— Ну да, все верно, они собираются, совещаются. Но заговор — это нечто, происходящее втайне от власти. А может, эти люди от власти вовсе не таятся?
Углов и Дружинин переглянулись.
— Ты хочешь сказать, что заговорщики действовали с благословения самого царя? — спросил Углов. — Что Столыпина, так сказать, убил сам Николай?
— Ну да! — воскликнул Ваня. — Помните, нам еще там, перед отправкой Григорий Соломонович рассказывал, что Николай проявил странное безразличие к смерти Столыпина? И на похороны не остался… Если он был в курсе заговора, тогда понятно, почему охрана была так плохо организована и почему Богров револьвер в театр пронес. Все сходится!
— Нет, не все! — заявил Дружинин. — Если царь был так недоволен деятельностью Столыпина, так зачем огород городить, зачем убивать? Отправил премьера в отставку — и все дела. Пускай едет к себе в Саратов цветочки сажать. И Кривошеина не надо убивать — тоже на покой отправить. А ведь в реальности его никуда не отправили, наоборот — поставили руководить экономической политикой правительства. А что Николай на похороны Столыпина в Киеве не остался, так он искренне считал себя выше всех; нечего ему, самодержцу, стоять у гроба какого-то бывшего премьера. Так что ты, Ваня, ошибаешься: заговор есть, он существует!
— Молодец, Игорь, все правильно разложил, — сказал Углов. — А то я тоже как-то… усомнился. Да, заговор существует, и нам надо в нем разобраться. Все как я говорил: состав, устройство, механизм действия, мотивы участников, лидер… А кроме того, надо выяснить, нет ли здесь заграничного влияния. Есть у меня подозрение, что оно существует. Ведь известно, какую роль спустя несколько лет будет играть английский посол в убийстве Распутина. В общем, наше расследование вступило в решающую фазу. И основная тяжесть в данный момент будет лежать на тебе, Игорь. Так уж получилось, что ты ближе всех подобрался к заговорщикам.
— Я думал Ваню к этому делу подключить, — сказал Дружинин. — Мне уж и пропуск в Зимний выпишут на моего помощника Ивана Полушкина.
— Правильное решение! — одобрил Углов. — Ваню обязательно привлечь надо — пусть проявит свои способности. А может, тебе удастся еще одного помощника взять, тогда и я поучаствую. И вот вам, телефонисты, задача: постараться выйти на этого загадочного господина Стрекало. Мне кажется, когда мы с ним познакомимся, многое станет ясно…
— Правда, придется часть времени потерять в доме Кривошеина, — заметил инженер. — Мне ведь его прослушку надо организовать. Мосолов сказал, что придумает, под каким видом меня туда забросить. А ведь мы на самом деле Кривошеина подслушивать не собираемся…
— А ты скажи Мосолову, что по техническим причинам тебе сначала надо провести провода в аппарат того человека, который будет подслушивать чужие разговоры — то есть в его собственный, — посоветовал Углов. — А может, и не только в его. А уж потом ты займешься «объектом». Может, к тому времени нам все станет ясно и до этого вообще дело не дойдет.
— Хорошо, так и сделаю, — кивнул Дружинин.
В Зимнем дворце начались какие-то технические работы. Следуя по коридору первого этажа в свой кабинет, расположенный в левом крыле здания, генерал Спиридович увидел такую картину: у стены сидели прямо на полу двое рабочих, окруженные мотками провода и разложенными тут же инструментами, а рядом возвышался во весь свой немалый рост министр двора барон Фредерикс и что-то им внушал.
— Нет, я решительно такое запрещаю! — услышал генерал, подойдя ближе. — Закрыть эту проволоку замазкой — это совершенно недостаточно! А вдруг по ней искра какая проскочит? И потом, я слышал научные данные, что от проволоки идет излучение, от которого вред здоровью. А тут государственные чины ходят, сам государь пройти может! Приказываю делать в стене углубление и там вашу проволоку скрывать!
— Канавку мы, конечно, можем сделать, — отвечал барону старший из мастеровых, среднего роста блондин. — Только дворец жалко. Это все же старинное здание, зачем его зря уродовать? Сегодня провод нужен, а завтра его, может, уберут, а дырка в стене останется. И потом, от телефонного провода никакая искра проскочить не может, и излучения от него нет — ток в нем слабый.
— А я говорю, делать так, как я приказать! — возвысил голос барон, по обычаю путая падежи в состоянии волнения.
— Нам только господин инженер приказать может, — ответил младший мастеровой, щуплый парнишка в картузе и куртке со множеством карманов. — Как он скажет, так и сделаем.
Лицо министра двора побагровело; он готов был обрушить на ослушников весь свой гнев. Подошедший как раз в эту минуту Спиридович поспешил его успокоить.
— Оставьте, барон, — сказал он. — Разве вы не видите — это простые исполнители, они делают, что им скажет их начальник. Найдите этого инженера и выскажите ему свои претензии. Кроме того, я слышал, что телефонный ток и правда слабый. А что, это действительно телефон? — обратился он к старшему из мастеровых.
— Да, ваше благородие, — отвечал блондин. — Проводим связь на второй этаж, в кабинет господина Мосолова.
— Ах, Мосолова! — сказал генерал. — Но ведь у него, кажется, уже есть телефон? Зачем же еще один?
— Это вроде как не нашего ума дело, — отвечал рабочий, — но я слышал, что это связь особая, секретная. А вы, ежели интересуетесь, у господина Мосолова у самого спросите.
— Да нет, это я так, из любопытства, — ответил Спиридович. — Это если господин барон захочет спор с вами разрешить, он будет к начальнику канцелярии обращаться.
— И буду! — воскликнул Фредерикс. — Это безобразие, такая дерзость! Я их проучу!
И он развернулся и отправился искать Мосолова или же неизвестного инженера. А Спиридович развел руками, как бы говоря технически грамотным рабочим: «Тут уж ничего не поделаешь, такой человек!» — и отправился дальше, в свой кабинет.
Войдя к себе, он начисто забыл про утреннюю встречу в коридоре. Пустяковый эпизод, к тому же навалилось много работы, и работы довольно приятной: надо было рассмотреть представленный проект сметы на содержание дворцовой охраны, внести в него свои предложения и поправки и передать дальше — то есть барону Фредериксу, как министру двора. Кроме того, предстояло утвердить предложенную новую форму шталмейстеров, флигель-адъютантов и рядовых чинов охраны. Александр Спиридович занимался этими делами до самого обеда, то есть до четвертого часа дня, после чего решил поехать к Дюссо и пообедать там.
Проходя по коридору, он опять увидел давешних рабочих. Теперь они находились уже в другом месте, гораздо ближе к лестнице, ведущей на второй этаж. И они были не одни — рядом стоял высокий господин в безукоризненном темно-сером сюртуке. В руках господин держал какой-то чертеж и, тыкая в него пальцем, давал мастеровым указания. Очевидно, это и был тот самый инженер, на которого утром ссылались мастера.
Услышав, что кто-то идет, инженер на секунду обернулся, скользнул взглядом по приближавшемуся генералу и опять уткнулся в свой чертеж. Спиридович успел заметить худощавое волевое лицо, тонкие усики, очки в золотой оправе, которые на техническом специалисте были вполне уместны, но совершенно ему не шли. Проходя мимо группы, генерал услышал слова инженера: «Нет, распредкоробку будем ставить не здесь, выше будем ставить…»
У генерала Спиридовича была превосходная память на лица людей и еще лучшая — на их голоса. Раз услышав человека — даже случайно, в толпе или на каком-нибудь митинге, которыми так богаты были лихие пятый-седьмой годы, он запоминал его голос, его интонации надолго. И сейчас, услышав, как очкастый инженер выговаривает «будем ставить не здесь», он сразу вспомнил, что слышал этот голос совсем недавно. И даже вспомнил где — на скамейке Летнего сада, под дулом револьвера, спрятанного в кармане собеседника.
«Ай-ай-ай, — произнес про себя генерал. — Никак это ты, голубчик? Как ты тогда назвался? Если память мне не изменяет, Игорем ты назвался, Сергеичем. И вот ты уже здесь… Впрочем, это дело необходимо проверить».
Да, спешить здесь не следовало — судя по всему, тогдашний собеседник генерала Спиридовича, ныне принявший облик инженера, был человеком серьезным; с таким и вести себя надо было серьезно. Прежде всего следовало проверить, не подвела ли генерала память и точно ли это тот самый клетчатый, что был в Летнем саду и представился бомбистом из Женевы.
Генерал дошел до поворота коридора, посвистывая, зашел за поворот — и тут стал двигаться быстрее. Он подошел к караульному, стоявшему возле лестницы на второй этаж (такие караульные появились во дворце после памятных событий 1905 года, причем появились как раз по настоянию Спиридовича), и приказал ему:
— Ну-ка, братец, ступай вон туда, за угол. Там телефонисты работают. А командует ими такой очкастый, длинный инженер. Вот ты подойди к нему и скажи, что его срочно требует к себе его превосходительство генерал Мосолов.
