А вот затем в бой вступали мы. Но это, конечно, при идеальном раскладе. Любая, даже тщательно подготовленная операция, могла закончиться полным фиаско, если в какой-то момент всё пойдёт не так.
У Алмаза мог прорезаться «креатив» и, если он в виде исключения атакует обоз не у Весёлой горы, тогда все мои расчёты окажутся бесполезными.
А если Конокраду втемяшиться подловить возвращающихся с трофеями конкурентов не там, где предлагал сделать Саша…
Стоит начать размышлять об этом, голова кругом идёт!
Будь в моём распоряжении больше людей, я бы нашёл способы заткнуть многочисленные дырки. Разглядывая карту, я прямо сейчас догадывался, где бы для подстраховки расставил бойцов, устроив такую сеть, сквозь которую даже муха не пролетела.
Эх, мечты, мечты! Где ваша сладость?
Максимум на что можно рассчитывать — сводный отряд в полсотни штыков из милиционеров и чоновцев. Больше не выйдет: если все силовики покинут город, первыми об этом узнают бандиты, и операция сорвётся. Ни Алмаз, ни Конокрад дураками не были и прекрасно бы сообразили, что это значит.
Я не сомневался, что в Рудановске у них хватает осведомителей.
Так что работаем небольшим и мобильным отрядом.
Чекисты сопротивлялись, не желая отдавать мне трофейные пулемёты. Они сами положили на них глаз. Пришлось снова встречаться с Архипом и давить сначала на жалость, а потом на совесть.
Жаров, конечно, ещё тот жучара, но против моего напора не устоял: вернул-таки два заранее присмотренных «Льюиса», да ещё и с боекомплектом.
— Может, наша помощь потребуется? — спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
— Лучше не надо: боюсь вызвать подозрения у бандитов.
— Думаешь, кто-то из моих работает на Алмаза или Конокрада?
— Тебе виднее. Но пока исхожу из других соображений: одновременная движуха в милиции, ЧОН, да ещё и ГПУ обязательно привлечёт к себе ненужное внимание. Так что не заморачивайся моими проблемами. У тебя и своих по горло.
— Это точно, — вздохнул Архип. — После того, как ты оставил мне на складе «Мужества» одни трупы, моим парням приходится рыть землю носом, чтобы найти концы.
— Хочешь — махнёмся? — предложил я. — Твои будут громить банды, а мои раскопают: кто, когда и зачем устроил этот склад.
— Нет! — засмеялся Жаров. — В тебе и твоих орлах я не сомневаюсь, вы хоть кого отыщете, только свистни. Пусть каждый занимается своим делом.
— Замётано! — откликнулся я.
Он пожелал мне удачи, и наша короткая встреча закончилась.
Люди покидали город под покровом ночи, уходили небольшими партиями, чтобы в условленный срок встретиться в одном месте.
Операция ещё не началась, а у нас уже появились первые небоевые «потери»: один чоновец умудрился споткнуться на ровном месте и сломал ногу, ещё один заболел, и у Лодыгина были все основания подозревать, что дело тут в пресловутой «медвежьей» болезни. Да и среди моих не всё оказалось слава Богу! Тоже больной и тоже с подозрительным диагнозом.
Ещё двоих милиционеров пришлось отправить в усиление дежурной бригады.
Итого минус пять… А для меня сейчас любой, на кого можно рассчитывать, оценивался на все золота.
Всё оказалось гораздо хуже, чем думал. В строю под ружьём стояли тридцать три богатыря, правда при двух пулемётах, и усиленные дядькой Черномором в моём лице.
Охренительное войско, если учесть, что бандитов на богатую поживу может слететься чуть ли не больше, чем нас.
Ладно, будем считать, что каждый из нас стоит троих, а то и четверых.
Здесь принято «накачивать» людей перед боем и серьёзной операцией. У Лодыгина был свой комиссар, который как мог пытался поднять в бойцах дух.
Надо отдать должное: говорить он умел, причём с ярким революционным пылом, но чем дольше я слушал его речь, тем сильнее мрачнел. Уж больно не нравился патетический смысл и явное общее направление не туда…
И когда товарищ закончил спич, и стал утирать выступивший на лице пот, слово взял я.
— Значит так, товарищи бойцы ЧОН и милиционеры! Товарищ комиссар вспомнил прекрасные строки песни «Смело мы в бой пойдём». И песня замечательная, и слова в ней не хуже! Но я бы внёс небольшие корректировки в её текст, применительно к моменту. Вместо строчки «И, как один, умрём в борьбе за это» предлагаю петь «И всех врагов убьём…» Потому что умирать мы не собираемся, пусть лучше умирают наши враги. А что касается нас, товарищи, то… «Умирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела», — закончил я фразой из «Песни фронтового шофёра», которую ещё не успели придумать, сочинив текст и музыку.
Настоящее искусство вне времени, особенно, когда говорит о простых и понятных вещах, которые ещё и касаются каждого. Бойцы дружно улыбнулись. Оптимистический настрой фразы поднял им настроение.
— А теперь выдвигаемся на позицию, товарищи, — объявил я. — Мы должны оказаться там раньше бандитов.
Три десятка русских богатырей разных национальностей (и это простая констатация факта), стараясь не производить лишнего шума, двинулись вперёд.
Мимо леска, где мы засядем, победители в схватке конкурирующих банд, не должны проскочить — это при условии, если выношенная бессонными днями и ночами задумка сработает.
Как и любой командир, я ощущал ответственность перед этими людьми. Их смерти лягут тяжёлым грузом на мою и только на мою совесть. Но и сам я не собирался отсиживаться в тылу.
Буду на передовой, и не просто на передовой, а именно что в первых рядах.
К счастью, мне удалось набрать команду пулемётчиков, и оба «Льюиса» попали в надежные руки. С такими «стрекоталками» можно повоевать и с превосходящими силами противника.
Чтобы банда не ушла, надо брать её в клещи, поэтому бойцы расположились по трём сторонам затерянной среди леса дороги. Круг замкнём, когда авангард наткнётся на нашу засаду.
Потянулись длительные часы ожидания. Почти у всех за плечами опыт гражданской, а то и двух войн сразу, поэтому бойцы вели себя спокойно и деловито.
Кое-кто, пользуясь случаем, подрёмывал на солнышке.
А у меня… Меня охватил командирский мандраж. Стиснув кулаки, я молил только об одном: пусть не будет художеств, что со стороны Алмаза, что Конокрада. Поразбивайте друг дружке бошки, сволочи! А мы подключимся чуть позже, раздать «люлей» победителю.
Груз ответственности давил всё сильнее и сильнее, стоило неимоверного труда делать вид, что всё хорошо и идёт по плану, оснований волноваться нет. Подчинённые не должны видеть командира растерянным и смурным, так что я излучал сплошной позитив, надеясь, что его флюиды передаются всем бойцам.
Лодыгин тоже проявил себя молодцом, любо-дорого посмотреть. Не человек, а прямо монументальное изваяние: хоть сейчас лепи из него статую коммуниста или снимай в кино про тех, из кого можно бы делать самые крепкие на свете гвозди.
Тут моё внимание отвлёк голос Леонова.
— Ты что-то сказал? — обернулся к нему я.
— Да, Георгий Олегович. Гляжу на вас и дивлюсь вашему спокойствию. Вы бы знали, какой у меня сейчас мандраж — трясёт так, что зуб на зуб не попадает, — признался Пантелей. — Только вы не переживайте — не за себя боюсь! За дело переживаю!
Я усмехнулся. Знал бы он, какие меня обуревают чувства — сразу перестал бы восхищаться. Но к чему выводить человека из приятного заблуждения?!
— А чего переживать? — сделал удивлённый вид я. — Мы всё продумали. Бандиты просто обязаны попасть в ловушку. Так что спокойствие и только спокойствие. Всё получится.
Он кивнул.
— Вам верю, Георгий Олегович. Вы никогда не подводили.
Где-то вдали послышался шум, прозвучали одинокие выстрелы. Я прикинул: по плану сейчас происходит атака на обоз. Судя по вялой перестрелке, причём исходящей от одной стороны — охрана следует приказу руководства и не вступает в бой.
Ну, хоть в этом пока полное следование плану. Авось и остальные пункты пройдут без сучка и задоринки. По моим прикидкам, бандитам понадобится с полчаса, чтобы завладеть платиной и разоружить охрану. Сколько продлится их бой с шайкой Конокрада — одному Аллаху известно, но не думаю, что затянется надолго. То есть минут пятнадцать-двадцать. Значит, где-то через час с четвертью будут у нас. А там… там и начнётся всё самое интересное и сложное. Ради которого и затеяли эту авантюру.
