— Значит, надо смиряться?
— Принимать.
— Вы по роду деятельности с ним сталкиваетесь. Но всё же боретесь.
Я развёл руками.
— Можно стараться уменьшить хаос, но одолеть его невозможно!
— Вы как Геракл. Тот тоже с хаосом боролся.
— Благодарю, но это слишком лестное сравнение.
— Отчего же? Наоборот. Геракл для себя старался, бессмертным стать хотел — потому и чудовищ убивал. А вы, кажется, и правда, своё дело любите.
— Люблю. Но на вещи стараюсь смотреть здраво. Каждый должен делать то, что может, и не отчаиваться из-за того, над чем не властен.
— Очень мудрые слова, господин Блаунт. Даже удивительно слышать их от такого молодого человека. Уж простите! Я ведь почему миф про Орфея вспомнил? Вы, наверное, подумали, что меня в нём любовная история более всего привлекает. Не стану отрицать, сюжет красивый, но я хотел про другое сказать: почему бедного кифареда в конце разорвали пьяные вакханки?
— Сказать по правде, не имею представления.
— Греки больше всего боялись обезуметь. Для них это было всё равно что стать частью хаоса — ну, вроде как в ехидну или гидру превратиться. А пьяные считались всё равно что безумные. Поэтому греки старались не напиваться — вино водой один к шести разбавляли. Вакханки и есть воплощение хаоса. Орфей пытался вернуть жену из царства мёртвых. Но умершим не место среди живых. Если б ему удалось, он нарушил бы заведённый богами порядок — принёс бы в мир хаос!
— То есть, его уничтожил тот хаос, который он едва не внёс в мир?
— Да, у древних греков наказания были хорошо продуманы, — сказал Уилшоу.
— А за что же тогда боги увековечили память о нём? Он же, вроде как, преступник, по их меркам?
— За преданную любовь, разумеется, — тут Николас Уилшоу тяжело вздохнул. — Ради которой человек чуть мир с ног на уши не поставил.
Мы помолчали. Спустя полминуты Уилшоу взял виолончель и медленно провёл смычком по струнам.
— Вы ведь приехали смерть мистера Тэкери расследовать? — спросил он, не глядя на меня.
Глава 32
— Меня нанял господин Уэллс. У него возникли подозрения, что его приятель умер не в результате отравления кадаверином.
— Мне кажется, это слишком надуманно. А вы как считаете?
— Я думаю, его убили.
— Вот как?! — удивился лорд. — И… в деле замешано колдовство?
— Об этом я пока не хочу говорить.
— Понимаю. Не раскрываете все карты. Разумно. Знаете, я полагаю, что мистер Тэкери хотел с хаосом бороться. И непременно победить рассчитывал. Для того и на врача учился — чтобы смерть победить.
— Смерть это не хаос, — сказал я. — Смерть — это порядок.
— Мы с вами это понимаем. А молодёжь — увы.
— Скажите прямо, лорд Уилшоу: вы хоть раз допускали, что мистера Тэкери убил ваш брат? — спросил я.
Николас Уилшоу провёл смычком по струнам, извлекая низкий дрожащий звук.
— Нет! Пол никогда до такой подлости не опустился бы. У него принципы.
«А ваш сын?» — едва не вырвалось у меня, но я сдержался, понимая, что в данном случае Николас Уилшоу объективным быть не может, а настраивать его против себя не хотелось: в конце концов, лорд мог попросить меня покинуть именье, а как тогда расследовать?
Распрощавшись с Николасом Уилшоу, я отправился бродить по саду. Нужно было привести мысли в порядок, разложить по полочкам добытую информацию. Круг подозреваемых одновременно сужался и расширялся. Создавалось впечатление, что нигилиста мог убить чуть ли не кто угодно. И в то же время мотивы казались мне сомнительными.
Кем бы ни был убийца, едва ли он мог путешествовать между пространствами и бродить по залам Чёрного зиккурата. И философского камня у него, конечно, нет. А я ведь именно ради него занимался охотой на демонов — в надежде, что однажды наткнусь на алхимика, которому удалось то, чего пока не сумел достичь я. Но, увы! Почти наверняка и на этот раз меня ждало разочарование.
Спустя полчаса или больше я вернулся в дом и отправился в отведённую мне комнату. Принял душ и с наслаждением растянулся на кровати. К сожалению, шёлковая пижама от «Баленсиага» осталась в доме Мартина. В ней я засыпал, как младенец.
Тем не менее, её здесь не было, и приходилось довольствоваться свежими простынями. Я решил ни о чём не думать — хватит на сегодня! Надо голове и отдых давать. Я решительно закрыл глаза и вскоре заснул.
На следующий день после завтрака я подошёл к Джеймсу.
— У меня к вам дело. Съездите со мной к леди Бланш.
Уилшоу приподнял брови.
— Зачем вам?!
— Хочу познакомиться. Такая известная женщина в округе, а я до сих пор её не видел.
— Понимаю. Подозреваемая. Видела Себастьяна перед смертью. Что ж, хорошо, будь по-вашему. Сейчас у меня дела, да и неприлично так рано заявляться. А после обеда, если хотите, поедем.
Глава 33
Из имения Уилшоу мы выехали в третьем часу. Спустя некоторое время я достал бинокль и посвятил несколько минут разглядыванию пейзажа.
Перед сосновым бором, стройным и по-готически устремлённым в небо, виднелась осиновая роща. Над нею стремительно летали ласточки. Вдоль дороги росли кусты сирени, возле которых вились с низким жужжанием пчёлы. Тучи мошкары висели над канавами и козами, обгладывавшими ветки. Маленькие тучи белыми барашками вырисовывались на ясной лазури, на их фоне темнели силуэты жаворонков. Поля темнели зеленью, благородной и насыщенной, словно малахит.
Опустив бинокль, я взглянул на часы, а затем — на своего спутника. Джеймс казался напряжённым.
— Что это вы так насупились? — поинтересовался я. — К невесте ведь вашей едем.
Уилшоу вспыхнул.
— Я прошу вас… — начал он и запнулся.
— Разве это тайна? — притворно удивился я. — Простите, если так. Просто хотел вас поздравить. Такое радостное событие!
— Благодарю. Вы правы: стыдиться здесь нечего, только я ещё не делал предложения.
— Но собираетесь?
Уилшоу кивнул.
— Уверен, Кэтрин Бланш — замечательная девушка, — сказал я. — Она так же красива, как её сестра?
— Не сказал бы. Но очень мила! — Джеймс снова смутился.
«Пожалуй, в леди Бланш он не влюблён, — решил я. — Но, возможно, был».
По дороге я мысленно составил список подозреваемых с мотивами:
Во-первых, Пол Уилшоу. Споры, ссора, дуэль, тревога за брата или тайная влюблённость в экономку Агату Мелтон и, соответственно, ревность.
Во-вторых, Николас, его брат. Если знал про поцелуй в беседке, мог взревновать и избавиться от соперника. В его возрасте подобные опасения кажутся мужчинам вполне обоснованными. Кроме того, чувствовал, что теряет сына, попавшего под влияние нигилиста.
В-третьих, Джеймс. Ревность к леди Бланш, мог отомстить за ранение дяди.
В-четвёртых, Анна Бланш. Если Себастьян отверг её, возможно, отплатила ему.
В-пятых, Мартин. Ненависть «ученика», узнавшего, что наставник насмехался над ним. Или желание свергнуть авторитет — в соответствии с нигилистической теорией. Маловероятно, однако для порядка лучше совсем не вычёркивать.
Наконец, в-шестых, убить Себастьяна могла сестра Бланш, Кэтрин. В случае, если была в него влюблена и ревновала к Анне.
Конечно, проще всего это было сделать отцу, но у него, кажется, никакого мотива не имелось. Разве что помешательство? Но старик Тэкери на безумца не походил. Впрочем, я себя специалистом в данной области не считал.
Дело осложнялось тем, что преступник использовал колдовство, а значит, мог действовать на расстоянии. Его присутствие поблизости от жертвы не было обязательным условием.
— Почти доехали, — сказал Джеймс, указывая вперёд, где на пологом холме, неподалёку от церкви, показался дом с колоннами и портиком. С обеих сторон к нему прилегали деревья старинного сада, а к подъезду вела аллея стриженых ёлок.
