— Я молюсь, чтобы у нас были хорошие отношения, как и у наших родителей, — добавил Рудигер.
— Мы желаем того же.
Как только все обменялись приветствиями, подали еду. Я буду ужинать с Хартмутом, Корнелиусом и Леонорой. Брунгильда прислуживала мне, а Ангелика тем временем стояла на страже.
Откусив первый кусочек, я тут же поджала губы. Я ожидала, что кухня в Суверениии будет более изысканной, чем та, к которой я привыкла, поскольку Эренфест был не более чем отдаленной провинцией, но на вкус это была обычная аристократическая еда. Возможно, подумала я, кухня академии была намеренно приведена к общему знаменателю, так как все герцогства посылали сюда каждый год детей, а также здесь проводились конференции эрцгерцогов.
Еда была не особенно вкусной, но в ней использовались ингредиенты, недоступные в Эренфесте. Мне было любопытно узнать, что еще у них есть из ингредиентов, но, как мне кажется, это будет нелегко выяснить, так как мне не разрешалось заходить в помещение для хранения продуктов.
— На вкус немного… непримечательно, — заметила я.
— Несколько лет назад я думал, что это самая вкусная еда в мире, — ответил Хартмут с немного горькой улыбкой. Еда подаваемая в общежитии три года назад сильно изменилась и с тех пор только продолжала улучшаться, что, вероятно, было связано с тем, что повара привыкли к новому стилю готовки.
— Ну, думаю, нам не стоит слишком много говорить о еде, — сказала я, заработав комплимент от Хартмута по поводу того, как плавно я сменила тему. Нам нужно было многое обдумать и обсудить, касательно наших отношений с другими герцогствами, но здесь мы не могли об этом говорить. Нужно было подождать, пока мы вернемся в общежитие.
— То, что вы только недавно вышли из столь долгого сна, является идеальным предлогом, чтобы избежать общения после еды. В этом году вы можете просто сидеть, предоставьте мне собирать сведения.
— Очень хорошо, Хартмут. Я доверяю это тебе.
Продолжая трапезу, мы начали строить планы пока наконец нам не подали десерт: галеты с вареньем рутреб, плюс маленькие, милые на вид сладости в форме птиц. Тарелки практически сияли, и композиция, в которой был выложен десерт, была идеальной. Ни Хьюго, ни Элла не обладали художественным даром так красиво раскладывать все по тарелкам. Десерт выглядел так красиво, что я действительно хотела взять его с собой, чтобы они могли научиться на этом примере.
— Даже не хочется разрушать эту красоту… — сказала я, прежде чем откусить кусочек галеты.
Я испытала просто взрыв вкуса, настолько неожиданно сильный, что я дернулась на кресле, совершенно потеряв дар речи. Дело было не в том, что еда была вкусной — скорее, сладость была оскорбительно чрезмерной, настолько, что я не смогла проглотить больше ни кусочка. Поскольку сахар считался дорогой роскошью, было ясно, что повара решили не жалеть его.
Феее… такое ощущение, как будто песок лизнула….
Я положила столовые приборы и потянулась за своим напитком. Те, кто ел вместе со мной, пробормотали “По крайней мере, первый укус или два приятны на вкус”, у них всех при этом были похожие, явно сдержанные выражения лица. Это показывало, насколько важна сдержанность.
— А смогут ли завоевать славу мои рецепты в Суверениии? — спросила я, со вздохом поставив чашку. — Если они думают, что вот это вкусно, это может оказаться сложнее, чем я думала.
— Думаю, что ваши рецепты обретут большую популярность, но поварам потребуется немало времени, чтобы освоить вашу технику и повторить вкусовые качества, — ответил Корнелиус. — Даже шеф-повар нашего поместья испытывал большие трудности с этим.
Я неспешно кивнула. Корнелиус был прав, что поварам потребуется время, чтобы выйти на должный уровень готовки, как только я распространю рецепты, но значит ли это, что до тех пор мне придется сражаться с этой всепроникающей, необоримой сладостью на каждом чаепитии, на которое меня пригласят?
… Теперь я еще больше боюсь ходить на них.
— Распространение ваших рецептов хорошая идея, Леди Розмайн, но я думаю, что вам следует вводить их постепенно, а не все сразу. Правильно ли я понимаю, что вы знаете их больше, чем написано в вашей книге рецептов? — спросил Хартмут, приподняв бровь. Похоже, он сейчас испытывал меня.
Я вытерла рот и с улыбкой ответила:
— Конечно. Есть некоторые, которые я не против обнародовать, некоторыми я рада поделиться с первыми лицами Эренфеста, некоторые я готова передать своим родителям, а некоторые я бы предпочла оставить себе. Я строго разделяю сведения, которые можно оглашать и которые следует держать сокрытыми, даже когда речь идет о рецептах.
Глаза Хартмута загорелись интересом.
— Тогда я с нетерпением буду ждать возможности узнать о них. Итак, как вы намерены подтвердить свою репутацию Святой здесь, в Королевской академии?
— Хм? В этом нет необходимости. Я хочу жить жизнью обычного студента.
Я не хочу иметь ничего общего с легендой о моей святости, и слышать недовольные комментарии о том, насколько я не похожа на рассказы обо мне, я хотела бы прожить годы в академии как нормальный ученик. Мой план состоял в том, чтобы получить право пользования библиотекой и проводить там как можно больше времени.
Однако Хартмут, похоже, был не согласен с этим. Он было нахмурился, услышав мой ответ, но тут же заставил себя улыбнуться. Внешне выражение его лица казалось спокойным, но в нем чувствовалась напряженность, которая ясно давала понять, что для себя он уже все решил.
— К сожалению, это не выход, — сказал он. — Присутствие Святой абсолютно необходимо для усиления влияния Эренфеста.
Эм… У него что, от этих слов какой-то переключатель сработал?
По какой-то причине Хартмут начал пространно рассказывать о том, как он в первый раз прикоснулся к легенде о моей святости. Оттилия, очевидно, привела его посмотреть на мое крещение, потом указала на меня и объяснила, что отныне она будет служить мне. Молодому Хартмуту было стыдно слышать, что его мать прислуживает не только ребенку, но и дворянке из высшей знати, она ведь тоже высший аристократ! Ну и что, что эта дворянка будет вот вот удочерена эрцгерцогом.
— Однако, когда вы вернули благословение на вашей церемонии, синие сияние пролилось дождем на весь зал, накрыв всех присутствующих сразу. Это было самое большое благословение, которое я когда-либо видел в своей жизни, и впервые это зрелище тронуло меня, — объяснил Хартмут, давая понять, насколько это воспоминание глубоко запечатлелось в его сердце.
— Это был злой заговор моих опекунов, часть плана заставить дворян принять мое удочерение, — объяснила я. — Тебя одурачили, Хартмут. Они сыграли на тебе, как на харшпиле. Я точно не святая.
— Ваше крещение не единственная причина, по которой я считаю вас истинной святой, Леди Розмайн.
Когда наступила осень и Хартмут услышал от своей матери о моих попытках спасти будущее Вильфрида, как наследника, он решил, что я должна использовать эту возможность, чтобы отбросить Вильфрида с пути перед собой и самой стать эрцгерцогиней. Он решил, что если бы был на тот момент моим вассалом то втоптал бы Вильфрида в грязь, а затем попросил мать, передать его слова мне, та же отказалась передать их.
— Леди Розмайн не желает ничего подобного. Она думает только о том, чтобы помочь другим, а не подстраивать их падения, — ответила она ему. — Тебе было бы лучше придумать, как укрепить легенду о её святости и одновременно улучшить жизнь тех, кто её окружает.
— Так я и сделал, — сказал Хартмут. В конце концов, однако, ничто из того, что я придумал, не превзошло того, что уже осуществил Лорд Фердинанд.
Я даже не хочу знать, какие планы он составил…
— Более того, ваши поступки доказывают вашу святость больше, чем что-либо другое, Леди Розмайн. Я не слышал, чтобы кто-то еще давал благословение, просто преподнося музыку богам в дар во время зимнего дебюта. Свет, исходивший от ваших пальцев, когда вы играли на харшпиле, был поистине ошеломляющим в своей красоте. Вы помните, как ваше благословение Лейденшафту медленно поднималось к потолку, распространяясь по всему залу?
