Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх

Я сказал с укором:

— Граф... я бы все эти штуки для убивания людей сменял на одну, воскрешающую их!

Он улыбнулся.

— Увы.

— Или хотя бы такую, — сказал я, — чтобы стро­ила дома, а не жгла. Да ладно, что строила, хотя бы ремонтировала... Вот смотрите, целых пять штук, каж­дая может издали сжечь дом или сарай с зерном, но ни одной...

Он помрачнел.

— Сэр Ричард... вы задаете слишком детские во­просы. А на них отвечать труднее всего. Поверьте мо­ему опыту. А эти сундуки... куда?

— Большие вынесут наши ребята, даже вам могу доверить, если руки не кривые, а ларцы и всякую ме­лочь со стола — я. Другим браться, как уже сказал, но могу повторить, я терпеливый, опасно.

Через полчаса все оружие и доспехи погрузили в ящики, тщательно приколотили крышки, да не узрят посторонние, Норберт и Альбрехт, не доверяя никому,сами взяли по ларцу, еще два сундука я велел нести за нами.

Когда спускались по лестнице, придворные уже шу­шукались и показывали пальцами. Слуги распахнули перед нами двери, мы вышли во двор, до левого фли­геля около двухсот ярдов, но мы едва успели пройти треть, как за спиной раздался требовательный крик:

— Стойте!..

Я оглянулся, по ступеням следом за нами сбега­ет чуть ли не вприпрыжку, теряя всякое достоинство, герцог Алан де Сен-Валери, весь растрепанный, взвол­нованный, негодующий.

— В чем дело? — спросил я холодно.

Он обогнал нас, встал на пути парней с ящиками и раскинул руки.

— Стойте! Это имущество королевского двора!.. Вы совершаете воровство у его величества!

Я сказал зло:

— Герцог, успокойтесь. Это мое личное имущество. Можно сказать, носимые вещи. У нас с его величе­ством все договорено.

— Нет, — вскрикнул он. — Пока я не услышу от его величества это лично, я не позволю расхищать его вещи. Не сомневаюсь, что вы похитили самое ценное!

Из здания начали выходить уже группами, на крыльце не помещаются, сходят опасливо по бокам, окружая нас полукольцом.

— Тогда бегите к его величеству, — велел я.

— А вы тем временем улизнете?

— Герцог, — сказал я, уже закипая, — выбирайте выражения.

— А если вы не выбираете... действия?

Далеко впереди ворота сада широко распахнулись, по четверо в ряд показались рослые всадники на круп­ных боевых конях, все в доспехах вестготской выделки, впереди рыцари, следом тяжелая панцирная конница.

Сердце мое радостно стукнуло, Ордоньес перевез первыми тех, кто больше всего и нужен.

— Перестаньте, герцог, — сказал я, — не хочу с ва­ми ссориться.

Он прокричал громко, рассчитывая на то, что ус­лышат все во дворе:

— Я защищаю интересы его величества!

— Повторяю, — сказал я терпеливо, — я забираю свои личные вещи. Отойдите с дороги.

— Нет, — закричал он, срываясь на визг, — нет!.. Несите обратно.

— Герцог, — сказал я страшным голосом, — вы ме­ня уже разгневали.

Он ответил гордо и спесиво:

— Меня ничей гнев не страшит, кроме гнева Го­спода нашего!

Я вскипел, тугая волна горячей крови ударила в го­лову. Всадники уже покинули коней и подошли, очень заинтересованные, к нам. Я узнал среди них барона Лейнинген-Хайдесхайма, племянника графа Гатера.

— Сэр Вальден, — велел я страшным голосом, — взять это мелкое ничтожество... и повесить во дворе!.. Нет виселицы? Тогда прямо с балкона! И чтобы все видели!

Он кивнул, на лице отразилось явное удовольствие, вестготцы всегда соперничают с сен-маринцами. Двое дюжих воинов ухватили герцога и с явным удо­вольствием завернули ему руки за спину так, что он вскрикнул, лицо стало белым от боли и ужаса..

Сэр Вальден спросил деловито:

— Как объяснить?

Я прохрипел, лязгая в бешенстве зубами:

— За препятствие... за нарушение условий Союзно­го Договора!.. Чей приоритет над местными законами неоспорим!.. Тащите отсюда эту мерзость!

Герцога потащили прочь, Альбрехт подбежал ко мне, проводил арестованного встревоженным взглядом.

— Господи... Я понимаю, но стоило ли в первый же день...

— Сейчас по всему королевству нечто подобное, — ответил я резко, — что жалеть эту тварь, что будет по­стоянно вставлять мне палки в колеса!.. К тому же на­до показать наконец-то, кто правит бал!..

Подошел Норберт, послушал, посмотрел на увола­киваемого придворного.

— В какой-то мере, — пробормотал он, — это вер­но. Здесь слишком привыкли видеть королем Кейда­на. И только Кейдана.

Альбрехт сказал нервно:

— Тогда можно иначе. Поставить его у позорного столба на городской площади и... выпороть!

Норберт подумал, кивнул.

— Вообще-то и мне этот вариант нравится больше. Казнь что, поговорят и забудут. А так на герцога будут показывать и говорить, что Ричард и таких порет, как простолюдинов.

Я сказал медленно, делая вид, что переубедили, а я не сам уже остыл:

— Хорошо, вы правы. Скажите, что приказ изме­нился. Но выпороть хорошенько. Не для вида, а так... чтобы кожа свисала такой красивой красной бахро­мой в ажурных дырочках. Пусть простой народ пора­дуется, что и герцогам достается, и восславит приход демократов.

Ящики унесли в левый флигель дворца, там под­няли на второй этаж и сложили у стены, поставив усиленную охрану.

Норберт повел меня по комнатам, показывая с та­кой уверенностью, словно прожил здесь всю жизнь, вместе выбрали место для моих покоев, а я присмо­трел, куда спрячу свои сокровища.

— Годится, — сказал я. — Не думаю, что задержусь здесь надолго. Но не делить же один кабинет с Кей- даном?

Он скупо улыбнулся.

— Хотел бы я на такое посмотреть.

После его ухода я прошелся вдоль внешней стены, посмотрел во все окна, есть даже дверь на балкон, что весьма важно как для меня, так и для некого птеро­дактиля.

За спиной скрипнуло, я моментально обернулся. Из коридора шагнул рыцарь в скромном кафтане не­броских цветов поверх кирасы со свежими насечками, стальной шлем на сгибе левой руки, церемонно пре­клонил колено, но не голову, продолжая смотреть в мое лицо очень серьезными глазами.

Я подошел, поднял его и обнял.

— С возвращением, сэр Жерар!

— Ваше Величество...

— Продолжим, — сказал я. — Нет, сперва восста­новим, затем продолжим. И уже таких ошибок не на­делаем. Это было бы глупо, верно?

Он кивнул.

— Конечно. Наделаем новых. Более масштабных. Все-таки король, не майордом.

Я широко улыбнулся.

— Приступайте, сэр Жерар!.. Кстати, там внизу уже барон Торрекс Эйц, налаживает охрану корпуса. Вы с ним и тогда дружили... И вообще, снимите эти ужас­ные доспехи. Мы отныне мирные люди.

— Насколько мирные? — спросил он.

— По обстоятельствам, — пояснил я.

— Моя рабочая комната, — сказал он, — будет, к сожалению, соседняя? С этой не связанная?

— Это недолго, — заверил я. — Есть идеи насчет отдельно стоящего дворца. А там уже укрепимся ста­ционарно.

Он поклонился, уже привычно сдержанный и не­многословный, отступил и вышел, ухитряясь ступать неслышно подкованными сапогами.

Никогда не думал, что моей опорой станут тур- недцы или вестготцы, но сейчас, когда мои основные силы на севере, именно стальграф Филипп обеспе­чивает порядок в Геннегау, рейнграф Чарльз взял под контроль все дороги в Сен-Мари, а две трети своей армии отправил с графом Гатером фон Мергенгардом, которому поручена особая миссия.

Утром разведчик Норберта, который послал легкие отряды со всеми штурмовыми отрядами, вбежал в ка­бинет и сообщил, запыхавшись, что барон Лейнин- ген-Хайдесхайм захватил считавшуюся неприступной крепость Алых Мечей, оставил там гарнизон и бы­стрым маршем пошел дальше.

— Молодец Гатер, — пробормотал я. — На самое опасное, но и почетное задание послал племянника... А того точно за такой подвиг придется наградить.

Норберт вздохнул с облегчением.

— Ваша тактика работает, — сказал он со странным выражением. — Это не по-рыцарски, конечно, кто-то да осудит, никогда такого не было, чтобы благородные рыцари в виде нищих да трусливых погорельцев про­бирались в крепости и замки противника...

— Главное, — возразил я, — результат! А насчет то­го, что никогда... Викинги, от которых все гордо ведут происхождение, и не так прикидывались.

— Неужели правда?

— Один из их вождей, — подтвердил я, — чтобы попасть в город, который не удавалось взять, даже прикинулся мертвым, чтобы занесли по ту сторону крепостных стен. Про троянского коня вообще мол­чу, в нем даже царь, как мышь, прятался и страшился дышать громко...

Дверь отворилась, появился сэр Жерар, такой же угрюмый с виду и молчаливый, как и в те старые до­брые времена, с первого взгляда видно, насколько расчетлив в каждом жесте и слове. Такие люди обыч­но живут добротно, у них крепкий нравственный стержень и служат только правому делу, во всяком случае тому, кого считают правым.

Я покосился в его сторону, замер, не двигается, не желая меня отвлекать, если того не пожелаю.

— Сэр Жерар, — произнес я.

— Ваше Величество, — ответил он почтительно и вроде бы бесстрастно, однако я уловил, что это обра­щение ему нравится все же больше, чем предыдущие.