— Вот! — поднял палец вверх Сивоконь. — Потому что мы — мужчины! Потому — на охоту, потому — на войну, потому ты, Белозор, всю вот эту вот дичь творишь свою! Не можем мы без приключений! Это в нашей крови — ломать и строить! Покорять вершины и переплывать моря!
Его здорово разобрало, видимо.
— Эх, — сказал Стариков. — А я, выходит, и не мужчина вовсе... Зачах совсем. Слушайте, мужики... А вот если я попрошу кого-нибудь из вас дать мне в морду — то как вы отреагируете? Ну, правда — со школы не дрался! Может, и вправду — вот такая встряска — это то, что мне нужно?
— Не, ну оно как-то совсем без повода — стремно... — засомневался Тимоха.
— Так, стоп! — сказал я. Меня тоже развезло, но идея вдруг оформилась вполне приличная: — Значит, мордобитие для широких масс, чтобы без обид, без претензий и без тяжелых травм, так? Никаких велосипедных цепей и кастетов, всё культурно, с умеренным риском и вкусом жизни? Такой бодрящий мордобой, да? Знаете что? Федерация Дворового Бокса!
— А? — удивленно уставились на меня три пары глаз.
И я изложил им концепцию "Бойцовского клуба" Чака Палланика, без проекта "Разгром" и прочих перехлестов, и они впечатлились.
— Просто прийти и побоксировать столько, сколько выдержишь с тем, кто окажется там одновременно с тобой?
— Ну да! Например, в личный зачет идет время, проведенное на ринге. Итоги подводятся в конце года. Победителей и проигравших нет! Есть только самые стойкие!
— Но как же: человек человеку — друг, товарищ и брат? — резонно заметил Сивоконь. — Бить незнакомого человека — это совсем не по-нашему, не по-коммунистически!
— А ты знаешь, как мы с братом друг друга лупили? И вообще — как же свобода, равенство и братство? Если, например, работяга с металлургического получит возможность отлупить директора завода Рикка на ринге — это ж настоящее равенство, а? — Старикову идея явно понравилась! — Вот набьют друг другу морду — и коллективный дух сразу начнет расти над собой, и трудовые подвиги начнутся! Я, может быть, тоже мечтал Рубану морду набить, но он старый и жалко его!
Тимох сначала заслушался, весь в пьяных грёзах, а потом сказал:
— Ни черта у нас не выйдет. Вон, Гера, ты сколько за Дворец спорта с уклоном в единоборства бодался? И что?
— Ага-а-а! — поднял палец вверх я. — Еще не поздно! Скоро будут утверждать план по развитию города, скажу вам по секрету! Но мне нужны будут весомые аргументы...
— Деньги, деньги и еще раз деньги? — произнес ошибочно приписываемую Наполеону фразу Сивоконь.
— И люди, — кивнул я. — Ну, человек у меня есть — это Лопатин. Других кандидатур просто не вижу. Хотя там, наверху, могут быть свои мотивы... Пришлют какого-нибудь жирного типа в пиджаке на тепленькое местечко... Да и Лопатина еще попробуй уговори...
— Так, а деньги? Откуда ты их брать собрался? И кому давать? — заинтересовался Тимох.
— Ты вот говорил, что сапер от Бога, а?
— Это не я, это наш командир роты Пёсиков говорил.
— Командир роты кого? — удивился Стариков, — Ты кинологом, что ли, служил?
Сивоконь коротко хохотнул и отхлебнул яблочного сока.
— Давайте заканчивать! Ну, за понимание?
— За понимание!
Светила лампочка без абажура у самого потолка, за полуприкрытой железной дверью гаража барабанил дождь, оттуда веяло свежестью, залетали опавшие мокрые листья. Оставалось в банке совсем чуть-чуть, на дне, и я, разглядывая сквозь грани стакана раскаленную вольфрамовую спираль лампочки, думал о том, как смогут отреагировать наши власть предержащие, если трудящаяся молодежь Дубровицы сделает большой денежный взнос на строительство этого самого Дворца спорта? Если сумма будет такая приличная, что райком и Горсовет просто не смогут ее проигнорировать?
***
— ... увидел очки на носу — значит, интеллигент. Тюк киркой по затылку! Вот что такое "кровавый режим Пол Пота"! Ре-ви-зи-о-нис-ты!
— Это как? — Тимоху было далеко до высоких материй и трагедии маленькой далекой Кампучии.
— Это как Троцкий, только еще хуже!
— Иудушка? — тут же вспомнил Сапун.
— Точно! А говоришь — не разбираешься в политике! — Стариков и Сапунов шли, обнявшись за плечи.
Я обещал им такси, а Сивоконя мы отправили домой первого — ему еще предстояло огрести от жены. Парни всё никак не могли угомониться, всё обсуждали мировую повестку — каждый со своей колокольни.
Наконец у Дома Быта нашелся одинокий таксист. Он сразу напрягся, увидев трех выпивших молодых людей, а потом расслабился — это был какой-то то ли сват, то ли кум дяди Тимоховой матери, ну, как обычно в провинции оно и бывает.
— Ну, давайте, развезу вас! — согласился он.
— Давай, Гера, садись! — замахали руками парни, пристроившиеся на заднем сидении.
— Нет, ребята, не надо меня развозить! Меня и так развезло!
— Гера! Блинда-а-аж! — погрозил мне пальцем Сапун.
— Всё, шеф, на тебя вся надежда! — обратился к водителю я, — Ты уж их доставь куда надо. Пятерки хватит?
— Хватит! — кивнул то ли сват, то ли кум, а я недобрым словом помянул Минск, тамошние расценки и Николая лично.
Такси зафырчало мотором и укатило, а я вдохнул полной грудью сырой воздух и зашлепал по лужам домой, пытаясь переварить всё услышанное за банкой медового самогона. Пьяные речи трех разновозрастных пацанов — не лучшее руководство к действию, но за неимением гербовой пишут на простой, верно? Мужики наверняка забудут половину из сказанного, но я-то нет! Идея с пожертвованием на Дворец спорта меня захватила целиком и полностью, но как реализовать ее — я не знал.
Совершенно точно было ясно одно: нельзя действовать напрямую. Сам Гера Белозор не может прийти и сказать: я опять нашел клад, возьмите мои двадцать пять процентов на строительство спорткомплекса! Значит — нужно было все-таки работать с Тимохом. Но мог ли я ему доверять? Это был очень хороший вопрос, и ответ на него я мог попытаться найти, всё-таки скормив Сапуну и его команде местоположение немецкого укрепрайона и того самого блиндажа.
Глава 18, в которой сова снова принимается за дело
Долгая прогулка — это то, что доктор прописал после феерической пьянки. Главное — держать себя под контролем, не шататься и не мешать жить окружающим людям. Именно поэтому я шел закоулками и проулками, наплевав на хор дворовых псин, которые считали своим долгом обгавкать меня из-за заборов. Настоящим счастьем были колонки — можно было остановиться, надавить на рычаг, наклониться, напиться студеной воды и умыть лицо — освежиться.
Трезвеющим своим мозгом я понимал, что распивать спиртные напитки посреди рабочей недели — идея совершенно идиотская. И завтра мне наверняка предстояло тяжелое утро! Утешало лишь одно — мы рано начали и возможность выспаться у меня была. По крайней мере, я на это надеялся. Меня ждал оконченный ремонт, теплый санузел, чистая постель... Эти мысли, безусловно, грели. А вот идея о том, что нужно всё это бросить и переезжать в Минск с его суетой, огромными домами-человейниками и небом, в котором не видно звезд — это меня коробило.
Но Тася! Тася — это меняло всё. В конце концов, можно было приобрести под Минском какой-нибудь дачный домик и оборудовать там всё с нуля. Это ведь в нашей мужской натуре — ломать и строить заново, так говорил Анатольич? Если весь смысл моего путешествия сквозь время и был в том, чтобы найти эту женщину — что ж, оно определенно того стоило...
Я миновал железную дорогу с ее ярким светом фонарей и деловитыми путейцами, которые косились на меня неодобрительно, обогнул окраины промзоны, проломился сквозь заросли хмызняка и прошел мрачными дорогами заброшенных складов и гаражей еще довоенной постройки.
Слободка встретила меня привычным шелестом листвы, запахами реки, тусклым светом окон, который пробивался сквозь закрытые ставни. А как же? Осень на дворе, и каждый вечер народ ставни закрывал на крючочки, а каждое утро — открывал. И так — до весны.
