после… как лук сооружу, а до ума доведу.
Сделав петли, он не смог натянуть их на рёбра с позвонком от рептилии.
— Чё уставилась, скотина? Помоги, да…
Он показал, как и куда той навалиться. Рёбра согнулись в дугу, но не поломались. Даже намёка на треск не последовало. Мих уяснил: знать основу в качестве лука прекрасней и найти нельзя. Быстро накинул иной край жгута-щупальца, оканчивающийся также петлёй сооружённой им.
Теперь оставалось натянуть и выстрелить. Силы у практикантропа хватало, но явно не для этого лука больше смахивающего на ручную баллисту или арбалет — по тугости натягивания тетивы.
— Придётся подкачаться… — озвучил он вслух мысли, а про себя понял одну неписаную истину: жить захочет, сумеет выстрелить и точно, а иначе никак — и в этом мире нельзя. И возвращаться следовало в лагерь, однако и далее не спешил. Что-то его держало на острове, а что — не сразу уяснил. Всё-таки жажда к приключениям, а любопытство взяло верх. Он так толком до конца и не исследовал остров.
На иной стороне полумесяца он наткнулся на хитиновый панцирь — и не один. Возможно тот «скелет» питался этими… черепахами — обозвал Мих про себя то, что осталось от них.
Вый-Лох также заинтересовался данными находками, принялся ворочать их, даже не убоялся и сунул лапу в нору, обнаружив под одним таким панцирем нечто, что заставило его взвыть и выдернуть лапу, а на ней оттуда ракушку состоящую из двух створок — и «укусившую» его.
Распотрошили бродяги её при помощи топора и слопали «внутренности» в сыром виде. Всё-таки устрица, пусть и гигантская. И на вкус тоже вроде бы ничего. Даже желудок принял её на ура. А уж практикантроп — и заинтересовался створками. Чем не основа щита. А ему требовалась защита.
Панцирям также нашёл применение — чем они не доспехи ему. Сумел подобрать один такой под себя и даже подогнать. А вот скрепить по краям в местах отростков было нечем — верёвка отсутствовала. Зато вспомнил, где добыл тетиву.
Для чего предстояло вернуться к лагуне и устроить новую схватку не на жизнь, а насмерть с тамошним водяным хищником.
Требовалось взвесить все «за» и «против». Тамошний хищник мог ведь и руку с топором перехватить, поэтому дополнительно вооружился ножом — пошёл туда, куда отказывался ручной зверь. Но также поплёлся чуть погодя, не желая оставаться на острове совершенно один. И если бы не он, практикантропу не выжить в схватке с хищником даже из ума, а казалось за счастье тогда, но обошлось. Хотя и не сказать, поскольку, вытащив на сушу хищника, обомлел, задрожав в коленях — дико засмеялся как законченный идиот.
Пред ними предстал доисторический осьминог-спрут, обладая мощной челюстью, как у аллигатора вместо птичьего клюва закорючкой.
Но что сделано, того не отменить, а и не изменить. Принялся чуть погодя ладить доспехи. Панцирь придал ему уверенности в собственных силах, и щит с топором. Но всё же решил сделать себе из скелета рептилии копьё и меч из плоского ребристого плавника — обточил, намотав жгут на рукоять.
Вес амуниции увеличился, делая его менее вёртким и подвижным, но зато непробиваемым как танк.
Для полного счастья не доставало шлема, а так всё в полном ажуре. Кто-то сбросил чешуйчатую шкуру, а и бугристую местами, уплотняя готовый пластинчатый доспех от природы. Сумев отсечь при помощи костяного меча-плавника края лап с фалангами и когтями, практикантроп примерил самодельную кольчугу из чешуи.
— Да она как по мне сшита… — вспомнилась ему классическая фраза Попандопуло из кинофильма «Свадьба в Малиновке». — Терь бы ещё набрать морд полтораста в качестве дружины и раздавить в округе всех вражин!..
Но хлопцы в лагере стояли запряжённые, а лошади пьяные. Измена на измене, а одна беда за другой.
Он чувствовал: пора возвращаться домой, да сумерки застали его при строительстве примитивного плота. Он срубил ствол дерева и обрубил ветви, когда на остров опустилась ночь.
Решено было переждать её тут и никуда не шарахаться — с одной стороны, а с другой — не мог усидеть без дела. И спать не хотелось — сон не шёл, а в голову всякое такое, что мешало даже задремать. Все мысли практикантропа были обращены в сторону лагеря.
— Как там напарник? — думал он про Зуба. — А и все остальные!
Покой ему мог только сниться, поэтому, не взирая на опасность столкновения в ночи с речным чудовищем, он решил плыть, держась за бревно.
Вый-Лох повыл по заведённой уже традиции для приличия, кляня хозяина, и также подался за ним в воду — поплыл. А вскоре уже оба держались рядом на одном бревне, поджав под себя ноги и лапы.
Грёб практикантом мечом-плавником, оказавшимся настоящим веслом, что было удобно и практично. Лишний раз анализировал собственную смекалку, и то: нигде не пропадёт.
Плаванье обошлось практически без эксцессов. Только где-то в стороне, кто-то гонялся за кем-то, подняв пару раз фонтаны брызг. И явно не древний дельфин, а скорее кит сродни касатки или хищник вроде акулы.
И бронезавра след на тропе исчез. Полагаясь на карманный фонарик и компас, а также карту от руки, практикантроп двинул в нужном ему направлении. Так тогда казалось ему, как истинному геодезисту — ошибаться не может. Не сапёр — и один раз уже пронесло, а точнее не счесть, сколько раз и в течение одного дня, а ночью и вовсе не стоило кого-то опасаться, скорее чего-то, что могло оказаться на пути сродни кочки или ямки. Но в доспехах не убиться, а и ночью со зверюгой при наличии ручной можно столкнуться. Глядишь, и с охотничьим трофеем вернётся в лагерь. Хотя и так не с пустыми руками — гремел костяным оружием о такие же точно доспехи.
Зацепил дерево, не заметив его, а затем ещё один ствол и… кто-то его схватил и куда-то воткнул — дупло не иначе. Посветив фонариком, Мих выяснил: там, куда его сунули, находится не он один, а ещё и…
— Здорово, Фашист! Или ты Немец?
Тот вскрикнул, и его крик не был подобен на приступ радости,
