От облегчения, что всё спокойно Виктор шумно выдохнул и понял, что нос забит загустевшей кровью, или распух изнутри. Дотронулся пальцами до переносицы, насчитал три зашитых шрама на лице.
«О, Мертвячка может штопать раны?»
Он хотел крикнуть слова благодарности, но из горла вылетело слабое подобие карканья. Провёл языком под губами и щекам – нежная плоть изборождена набухшими ранками.
«Словно гнилые овраги, – выругался Солдат в мыслях, – покрыли изнутри рот. Да, досталось мне от Снайпера. И когда прыгал на тополь с крыши… И когда рвала Елизавета… И когда… Много ещё – когда».
Виктор снова попытался встать с постели, и снова боль сковала всё тело, а голова готова лопнуть изнутри и разлететься волосатыми черепками.
– Эй! – крикнул он. – Мне бы ещё вина вместо анестетика и повалятся в пьяном томлении пару деньков!
Мертвячка словно ждала такого приказа: поднялась из-за стола, прошла к холодильнику и достала две бутылки с вином, такие же огромные, как и вчерашняя.
– Не, это, конечно, перебор, но я, бесспорно, на такое согласен.
Десять дней Солдат напивался до беспамятства, не вставая с кровати, неохотно отходя от ложа лишь по нужде. В принципе, сильно полегчало на четвёртый день, но нужно было встретиться с собственными мыслями, ответить на вопросы: где он, что случилось и что делать дальше? Честных ответов он боялся больше всего, потому что уже знал их и старался на подольше отодвинуть, оттолкнуть, утопить, сжечь.
Только Солдат успевал открыть глаза после пьяного сна, как Мертвячка доставала из холодильника пару огромнейших бутылок с вином. За каждым обедом он съедал пару килограммов мяса, приготовленного в разных вариациях: Мертвячка оказалась отменной поварихой. Виктор пробовал разговорить её, но она не проронила ни единого слова. Он совсем позабыл про безопасность, про трупы «чёрного дайвера» и Снайпера. Ему было настолько хорошо и спокойно, что иногда чудилось: он вновь оказался в нормальном мире. Он не хотел упускать это состояние, хотел как можно дольше быть счастливым, понимая, что это лишь ширма пьяного, после которой рано или поздно придётся встретиться с нынешней реальностью. И хоть перед смертью всё равно не надышишься, но всё-таки желательно побольше подышать.
Утром восьмого дня пьянки, не успев проснуться, Виктор крикнул, чтобы ему срочно принесли вина. Он почувствовал возле себя чьё-то присутствие и разлепил ресницы левого глаза. Хмельной взгляд уткнулся в голую спину Мертвячки. Совершенно нагая она медленно расчёсывала волосы и, повернув шею, смотрела на него в упор. В её глазах отсутствовало смущение или интерес к нему – в её глазах давно поселилась ледяная мёртвая сухость, пустота, и лишь изредка проскакивала печаль – словно от прилетевшего на миг жуткого воспоминания.
– Хех, – Виктор положил ладонь на её бедро, – ты чертовски хороша. – Ладонь скользнула вверх по женскому пупку и сжала грудь. – Вот только… ты ещё чертовски холодна и мертва. Надеюсь, ты не подсела ко мне, чтобы заняться любовью?
Он напоролся на холодные отрешённые глаза ледяной статуи.
– Ну да, и не мечтай, – ответил Виктор сам себе. – И всё-таки – ты хоть и мёртвая, но какая-то живая. Ты же всё понимаешь, ешь и… в туалет ходишь. Так что лучше пока принеси мне моё вино. Я ещё пару дней побухаю и потом со всем разберусь. Возможно, тебя вылечим… выведем из мёртвых. Надеюсь.
Она широко покачала из стороны в сторону головой, поднялась с постели и пошла к холодильнику. Солдату показалось, что на её нижних веках набухли слёзы.
– Ты ещё и плакать можешь, – прошептал он. – Не всё потеряно, – на мгновение задумался, – наверное.
3
– Папа, спаси…
Солдат слетел с кровати, спросонья не понимая, где находится. Холодный пот покрывал тело. Взгляд упёрся на цифры электронных часов, зависающих над аркой входа: пять минут одиннадцатого. Виктор посмотрел наверх: в металлические жалюзи проникал дневной свет.
– Значит, сейчас утро.
Тело не болело, голова ясная, опухоли под глазами почти сошли на нет. И не знаешь теперь – радоваться, что здоров и пить вино не надо, или унывать, вернувшись в мир местной реальности.
Как обычно, Мертвячка сидела за мониторами; слышно, как её пальцы бьют по клавишам клавиатуры. Виктор подкрался, чтобы взглянуть: что же такого она печатает каждое утро, пока он не проснётся?
Указательные пальцы обеих ладоней Мертвячки по очереди били по клавише «пробел». Естественно, на мониторе отражалась пустота. Солдат не стал её тревожить, почему-то возникло чувство брезгливости, или даже гадливости. Он прошёл к холодильнику и открыл дверцу. На центральной полке для него были приготовлены две бутылки вина. Остальное место занимали металлические и стеклянные банки с консервами – все без этикеток. Виктор закрыл дверцу и осмотрелся. На электрической плите стояла кастрюля с варёным мясом и бульоном, сковородка тоже наполнена – жареным мясом. К еде не притронулся: есть вовсе не хотелось. Почувствовал от себя дурной запах: давно бы пора помыться – благо душ здесь есть. Он прошёл к шкафу, полностью обнесённому зеркалами, раздвинул одну створку. Радостно отметил, что набит мужской одеждой, в основном военной: футболки, свитера, камуфлированные и чёрные штаны с накладными карманами и много чего другого.
– Это же отлично! – воскликнул Солдат. – Здесь жить можно – века вечные. – Он обернулся и посмотрел на спину Мертвячки. – А что… от живой не отличишь. Лишь стылая как… как студёная смерть. – Он ещё раз осмотрел нутро шкафа, прикинув в уме, что Снайпер был сантиметров на пять выше его: если что-то будет велико, можно подвернуть. Главное – не мало́.
Солдату казалось, что пребывал в пьяной эйфории целое столетие и сейчас не терпелось взглянуть на этот – распроклятый мир. Он не стал подбирать одежду, а прошёл к навесной лестнице и поднялся на балкон. Прошёлся по кругу, поражаясь разнообразию оружия – в основном снайперские винтовки и три пулемёта, смотрящие на юг, север и запад. Осмотрел маленький лифт в виде сетчатой металлической коробки: скорее всего, предназначался для поднятия тяжёлого оружия и патронов. Виктор нажал кнопку возле окна, смотрящего на площадь и озеро. Железные жалюзи заскользили вверх и скрылись в стене, стальные реснички поднялись под угол в сорок пять градусов. Взгляд сразу напоролся на два мёртвых тела – Снайпера и обезглавленного «чёрного дайвера».
Солдат внимательно осмотрел площадь, задержался взглядом на тумане, стелящемся над гладью озера, вдохнул влажный воздух. Слепило горячее солнце, буйствовала зелень. И вовсе не скажешь, что здешний свет – прокажённый, проклятый, населённый адом, где кроме комаров – и те оказались только в лесу, – не живёт ни единой букашки. Нахлынула печаль, уныние, меланхолия.
– В моей жизни – больше не будет доброго утра, – прошептал Виктор. Ладонь провела по стволу пулемёта, засевшем на раскоряченном треножнике; под берцами хрустели гильзы. – За что?
Он проснулся от натужного шёпота: «папа, спаси»; услышал невыносимый плач детей, стенания матерей; на людей – ужас опускался с небес. Виктор задал себе вопрос:
– Как умер… мой сын?
Солдат обернулся, посмотрел вниз. Мертвячка стояла по центру комнаты, задрала в его сторону подбородок; в ладонях – большое махровое полотенце.
Виктор горько ухмыльнулся, качнув головой:
– В мёртвом мире – мёртвая жена.
4
– Получается, я тебя отбил у Снайпера? Жестоко отбил. – Солдат принял из рук Мертвячки полотенце. – Вот если бы ты ещё говорить могла и… немного эмоций. – Он сжал пальцами её щёки и хотел чмокнуть в губы, но мысль успела прилететь: «Она же мёртвая. Вдруг плохо пахнет».
Виктор поднёс нос к её лбу и понюхал.
– У тебя и духи ещё есть! Так ты превосходно воняешь! – Такими словами он хотел создать подобие шутки и, взглянув ей в глаза, в очередной раз удостоверился: мёртвые никогда не потеют. «Но жрать-то – она жрёт, псы её задери!»
– Хотя – от такого льда простудиться можно. – Виктор махнул рукой и пошёл в душ, успев заметить, что её ладонь в сотый раз, когда он стоит вплотную, прикрывает овальный кулон на груди: мёртвая-мёртвая, а за собственное золотишко трясётся.
