Он шустро выхватывает из моей руки нож, убирает куда-то в недра мешковатой одежды и достает из-за пояса короткий кинжал, бережно передавая мне.
Достаю наполовину из ножен, рассматривая. В слабом свете я вижу темную гладкую рукоять, слегка изогнутое лезвие. Никаких украшений или драгоценных камней. Пожалуй, будет получше моего ножа, хоть обмен мне и кажется странным.
Я искренне благодарю, пристраивая его на своем поясе. Дверг кладет руку на мою, привлекая внимание.
— Береги, он тебе пригодится, — он пристально на меня смотрит и кивает в другой конец пещеры. — Выход там, у дуба иди налево.
— У какого ду… — я смотрю в ту сторону, а когда поворачиваюсь обратно, дверга уже нет.
Как нет и хода, через который мы пришли. Провожу рукой по шероховатому камню — твердый. Сияние начинает затихать и, сказав еще раз спасибо в стену, тороплюсь выбраться наружу.
Морозный ночной воздух опьяняет и покалывает лицо. Боги, как же хорошо. Несколько минут я просто стою и с удовольствием дышу, пока не начинает мерзнуть нос.
Позади меня темнота гор, впереди — темнота леса. Сквозь бешено летящие по небу облака пробивается лунный свет. Поднялся сильный ветер, а значит есть вероятность, что к утру все это сдует.
Дуб обнаруживается сразу, мимо такого огромного дерева не пройдет даже такой, как я. Я отличу разве что елку от березы. Остальные деревья для меня просто… деревья. Но дуб возвышается над верхушками елок и прочей растительности, раскинув толстые ветви во все стороны.
Налево нет никакой тропы, но направления легко придерживаться, ориентируясь на громады скал и периодически показывающуюся низкую луну. Я стараюсь идти очень медленно и осторожно, не поднимая шума.
Делянку я замечаю издалека. Теплый живой свет маяком полыхает среди леса, его зарево видно задолго до того, как я подбираюсь ближе. Последние десятки метров я крадусь, прижимаясь к стволам деревьев и земле.
Для начала нужно понять, тут ли императорская дочь и сколько людей ее охраняют. А потом… Хтонь, потом надо выбираться к поселению, оно где-то в паре километров на юг. А там уже соображать, помогут ли мне или тут все заодно.
Длинный дом из неотесанных грубых бревен стоит на расчищенной поляне. Широкое крыльцо с фонарями, пара занавешенных окон, откуда тоже виден свет. И большой костер перед ним.
Из трубы на крыше валит дым, а сбоку под навесом поленница. Сначала она привлекает мое внимание, потому что там, в огромном пне, воткнут топор.
У огня двое здоровяков. Они сидят на бревне, в руках кружки, на плечи наброшены дутые куртки, подбитые мехом. Лица и позы расслабленные, они смотрят прямо в костер, тихо о чем-то разговаривая.
А значит меня, крадущегося за пределами света, не увидят. Кинжал это, безусловно, очень хорошо. Но вот вот топор с длинной ручкой еще лучше. Ближнего боя с такими амбалами лучше избегать.
Кажется, новое оружие я добываю полчаса, не меньше. Двигаясь буквально по сантиметру в минуту, я крайне осторожно обхожу уложенные поленья. Задеть их хоть пальцем и вся конспирация к демонам.
Чтобы достать топор, дожидаюсь громкого треска костра, который заглушает все другие звуки. Расшатываю крепко засевшее лезвие и под «выстрел» дерева резко выдергиваю, замирая.
Сидящие ко мне спиной северяне не оборачиваются, а я подкрадываюсь к дому сбоку, ища другие окна. Надо убедиться, что Разумовская внутри. Вдруг это безобидные лесорубы, а я на них с их же топором… Неудобно получится.
Вроде внутри слышны голоса, но сейчас треск огня больше мешает, чем помогает. Самое ближайшее ко мне окно тоже занавешено и там темно. Я прислоняю ухо к холодному стеклу, минуту вслушиваясь.
Решаю обойти поляну и попробовать подобраться к дому с другого края. И, обходя поленницу, направляясь в лес, слышу крик.
— Нет! — чистый высокий голос Ольги прорезает тишину.
Сидящие у костра подскакивают, оборачиваясь. И замечают меня. Между нами всего пара метров, которые кажутся мне километром.
Я бросаюсь вперед, перехватывая топор обеими руками и игнорируя резкую боль в плече. Северяне теряются на долю секунды, но тут же разбегаются в разные стороны. Один кидается в сторону леса, второй на меня.
Резко ухожу в сторону, обухом сбивая амбала с ног, как кеглю. Бью не в кость, но со всей дури. Он падает, задыхаясь от боли, раскрывает рот. Я моментально отпускаю оружие и боковой удар в челюсть усиливается его собственным весом. Голова откидывается и парень падает на землю уже без сознания.
С этим мне повезло, вынести с одного удара, а вот второго еще догнать нужно. За подмогой он побежал или нет, оставлять за спиной его нельзя.
Я бегу так быстро, что забываю дышать и легкие разрываются. Но моя цель ясно видна. С северянина слетела куртка и его белая рубашка пятном мелькает впереди среди деревьев.
Он виляет, пытается укрыться за мощными стволами, но слышит, что я догоняю и резко разворачивается мне навстречу. Этот еще здоровее первого, топор так и остался на земле, но убивать никого я и не хочу.
Я даже не пытаюсь затормозить, просто сношу его и мы вместе улетаем в дерево. От удара что-то хрустит, его кулак попадает мне по уху, оглушая. Я отвожу левое плечо в сторону, защищая и подвожу правую руку снизу, впечатывая здоровяка затылком в ствол.
Челюсть клацает и, судя по крови, прилетающей мне в лицо, он откусывает себе язык. Но это его не отрубает, хоть и сильно дезориентирует.
Вцепляюсь в его голову обеими руками, вбивая в крепкое дерево. С третьего удара его глаза мутнеют и закатываются, он начинает оседать на землю, булькая. Хтонь! Поворачиваю его голову на бок, прислоняя к стволу.
Вздох, сожаления к демонам и я уже мчусь назад, к пляшущей светом поляне.
Первый по-прежнему на земле, дверь закрыта, значит либо нас не слышали, либо решили не высовываться. Но крик Разумовской все так же стоит в ушах и я, уже не таясь, взбегаю по широким ступеням.
Я врываюсь в дом, просто прорубая себе путь. Кажется, разношу дверь в щепки, не теряя времени, чтобы проверить заперта она или нет.
Меня обдает теплом и немного ослепляет десятком горящих свечей. Но, даже быстро проморгавшись, своим глазам мне поверить сложно.
Глава 18
Картина, представшая передо мной не столько сюрреалистичная, сколько совершенно неожиданная.
Небольшая комната вся уставлена свечами, у правой стенки печь, полыхающая жаром и уютно потрескивающая дровами. Посередине стоит массивный стол. Поверхность заставленная кружками, стаканами и тарелками так, словно тут прошла знатная пирушка.
С одного краю дремлет, опустив руки на голову, здоровяк, а с другого сидит второй.
А императорская дочь устроилась прямо на столешнице, подобрав под себя одну ногу и заплетает северянину косичку в бороде. Косичку, лять!
— Игорь? — поворачивается она и удивленно хлопает пушистыми ресницами.
— Какого… — только и успеваю пробормотать я.
Бугай порывается вскочить на ноги, рука его уже тянется к полену, лежащему рядом, но тут Ольга, чуть нахмурившись, хватает его за эту самую косичку, подхватывая и остальную бороду, и со всей силы бьет головой о стол.
Посуда звенит и подпрыгивает, тарелка, стоящая у края, падает на пол и разбивается. Северянин сползает с лавки, заваливаясь назад. Второй пытается поднять голову с рук, издав недовольный стон. Разумовская подскакивает и поленом добивает его, отправляя обратно в царство снов.
Я так и стою с топором в дверях, ошарашенно за этим наблюдая. Принцесса сдувает выбившийся локон с лица, с улыбкой оглядывается и взгляд ее карих глаз обращается ко мне.
— Ты как тут оказался?
Мимо, мать твою, императрицу, проходил!
— Что происходит? — я настороженно перевожу взгляд с одного лесоруба на второго.
— Нууу… — девушка разводит руки в стороны и вздрагивает. — Там, на улице, еще двое, они…
— Готовы, — наконец опускаю топор и выдыхаю, спохватываясь: — Ты в порядке? Кто они? Как ты тут оказалась?
