Когда сели в пролетку, Углов сказал извозчику адрес: Садовая, близ Невского, после чего откинулся на сиденье — было видно, что он все-таки потерял немало крови.
— Так куда мы едем? — спросил Ваня.
— Домой к Кривошеину, куда же еще, — отвечал руководитель группы. — Надо его предупредить. Ведь он не знает, какая опасность ему грозит! Хотя Романов убит, но у этого «Пугачева», я полагаю, есть немало других подручных. Я посоветую Кривошеину на время исчезнуть из столицы. У него ведь наверняка есть свое имение — вот пусть и отдохнет там.
— Что, вам так его жалко?
— Да не в том дело! — отвечал Углов. — Дело не в жалости…
И, наклонившись к уху товарища, чтобы извозчик не услышал, сказал:
— У нас ведь не только Игорь перед заброской книжки читал, я тоже кое-что изучил. Так вот, я узнал, что Александр Кривошеин должен сыграть в дальнейшем довольно значительную роль в управлении империей. Не такую, конечно, как Столыпин, но значительную. Мы не можем допустить, чтобы он погиб сейчас, чтобы произошла такая деформация истории!
— Но мы каждый день совершаем какую-нибудь деформацию, — возразил Ваня. — Вот только что, с Романовым. Какая разница? Если прав Брэдбери — знаете его рассказ про бабочку? — то наш мир, из которого мы сюда прибыли, уже должен по нашей вине неузнаваемо измениться…
— Мы в прошлый раз, когда в прошлое отправлялись, тоже этого опасались, — кивнул Углов. — Но этого не случилось. Потому что воздействие воздействию рознь. Гибель любого человека — конечно, трагедия. Но если он не был известной личностью, то его смерть будет, так сказать, небольшой волной, которую погасят другие волны, то есть события. Но смерть известного писателя, полководца, государственного деятеля — это своего рода цунами. Вот такая волна может многое изменить. И мы этому должны помешать!
— Итак, после событий последних суток многое прояснилось, — сказал Углов. — Попробуем подвести итоги.
Совещание членов группы, снова собравшихся вместе, проходило в гостиничном номере. Шла уже вторая половина дня. Столь позднее начало рабочего дня объяснялось тем, что после ночных событий Углов всю первую половину дня спал. Ваня и Дружинин тоже встали не слишком рано.
— Прежде чем ты начнешь итоги подводить, сначала скажи, что с Кривошеиным, — прервал руководителя группы Дружинин. — Удалось тебе с ним встретиться? Что он сказал? А то Ваня мне кое-что рассказал, но главного и он не знает.
— Встретиться удалось, — отвечал Углов. — Я еще раз убедился, что Александр Васильевич — человек очень умный; недаром он позже занимал самые высокие посты, например возглавлял правительство Врангеля в Крыму. Он сразу понял, какая опасность ему угрожает. Он решил временно уехать из Петербурга в свое подмосковное имение. Также он сказал, что предупредит о возможной опасности других соратников Столыпина. Так что этот вопрос решен и можно перейти к анализу ситуации. Первое, что нам стало ясно, это что господин Степан, он же Стрекало, о котором мы слышали еще в Киеве, — личность вполне реальная, а вовсе не чья-то выдумка. Он появился и здесь, под именем Емельяна Пугачева.
— Значит, ты уверен, что Пугачев и Стрекало — это одно лицо? — спросил Дружинин.
— Совершенно уверен, — кивнул Углов. — Об этом говорит все: одинаковые приметы, общие задачи — уничтожение Столыпина и его соратников. И, наконец, похожие методы — действовать не самому, а руками исполнителей.
— Причем исполнителями назначают революционеров, чтобы убийства сваливали на них, — добавил Ваня.
— Вот именно! Очень важная черта! О чем она говорит?
— Организаторы убийств путают следы, не хотят, чтобы о них стало известно, — сказал Дружинин.
— Правильно! Они путают следы, они скрываются. И тут мы приходим ко второму выводу, который можно сделать уже сейчас. Революционные круги не имеют никакого отношения к убийству Петра Столыпина. Недаром ни одна партия не взяла на себя ответственность за это покушение. А ведь ни эсеры, ни анархисты так не поступают. Наоборот — они всегда с гордостью сообщают, что именно они казнили очередного «сатрапа». А тут молчок. Почему?
— Потому что сделано их руками, но замысел чужой, — сказал Ваня. — Да, мне об этом еще Наливайченко в Киеве говорил.
— А мне — Маша, а потом еще Леонтьев, — поддержал его Дружинин.
— Вот, и это будет наш второй вывод, — сказал Углов. — А третий мы можем сделать из сведений, которые Игорь принес от Мосолова. Это, пожалуй, самая ценная наша добыча. Мы узнали, что Александр Кривошеин был прав: начальник дворцовой канцелярии Мосолов принадлежит к числу врагов Столыпина. И эта вражда — совсем не личная, не случайная. Она не закончилась с гибелью премьера. Генерал Мосолов попросил Игоря фактически организовать слежку за Кривошеиным и Гурко. Возникает вопрос: это Мосолов организовал убийство премьера или есть и другие фигуры? Ты, Игорь, как думаешь?
— Мне кажется, есть и другие, — отвечал Дружинин. — Фактически Мосолов мне в этом признался, когда говорил, что есть другие «замечательные люди». И потом… мне еще другие сказали.
— Другие? — Углов удивленно поднял брови. — Это кто же?
— Ну… у меня появился еще один помощник, — отвечал инженер, потупившись. — Кажется, появился. Твердо она ничего не обещала…
— Так кто же эта таинственная «она»? — настаивал майор.
— Маша, дочь Мосолова, — неохотно признался Дружинин. — Так получилось, что мы с ней лучше познакомились… у нас оказались общие интересы…
— Вот как? — с непонятной интонацией произнес Углов. — Что ж, это может оказаться полезным. Хотя чревато всякими неожиданными последствиями — думаю, ты сам это понимаешь.
— Я понимаю, — с готовностью кивнул Дружинин. — Так вот, Маша говорила, что у отца регулярно собираются люди, обсуждают государственные дела.
— А что за люди, твоя новая помощница не сказала?
— Почему же, сказала. По ее словам, чаще других бывают комендант Зимнего дворца Воейков и его тесть, министр двора Фредерикс.
— Ну, как же, конечно, Фредерикс! — воскликнул Углов. — То-то эта старая лиса не захотела со мной сегодня встречаться, больным сказался. А я побоялся настоять на встрече — сами понимаете, документы у меня липовые, полномочия выдуманные.
— Думаю, мы ничего не потеряли оттого, что ты не встретился с Фредериксом, — сказал Дружинин. — По словам Маши, остальные участники собраний министра двора не уважают, считают человеком недалеким, а проще говоря — дураком.
— Может быть. Но кто эти «остальные»?
— Так, Воейкова я назвал… Еще бывают обер-гофмаршал граф Бенкендорф, генерал-майор Граббе, Нарышкин…
— А Спиридович?
— Нет, — покачал головой Дружинин, — Спиридовича она там не видела.
— И что же объединяет всех этих почтенных господ?
— Прежде всего — искренняя ненависть к любым переменам. Они не хотят менять в государственном устройстве абсолютно ничего. Все новшества кажутся им подозрительными. И не только политические — Дума, партии, свободная пресса. Как выразилась Маша, они «исходят ядом» и по поводу предложений о переходе России на метрическую систему мер, о сокращении алфавита, о реформе календаря… И уж конечно, у них вызывала ненависть вся деятельность Столыпина, особенно разрушение общины. «Ты бы слышал, — рассказывала мне Маша, — с каким придыханием все эти графы и министры говорят об общине! Словно сами на общинном выгоне коров пасли!»
— Хорошо выражается твоя помощница! — заметил Углов. — А она, стало быть, их разговоры регулярно подслушивает?
— Да, слушает.
— Это что — ради общего развития? Или чтобы донести на папеньку в полицию?
— Ни то, ни другое, — отвечал Дружинин. — Маша следит за отцом по заданию партии.
— Какой же?
— Партии эсеров, разумеется. В ее понимании, в России в настоящее время есть только одна серьезная партия — та, которую возглавляют Чернов и Гоц.
— Интересный расклад, — заметил Углов. — Мы начали наше расследование с эсеров и опять к ним вернулись. Впрочем, это неважно. А важно вот что: у нас появилась возможность проникнуть в ряды заговорщиков. Надо ею воспользоваться. Мы должны понять, как возник этот заговор против Столыпина, как он созрел, каков его механизм. Например, какую роль в этом играет некий господин Стрекало? Он простой исполнитель или участник заговора? И потом — кто является вдохновителем, руководителем этой группы? Мосолов или кто-то другой?
— Вы простите, что я влезаю, — неожиданно подал голос Ваня, который на совещаниях обычно молчал. — Но у меня такой вопрос: а есть ли вообще заговор?
— Что ты хочешь сказать? — повернулся к нему Дружинин. — Как же может не быть заговора, когда мы обнаружили группу людей, которые готовили убийство Столыпина? Которые продолжают регулярно собираться и преследовать соратников премьера?
