Альбрехт саркастически фыркнул.
— Наш сюзерен — политик, не знали? А это значит, что умеет грабить даже мертвых.
— Ох, — сказал я, — дошутитесь, граф. Вы себе где присмотрели имение? Не дам.
— А что насчет Фортескью? — спросил Норберт.
— Вернуть, — распорядился я. — И, конечно, восстановим в прежней должности. Но так как теперь он будет заниматься делами не только королевства Сен- Мари, а всего Содружества Демократических Королевств, то правильно и закономерно будет возвести его в олдграфы или что-то подобное.
Замки щелкнули все разом, дверь не открылась, а исчезла. Норберт перекрестился, Альбрехт поплевал через левое плечо.
Я сказал бодро:
— Входите. Только не наступайте ни на одну из красных линий на полу. Правда, большинство из них незримы.
Альбрехт отпрыгнул.
— А как тогда не наступать?
— Щас, — сказал я великодушно. Вообше-то эти магические линии становятся зримыми в любом тумане или дыме, но выдавать такие тайны не стоит, я подвигал руками и произнес заклятие из книги Уэ- стефорда, что вызывает обыкновенный дымок, как от тлеющего полена. — Вот смотрите...
Дымок лениво растекся по полу, и светящиеся линии стали видны отчетливо. Альбрехт и Норберт осторожно вошли, держась скованно. В комнате ничего особенного, только стол, два кресла и куча бумаг с чернильницей на середине столешницы во главе, и Альбрехт сразу же предположил:
— Может быть, сразу в рейхсграфы?
Я посмотрел на него косо.
— Торопитесь, граф.
— Ага, — сказал он довольно, — угадал. Значит, все-таки впереди империя?
Норберт насторожился, но смолчал. Я прошел через комнату, там подвигал руками и произнес еще пару пустяковых заклинаний, что снимают пелену с глаз.
В стене проступила массивная дверь. Я вытащил ключ, сердито покосился на Альбрехта.
— Торопитесь, граф. Не уверен, что хорошо прокатит с Содружеством. А что дальше, будет видно.
Оба смотрели на дверь во все глаза, Норберт снова смолчал, Альбрехт подумал, в сомнении бросил на меня косой взгляд.
— Мне кажется что-то неверное в самом названии.
— Что?
— Содружество Демократических Королевств...
— Понял, — сказал я сварливо, — что именно вам не весьма. Но это только слова, в них мы всегда благороднее и чище, чем в реале. Однако высокие слова на знаменах тоже необходимы! Мы как бы чуть-чуть подтягиваемся... а если и нет, то все равно понимаем, что истинная истина все-таки еще выше, чем та, что у нас в руках... Не сбивайте, граф, а то ключ из-за вас вообще не лезет в дырку!
Норберт предположил сухо:
— Может, стоит попробовать другой?
— Я что, — ответил я, — такой дурак, что ношу целую связку? У меня один ключ, раньше подходил ко всем замкам.
Альбрехт пробормотал:
— И еще называет себя паладином... Ваше Величество, вы считаете гнусное вранье с высокими словами допустимым?
Я все пытался просунуть кончик ключа с меняющейся на глазах головкой в щелочку, ответил сердито:
— Смотря какое, граф! Если некто врет, что вот он какое золотце и умница, то тем самым как бы все равно старается хотя бы казаться золотцем и умницей. А если говорит с гордостью: вот такое он говно, то заранее снимает с себя все обязательства быть человеком вообще!
Норберт обронил жестко:
— Такого можно вешать сразу.
— Или топить, — ответил я и пояснил, как хозяйственник, — так дешевле.
В замке звучно хрустнуло, я похолодел, ключ обломился или насадка рассыпалась, но это у замка такой глупый юмор, у хозяина учится, там с лязгом отодвинулся железный штырь.
— Ура, — сказал Альбрехт.
— Рано, — буркнул я. — Там еще три замка.
Он сказал с укором:
— Ваше Величество, а вы не того... бывает такое от переутомления. Государственные дела и для умных бывают тяжеловаты, а уж для вас...
— Не каркать под руку, — отрезал я, — и не хрюкать. Иначе самого пошлю отпирать.
Он опасливо умолк, а Норберт поинтересовался:
— Со штатом сотрудников пусть сам лорд Форте- скью и разбирается?
— Точно, — одобрил я. — Кому, как не ему, знать лучше, кого выгнать пинками, кого в шею, а кого и выбросить из окна? Нам нужны плоды его работы, а не!
— Понял, — сказал он. — За Куно послать сейчас же?
— И за остальными, — ответил я, — кто выказал верность мне. Пусть умнее было остаться, но мы разве по уму себе выбираем друзей, а не по сердцу?
— Но руководить все-таки должны умные.
— Умные должны работать, — возразил я. — А руководить — честные.
Последний засов, отодвигаясь, что-то сказал одобрительное, но голос такой ржавый, что я ничего не разобрал и поспешно толкнул дверь, пока запоры не передумали.
Вдоль всех стен вспыхнули свечи, простые, обычные, просто огонек от моих пальцев облетел их и быстро воспламенил торчащие кверху и готовые сгореть, лишь бы услужить хозяину, фитильки.
Комната не намного больше предыдущей обманки, но стоит посмотреть, как разом распахнули рты и застыли в восторге Норберт и Альбрехт, чтобы понять: даже в них все еще живы мальчишки, восторгающиеся дивным и прекрасным оружием.
На стене напротив тесно от множества мечей, двуручных и полуторных, меньшего размера не признаю, кинжалов и топоров. Все не поместились, захватив и половину соседней, во всей красе разнообразные щиты. Третья стена занята развешанными кольчугами, чародейскими, волшебными и просто магическими, там же всевозможные наплечники, налокотники, на
ручные и ножные щитки. Это все не считая трех рыцарских доспехов в полный рост, поставленных рядом у четвертой стены. Над их головами во всем страшном блеске находятся секиры и топоры, пара моргенштер- нов и прочее еще более экзотическое оружие.
А на двух столах ларцы и шкатулки, среди них почти нет украшенных драгоценностями, но от каждой веет тысячелетиями и тайнами. Там же на столе и прочие непонятные для обоих штуки, только я знаю, что это Комья Мрака, Небесные Иглы и Костяные Решетки, но о других понял только то, что в них есть мощная магия, извлечь которую пока что не удалось никому.
Альбрехт проговорил потрясенным голосом:
— Ваше Величество...
Я поморщился, ответил с холодком:
— Мое наибольшее богатство. К сожалению, здесь все только для убийств. Однако мир пока таков, убийство вовсе не убийство, если защищаешь жизнь, честь, доброе имя, своих близких, родину и Отечество, полковое знамя, библейские заветы, этические принципы, либеральные ценности, демократию, социальные завоевания, невмешательство в личную жизнь, права простого человека, права на иммиграцию, на труд, образование и право голоса, за равноправие полов и религий, морально-этические ценности... и многомного чего еще. Так что, увы, оружие необходимо.
Норберт пробормотал:
— Думаю, оружие будет необходимо и в Царстве Небесном...
Альбрехт изумился:
— А там зачем?
— Охранять же кто-то должен, — ответил Норберт. — Вы будете райские розы нюхать и на арфе играть... представляю это зрелище, а мы будем охранять. От всяких посягателей.
— Сами играйте, — огрызнулся Альбрехт. — Ваше Величество, какой меч мой? Или все мои?
— Сэр Норберт, — сказал я, — ваши люди лучше всех освоились во дворце. Пусть отыщут и принесут ящики... соответствующей длины, вообще нужного размера. И следят, чтобы граф не спер. А то что-то он как-то неровно дышит.
— И глазки, — сказал Норберт, — какие-то блудливые.
— Да, — согласился я, — и глазки.
Альбрехт, не слушая гнусные выпады, медленно прошелся вдоль стены, ахал и цокал языком, наконец сказал с придыханием:
— Ваше Величество... с этим арсеналом можно стать королем...
Норберт хмыкнул, Альбрехт понял, чуть смутился, но тут же сказал уже деловым тоном:
— В руки брать можно все?
— Ящики пусть поставят в соседней комнате, — распорядился я. — А вы все это осторожно поснимаете со стен и так же осторожно перенесете в ту комнату, там уложите в ящики, предварительно постелив туда мягкую ткань. Это чтоб мечи не поцарапало деревом, как вы понимаете, такой вот я умный. А со стола соберу сам, к тем штукам вам прикасаться опасно.
— И... куда? — спросил Норберт.
— В левый флигель, — сообщил я. — Там будем до тех пор, пока не придумаем что-то получше.
Альбрехт сказал с нервным смешком:
— Лучше бы там и остаться. А то страшно и подумать, что можете счесть лучшим вариантом.
Я не успел сообразить, что он имеет в виду, как Норберт буркнул:
— А вдруг Его Величество способен вырастить не только маяк, но и дворец?
— Не надо, — отрубил Альбрехт. — Сами понимаете, почему.
Норберт кивнул.
— Понимаю. Ладно, пойду распоряжусь насчет ящиков.
Он вышел, Альбрехт все еще осторожно бродил вдоль стен, рассматривал, чуть ли не целовал, но прикоснуться не осмеливался.
Я сказал с укором:
— Граф... я бы все эти штуки для убивания людей сменял на одну, воскрешающую их!
Он улыбнулся.
— Увы.