Изнанка. Том 2 - Самат Бейсембаев

«Надеюсь, ты меня поймешь», — с этими мыслями я еще какое-то время просидел на месте, а потом все же с помощью целителя отправился в свои покои под его дальнейшее наблюдение.

* * *

Широкий зевок чуть не разорвал мои скулы. Я потянулся, разминая спину и плечи: не выспался. Снова и снова беспокоит то видение. Только на этот раз все происходило, как во сне: не так реалистично.

— Что-то ты слишком уж спокоен, — кажется, ворчливость Волкера пересекала линию старта.

— Скорее уставший.

— Еще бы не устать: скакать вот так и чуть не помереть.

— Волкер, не начинай.

— Что не начинай? А если бы ты умер? Что тогда с другими было бы? Тебе ведь говорили. После тебя, замечу, нет наследника, — дернул он балахоном, как бы завернувшись в него.

— Есть у меня наследник, — его слова, несмотря на все, прозвучали слишком обидно.

— Уточню: нет достойного наследника. Без обид, друг, но твой сын полное недоразумение.

— Волкер, следи за собой.

— Может быть, он и выразился резковато, — вклинился в разговор Вэлиас, — но он полностью прав.

— И что же вы хотите теперь от меня? Я его пытался вразумить. Наказал. Вы сами видели.

Оба задумались. Молчали.

— Надеяться, — ответил главный маг страны.

— На что?

— На рождение второго наследника.

Его слова снова прошлись острием по моей отцовской любви, но возразить я не мог, понимая всю логику его рассуждения.

— И породить вражду между сыновьями? — попытался я как-то защитить первенца.

— Если воспитать второго, то и никакой вражды не будет.

— На что ты намекаешь? — сузил я глаза.

— Нет, нет, — вскинул он руки. — Я к тому, что он может стать достаточно сильным, как человек, чтобы не опасаться подобных интриг, если они конечно будут.

— Зря я вас сюда позвал сегодня. Сидел бы один, да попивал вино.

Мы, как обычно это бывает, сейчас сидели в моем кабинете, попивая вино, в так удобных для подобного массивных креслах.

— Мы же говорим это не…сам понимаешь, а лишь от не безразличия, — пожал плечами Вэлиас.

— Понимаю, — прикрыл я глаза, — но сами понимаете; хотя нет, не понимаете — нет у вас детей.

— Поэтому я и не захотел их заводить, — хмыкнул Волкер.

— Неужели только в этом причина? — изогнул я бровь.

— А в чем же еще?

— Может в том, что ты невыносимое существо. Это мы с Вэлиасом знаем тебя настолько давно, что уже привыкли к твоим причудам, и они изгладились временем. К тому же ты вообще когда-нибудь любил? Тебе же женщину заменяет твоя магия.

— Можно без преувеличений, — пробубнил. — Любил я, — добавил он шепотом.

Переглянулись с Вэлиасом.

— Здесь бы хотелось услышать подробности.

— Да ничего особенного.

— Тебе не отвертеться теперь. Говори, — и мы испытывающе стали смотреть на него.

Он помялся; повертелся; мы продолжали молчать и пристально глядеть.

— Ладно, — развел он руками. — Как же вы пристали, — скосил обидчивым взглядом, но наша совесть продолжала дремать. — Это было еще в юности. В академии, — тут мы с Вэлиасом снова переглянулись, потому что дни в академии провели вместе, но никаких курьезов от Волкера не слышали, и уж тем более не наблюдали. — Впервые я увидел ее среди полок библиотеки, почти в первый день. Она сразу приковала мой взгляд; была богата своим телом; а как она поправляла волосы за уши, когда склонялась над очередной книгой — чистая магия. Я часто за ней наблюдал, не зная, кто она и откуда. Впрочем, я и сейчас этого не знаю, — он немного помолчал, а затем продолжил, — мне было страшно выдать своей тяги, поэтому делал все исподтишка: как дурак выслеживал ее; почти выучил все ее расписание и знал, где и когда она будет, чтобы хоть украдкой держать ее взглядом. Так продолжалось несколько месяцев, пока не настал тот гибельный день. Снова в библиотеке. Она над книгой, поправляет свои волосы. Я гляжу, а потом она поднимает глаза, мы пересекаемся и…все, все увенчалось, — он замолчал.

Мы не вмешивались в его молчание, думая, что он продолжит. Так продолжалось полминуты, затем минута, на исходе второй я не выдержал:

— Волкер…

— Я увлажнил свое белье, — бросил он и потупил глаза.

— Струхнул?

— Да нет же. Возбудился. Точнее чрезмерно возбудился. Фантазия у меня бурная. С тех пор я…свое либидо направил на магию. Как видите, добился высот на этом поприще.

Уж не знаю, какая реакция была верная, но моя говорила о внутреннем потрясении. Я не мог вымолвить и слова, потому что терзался между верой и неверием. Я понимал, что мой друг сейчас говорил абсолютно искренне, и так все и было, но мозг отчаянно сопротивлялся принять в себя такую дозу «правды». Обратился к Вэлиасу в поддержке, но он прикрыл лицо рукой и едва сдерживал свой смех. Я тут же отвернулся, дабы не извергнуться.

— Что молчите? Скажите что-нибудь, — раздражался он тем временем.

— Ну…это…бывает, что тут еще добавить, даже не знаю.

— Вэлиас? — посмотрел он на него, и это было последней каплей. Как полноводная река встречает вдруг на своем пути временное сопротивление, так и тут прорыв был огромной силы и комнату оглушил его громкий смех. Я вообще никогда не видел, чтобы Вэлиас когда-нибудь повышал голос; но здесь были видны его коренные зубы. Его смех объял меня, и мой живот вскоре дал сигнал, что либо я остановлюсь, либо завтра будут болеть мышцы.

— Зря я вам это рассказал.

— Подожди, — вытирал слезы Вэлиас. — Это же получается, у тебя никогда не было женщины?

— Больше я вам ничего не расскажу, — он снова попытался завернуться в свой балахон.

— Можете тебе сходить в нужное заведение? — подтрунить решил его Вэлиас.

— Это же незаконно, — не уловил юмора Волкер.

— Да ничего: я закрою на это глаза, — вставил я.

Волкер еще какое-то время менжевался: и хочется, и страшно об этом сказать, вдруг все это шутка — читалось все это на его лице. Спустя несколько секунд махнув рукой, он уставился в свой бокал и делал мелкие глотки, делая вид, что не обращает на нас внимание.

— Слышал и видел бы нас сейчас кто-то, — сквозь судороги смеха проговорил я, — три самых влиятельных человека империи ведут разговор, словно они подростки какие. Ни за что никто не поверит.

Подобным образом я мог вести себя только с ними двумя. Даже при жене своей я был более сдержанным. Причина в этом, по моему разумению, кроется в том, что дружба наша зародилась в совсем юном