выходить — можно не вернуться… Ой, ты вернулся, Михл-Ик…
Возгорание удалось затушить, а это самое главное. Теперь бы отмыться от того, чем испачкали практикантропа. Помогли виновники, окатив из ведра, но на этот раз холодной водой.
— Ещё… — потребовал Мих. — Хорошо-о-Ох…
— Что здесь происходит? — объявился…
— Паштет… — приветил его Мих.
— И не один…
Рядом с практикантропом ничем не отличающимся от ночных тварей стоял Ясюлюнец.
— Вернулся, Фашист…
— Иди на…
— А мы тебя уже внесли в список пропавших без вести…
— Придётся вычеркнуть, и записать в иной — живых, а выживших…
— Из ума… Ха-ха… — поддержал Зуб по обыкновению Михея на словах и не только.
Андрюха не мог нарадоваться возвращению закадычного друга, став в последнее время загадочным — таким же и выглядел.
— Ты где был, а что видел — рассказывай, давай…
— Завтра с утра… ага…
— Не, ну я так не играю, Мих…
— Я тоже, и даже не шучу… Устал, как собака…
Ему помогли добраться до родного уже барака и такой же точно привычной койки. Есть и то не стал просить, лишь Ясюлюнца придержать за зубами язык.
Фашист не только пошёл у него на поводу, но и за ним, заняв кровать Сака, свалившись подле Пигуля, коего, как и Ясюлюнца, перетащил на свою сторону Мих, сам об этом нисколько не подозревая. А ему ещё доверяла Ворона. Да и не только она. Он сильно изменился в глазах сокурсников по группе и параллельной. Словно какая-то местная достопримечательность. Не зря же зверюга приняла его за своего, а они в этом чуждом им мире прожили всего ничего — даже недели не прошло.
Опасаться нападения дикарей явно не стоило, хотя и видели их со слов некоторых соратников по несчастью у лагеря — лазутчиков. Да у страха глаза велики. Им повсюду мерещились враги.
Похоже, что на сегодня с приключениями было покончено.
Паша покосился на Зуба, а тот в ответ пожал ему плечами.
— Всё, смена караула! Можно кричать — караул! — наотрез отказался Андрюха покидать друга. Да и при наличии зверюги Михея снаружи можно было не опасаться незваных гостей. Та чем сейчас там занималась — разделкой трофея Фашиста.
Утром им обоим предстоял серьёзный разговор с «соплеменниками» по лагерной жизни. А как на зоне — не строгого режима, а гораздо хуже — аномальной.
Растолкав напарника с первыми лучами солнца, Зуб услышал от Миха в свой адрес:
— Ты когда-нибудь спишь?
— А ты так всё самое интересное на свете проспишь! — парировал Андрюха, скалясь как всегда. А с утра пораньше. По жизни весельчак и балагур, а тот ещё баламут, ну и разумеется плут.
— Чё-то было — ночью?
— Угу, ты вернулся, и Фашист, — кивнул Зуб. — Где вас носило?
— Пить…
— Выпить?
— Нет, просто воды…
— Странно… и слышать это от тебя! Неужто не пьёшь, аки верблюд?
Зуб сунул напарнику ведро, и тот осушил его литра на два, побрызгал на лицо рукой, и выплеснул остатки на голову. Фыркнул довольно.
— Дичаешь…
— Не без того, конечно, — согласился Мих. — Но будь ты на моём месте вчера, вместо воды была бы в том же количестве водка — и пьянствовал бы неделю напролёт — не меньше!
— Ну ты, блин, и заинтриговал, Мих! А тот ещё на… сказочник… — не терпелось Андрюхе услышать байки… из склепа. А горбатого напарник никогда не лепил, да и привирать не любил. Это его прерогатива, а не Михея.
Но кое-что всё же практикантроп продемонстрировал напарнику — снимок сделанный на мобильнике Ясюлюнца.
— Знакомая рожа, Серожа… — прыснул Зуб. — Видал вчера, когда её в меня метал этот Фашист, а затем догрызала, хрустя черепной коробкой, твоя зверюга. Какова эта тварь на деле?
— С виду весит центнер, если не два, а кость пористая, хоть и массивная, так что лёгкая и прыгучая — зараза. Если бы не Вый-Лох, нам бы с ним… — кивнул Мих на Ясюлюнца, — песец… и не на мех…
Он вновь вызвал у подельника своим заявлением смех.
— В следующий раз я двину с тобой на охоту, — было охота Зубу окунуться с головой в приключения.
— А мне что-то не очень, Андр… талец! Я бы не отказался, если бы по лесу можно было ходить, не оглядываясь на собственную тень.
— И это мне заявляет тот, кто в глазах всего лагеря — герой! Одно слово — богатырь!
— Скажешь тоже… — смутился Мих. — Если кто, то… вон — Фашист. Такое пережил! Знал бы ты, Зуб, где я на него наткнулся… Просто тихий ужас! Как вспомню — аж не могу — так и вздрогну…
— Это можно! Я принесу? Угу?..
— Если только ему, а не помешало бы… — опасался Мих эксцессов со стороны выжившего сокурсника и из ума — недолго было.
Его до сих пор смущало то нечто, чему нельзя было дать никакого логического объяснения, а и водной твари в лагуне острова. И вообще много чему. Похоже, что придётся приспосабливаться и смотреть на разные жуткие вещи с порождениями этого мира, как на обыденные. Вот только психика перестраивалась медленно, если вовсе была способна у них — людей привыкших к цивилизованному образу жизни и такому же окружению. А сами тогда были дикари дикарями. За что и поплатились.
Немец проснулся, и тут же отшатнулся от Ходока. Рука Пи… гуля обнимала его за талию, и это ещё не самое страшное и противное, а то: он прижимался к нему со спины.
— Ещё подеритесь… — вернулся Зуб с «напитком» в привычной гранёной таре. Там были наркомовские сто грамм, а
