что-то намекаете?
- Не намекаю, а прямым текстом говорю, что убийство этого офицера лежит на ваших руках. И у нас есть все основания подозревать вас, Гордеев, в том, что вы завербованы вашим врагом!
- Что! – вскакиваю с табурета я.
- Сидеть! – кричит ротмистр.
В его руках появляется револьвер.
- Садитесь, штабс-ротмистр, пока я не прострелил вам колено.
- Как вы смеете разговаривать так со мной – боевым офицером? – уже спокойнее отвечаю я, хотя внутри всё клокочет от злости.
- Садитесь! – снова приказывает ротмистр и не убирает оружие, пока я не опускаюсь на табурет.
Удовлетворительно кивнув, он продолжает:
- Не будьте глупцом, Гордеев. Ваша судьба – в ваших руках. Каждый мог оступиться. Но у вас ещё есть возможность всё исправить, пока не поздно.
- Глупости, господин ротмистр, - замечаю я. – Ну какой мне резон убивать этого самого капитана? Я же сам взял его в плен…
- Вы пытались втереться в доверие, а потом, при удобном случае, ликвидировали пленного, пока он не успел нам сообщить полезные сведения, - складно излагает свою версию Дзатоев.
- Да, но этой ночью я находился на гауптвахте!
- Это не аргумент. У вас может иметься сообщник, - ротмистр просто непрошибаем.
Предполагаю, что он играет в плохого полицейского, вот только где хороший?
- А как же рейд по японским тылам? Взрыв склада боеприпасов? – резонно спрашиваю я.
Он фыркает.
- Нет прямых подтверждений этому факту.
Начинаю догадываться, с чьего голоса он поёт. Тут даже не торчат уши Вержбицкого, тут мой недоброжелатель предстаёт во весь рост.
- Вдобавок, вы провели за линию фронта китайских торговцев. Неужели вам неизвестно, что под них часто маскируются шпионы врага? – продолжает допытываться ротмистр.
- Я положился на слова китайского союзника.
- На командира этого… как его, - офицер зачитывает:
- отряда «Небесной справедливости»?
- Да, на Ли Цао. Его люди спасли нас.
Контрразведчик фыркает:
- Большего бреда я до сих пор не слышал! Вы посчитали союзниками банальных хунхузов?! Я всё больше убеждаюсь в том, что вы работаете на японскую разведку. Признайтесь, Гордеев, когда вас завербовали? Самому легче станет!
- Я – русский офицер! Я никогда не пойду на предательство моей родины! – говорю я и чувствую, как желваки перекатываются по щеке.
- Посмотрим, какой вы русский офицер, - разочарованно тянет контрразведчик. – У меня и не такие раскалывались.
Внезапно он мрачнеет.
- Будете говорить по-хорошему, Гордеев?
- А как я по-вашему говорю, ротмистр?
- Мне кажется – вы лжёте!
- При других обстоятельствах, в мирное время, я бы с удовольствием вызвал вас на дуэль!
- Вы дурак, Гордеев. Я бы вас пристрелил, как куропатку, и мне это бы сошло с рук.
- Желаете проверить? Готов хоть сейчас! Я к вашим услугам.
- Много чести для предателя! – заявляет он, но чувствуется, что его чуточку проняло.
Контрразведчик протягивает несколько листков бумаги и письменные приборы.
- Пишите, штабс-ротмистр.
- Что именно?
- Мне нужен почасовой расклад вашей последней вылазки в тыл врага: кто, когда и чем занимался. И да, я лично расспрошу каждого из ваших подчинённых. Любое противоречие в показаниях, будет истолковываться не в вашу пользу.
Он смотрит на часы:
- У вас ровно два часа, штабс-ротмистр. То есть пока ротмистр… Конвойный!
Приставив ко мне солдата, Дзатоев покидает кабинет.
Макаю перьевую ручку в чернила, на секунду задумываюсь и начинаю писать доклад. Слава богу, уж чему, а этому важному для любого офицера искусству меня неплохо натаскали в прошлой жизни.
Вот только с непривычки иметь дело с чернилами и пером делаю много клякс. Ничего, пусть списывают на нервное волнение.
Через два часа Дзатоев отбирает мои показания и приказывает вернуть на губу.
Замечаю на себе его изучающий взгляд. Контрразведчик на дурака не похож, наверняка, в следующую встречу изменит тактику: я бы тоже на его месте сначала бы попробовал взять на испуг.
Вместо соседа по камере сидит незнакомый офицер. Смотрю на него с удивлением.
- А где Степанов?
- Повезло Степанову, выпустили раньше срока, - улыбается офицер.
Мы знакомимся, на сей раз в компаньоны достаётся пехота. Вот только не нравится мне манера разговора этого пехотинца, такое чувство, будто пытается без мыла пролезть. Догадываюсь, что это скорее всего – наседка, подсаженная Дзатоевым, и веду себя так, чтобы не вызвать ни у кого подозрений.
Треплюсь на абсолютно отвлечённые и пустые темы, избегая острых мест. Пехотинец злится, но вывести меня на откровенность у него не получается. Нет уж, братец, обломись!
Перед ужином в руки от солдата-раздатчика пищи будто случайно падает записка.
Не подавая перед соседом вида, осторожно разворачиваю и читаю текст на хорошем русском:
«Дорогой, Коля!
Мои люди видели тебя арестованным на улице, мы знаем, что тобой интересуется русская контрразведка. Говорят, у тебя очень опасные враги, и они желают тебе смерти.
Это несправедливо. Ты – настоящий офицер.
Я помогу тебе, устроив побег. Только оказавшись на свободе, ты сможешь доказать, что невиновен.
Если хочешь бежать, дай знак – повяжи на решётку камеры свой платок.
Твоя любящая Ли Юань-Фэн»
Надо же, грустно думаю я: свои в шпионы записали, а китайская девушка готова рисковать ради меня жизнью. Забавно устроен этот мир!
Может, действительно, плюнуть на всё, согласиться с Ли Юань-Фэн и сбежать? Всё равно Вержбицкий и Дзатоев так с меня не слезут.
Интерлюдия 2
Одиннадцать бойцов команды охотников-разведчиков штабс-ротмистра Гордеева стояли, сбившись в кружок перед особнячком контрразведки,
- За что же их благородие на цугундер? Ну, дал один офицер другому в зубы, так то их дело благородное, -
