— Я ничего не вижу… Хрен мне в пироги, я не вижу ничего!
— Да тише ты! Проморгайся! — зашипела Милена.
— На голос мой иди! Бегом! — решил помочь я ему, одновременно нащупывая покрывало на ящике.
Услышав мой родной, но такой далекий голос, Илья, как и сказали, кинулся к нам. На звук. Бегом. Короче, этот здоровый лось с разбегу впечатался в нас, снес нас, вогнав в этот дурацкий ящик как бильярдные шары в лузу. А потом сам врезался в ящик. Снес ящик. Ну здоровый же, как шкаф. Ящик перевернулся, вместе с нами внутри. А Илья перекувыркнулся через него и упал снаружи.
Ящик упал на заднюю крышку. И мы упали на его заднюю крышку. Все втроем. Я дернулся, завозился, пытаясь выбраться, рука уперлась во что-то приятно-мягкое…
— Ай! — взвизгнула подо мной Милена.
— Блин, я плечом ударился! — раздраженно бурчал снаружи Илья.
— Чернобожий хер вам в задницу, — заворочалась подо мной Милена, пытаясь сесть. А потом повысила голос. Ну, как повысила. Повысила, но так, чтобы тихо было. Трудно даже описать. Где-то между очень тихим криком и громким шепотом:
— Да слезьте вы с меня!
— Я не могу, у меня ноги наверху! — неразборчиво отозвалась Лиза.
— Твои ноги на мне, а я встать не могу! — пропыхтел я.
— Ну так опусти их! — задергалась Лизавета. Я пытался, но в темноте было непонятно как это сделать, единственно, что мне удалось, это извернуться из под них. Места в ящике было мало, поэтому белеющие в темноте ноги остались где-то рядом с моим лицом — Лиза уперлась ими в стенку. Зато, мне удалось частично слезть с Милены. Встать не смог — “упал” на задницу. Хорошо хоть уперся в Милену рукой. Зато кто-то лежал на моей ноге. Тут Лиза, с ранящими душу стуком коленок, смогла наконец умяться на дно, оттолкнув меня в сторону и уронив почти вставшую Милену.
— Ай, ты на меня села! — рявкнула рыжая. А вот не хрен лезть и всех расталкивать, сама виновата!
Лиза задергалась, начала перебираться ногами, пытаясь вытащить из под Милены голову. И заехала мне голой пяткой в челюсть, сбив обратно на дно ящика. Милена громко охнула, я матюкнулся, Лиза взвизгнула. Мы застыли, сдавленные, как огурцы в банке.
— Да мать твою, Королев, ты что творишь! — зашипела откуда-то снизу Лиза. Голосок у неё звучал как-то глухо. — Во что я лицом уперлась?! Кто мне на руку сел! Да блин, я встать не могу!
Милена глупо хихикнула и тут же злым голосом сказала:
— Лиза, заткнись, не разговаривай!
— Все, тихо, замерли! — скомандовал я.
Мы замерли.
На самом деле вся утрамбовка не заняла и пяти секунд. Пока охрана раскрывала жутко скрипящие двери, пока туда, пока сюда — мы успели и повозиться, и поругаться, и притихнуть.
Отблески света в щелях ящика подсказали, что кто-то приближается.
— Сюда идут! — прошептал я.
Мы, все втроем, замерли. Илья, как потом выяснится, просто накрылся тканью и тоже замер рядом с ящиком.
Послышались голоса. В одном я с удивлением узнал голос самого Канцлера. Этого еще какая нелегкая сюда притащила?
Второй голос был женский. Глубокий, приятный. Мне даже захотелось увидеть обладательницу этого голоса.
— Я, все же, хочу вас предостеречь, мой друг, от скоропалительных выводов и пустых надежд, — сказала женщина. — Это уже какой по счету кандидат? Пятый?
— Второй, если не считать самозванцев, — раздраженно ответил Канцлер. — Вот только этот не похож на остальных. Так, нам нужна шестая арка от входа. Это дальше.
— И чем же он так разительно отличается? — с явным скепсисом спросила женщина.
— Вы слышали слово “товарищ”? — хмыкнул Канцлер. — Вот и я, только пару раз. Это очень русское слово. Так зовут друг друга ушкуйники Новгорода. Не только они, но я слышал от них. Я уточнил — “товарищ” означает человека равного тебе по статусу и связанного с тобой одной целью. Необычное слово, не правда ли? Так сразу и не переведешь на немецкий или английский?
— Я все еще не вполне понимаю…
— Да вспомните же текст пророчества! — рявкнул Канцлер. Судя по голосу, он волновался.
— Не надо мне указывать, — холодно отчеканила женщина. После паузы, добавила:
— Хорошо, я вспомнила. Аж сразу четыре. И?
Судя по свету проникающему через щели ящика, они были уже совсем рядом с коробкой. Я бросил взгляд на Милену и увидел, что упираюсь ей в грудь. Кстати, удобно. Но, наткнувшись на её бешенный взгляд, понял, что это не удобно. Я попытался убрать руку, и тут же понял, что без этой опоры теряю равновесие. Поэтому я снова вернулся в исходное положение. Выглядело это так, словно я просто схватился за её грудь поудобнее. Я попытался изобразить глубоко раскаявшегося в своем существовании человека. Не уверен, что получилось. Я поискал глазами, во что еще можно упереться. Рядом, в густой тени, маячило белесое пятно. Я осторожно положил пугающий камень рядом с собой и коснулся пальцами, пытаясь понять, что это за пятно. Нога? Рука? Лицо? Кожа нежная и бархатная. Лицо Лизы? Тогда упираться нельзя. Хотя стоп, это не лицо. Я принялся энергично ощупывать находку, теряясь в догадках. Лиза дернулась и непозволительно громко зашипела:
— Руки от моей жопы убрал!
В этот момент я и сам разрешил загадку ощупываемого предмета. Нашел некоторые характерные и недвусмысленные признаки. Мы все замерли, прислушиваясь. Зачем так орать?! Но нет, похоже Лиза все же сказала не достаточно громко, чтобы её услышали. Раздался задумчивый голос Канцлера:
— В немецком тексте, где была строчка про знамя и дальше? Как там было?
— Он другом назовет каждого, кто с ним пойдет, и знамя цвета крови над миром понесет, — ответила женщина по-немецки. Я, к удивлению своему, её понял. Ну конечно, Мстислава учили языкам вероятного противника. Он знал тюркский, немецкий и греческий. Последний — на случай важных переговоров, тут это международный язык общения. Лиза снова начала что-то бурчать. Я злобно сжал булочку Лизы. Милена тоже дернулась и сжала ноги.
— Тихо… — едва слышно выдохнула она.
Лизавета тихо охнула и но затихла.
— Хорошо. А если на английском? — снова спросил Канцлер. Кажется он был шагах в пяти.
— И королю и нищему партнер, пусть лишь стоят в тени его штандарта, — явно продекламировала женщина стихотворный отрывок из большего стиха. И, если судить по этой строчке, с сомнительными литературными качествами.
— Но меня интересует греческий текст. Вернее, его перевод. Так, нам нужна следующая арка. Идемте скорее.
Шаги и свет стали отдаляться.
— Я могу повторить и на греческом! — заявила женщина.
— Мы не говорим на греческом, а нам нужен точный перевод.
— Я знаю точный перевод, не забывайте, Канцлер. Я ведь владею талантом проникновения в суть вещей.
— И вы перевели это слово, как “друг”. Я помню. Но вы тогда плохо говорили по-русски. И знали ли вы слово товарищ? Не уверен, — ответил Канцлер. Я прямо увидел, как он поморщился и отмахнулся.
Я попытался подобрать под себя ноги. Лиза задергалась. Милена, кажется, тоже решила сесть поудобнее. Я потерял равновесие и упал лицом на жопку Лизы. Она тихонько замычала и опустила её ниже, пытаясь увернуться. Я лихорадочно пытался нащупать руками точку опору, плюнул и уперся одной рукой в Милену, другой в Лизу. Не особо вникая, куда именно. Все лучше, чем грохнуться на доски рожей. Девушки запыхтели но постарались не дергаться.
— Хочу попросить вас отвернуться, — раздался вежливый голос Канцлера.
— Конечно, — охотно согласилась женщина. Пошли томительно долгие секунды ожидания. Ничего не было слышно. Я бросил взгляд на Милену, не рискуя, впрочем, переменить позу и убрать руку. Она смотрела мне на губы и тяжело дышала. На её лбу выступили капли пота. Я предположил было, что она в бешенстве, но выражение лица у неё было… Странное. Тут раздался грохот. Буквально. Как будто кто-то по земле бульдозером кучу кирпичей протащил. Это заставило нас всех дернуться. Я воспользовался случаем и устроился поудобнее. Даже смог убрать руку с груди Милены. Даже Илья повошкался снаружи. Лиза предприняла решительные действия по изменению своего положения, но только сильнее оттопырила задницу. Теперь она белела прямо перед моим лицом, а ведь мои глаза уже начали привыкать к темноте. Или, может дело в том, что луч света проникал через широкую щель ящика и падал прямо на… Я улыбнулся. Милена тихо охнула и схватилась за стенки ящика.
