали редкие любители утреннего клева. Море лениво целовалось с ракушкой, негромко шурша и на что-то жалуясь чайкам. Солнце медленно вставало из-за горизонта, раскрашивая небо всеми оттенками синего и фиолетово-розового цвета. День обещал быть жарим.
Кустарник оказался зарослями акации. Молодые отростки буйно расползлись в подножья пригорка, надежно скрывая любые входы и провалы, если таковые тут водились. Про себя я вспоминал всех морских чертей поименно, ломая ветки, пытаясь продраться поближе к обрыву.
Только через полчаса до меня дошло: первый мамонт, которые пытался пройти сквозь армию гибких молодых колючих веток, — это я. Вряд ли вчерашний товарищ сумел тихо и без ругани продраться через это акационное безумие. Значит, надо срочно выбираться отсюда и искать другой путь.
С облегчением вырвавшись из объятий акации, я рухнул в траву, выбирая из одежды и рюкзака колючки. Выбираться из меня они не хотели, пришлось убить почти полчаса на то, чтобы избавиться от последствий своей битвы с кустарником. С облегчением выдохнув, я поднялся, подхватил рюкзак и выбрался на дорогу.
Оглядев окрестности, решил действовать от обратного, точнее от вчерашнего. Закинул вещмешок на плечи, хотел было доехать до места своей рыбалки на велике, но передумал. Лучшего места, чем хваткие заросли акации мне не найти.
Придумано — сделано как говорится. Я затащил велосипед поглубже в кусты, с содроганием представляя, как буду вытаскивать его обратно. Но сделанного не воротишь, я вздохнул и зашагал в сторону своей ночной стоянки. Идея заключалась в том, чтобы с той самой точки рассмотреть обрыв и заросли и прикинуть откуда примерно мог выйти ночной гость.
Колебался я недолго, еще раз проверил, надежно ли спрятан велосипед, и выдвинулся в сторону ночной точки дислокации. Мне повезло, рядом с моим местом никого не было. Ближайшие пару рыбаков находились за сотню метров дальше по берегу, поэтому я расположился на там же, где и вчера. Неторопливо достал термос, налил себе чаю и принялся внимательно оглядывать окрестности при свете дня.
Зелень плотным ковром покрывала весь обрыв и поляны по обеим сторонам дороги. Высокие кусты чертополоха перекрывали обзор, как и разбросанные у подножья откоса невысокие кусты. Поэтому я никак не мог сообразить, откуда все-таки вышел вчерашний товарищ в кепке.
Разнотравье сливалась в одно сплошное море, скрывая любые возможные проходы. Я допил чай, закинул термос в рюкзак и задумался. В зарослях акации я уже побывал
