Тучки сгустились и, наконец, выдали мелкий, противно моросящий дождик. Успели, однако, без зонтиков обойтись.
— А сюда мы зачем приехали? — продолжал я валять ваньку.
— Увидишь, — зло бросил Радченко.
И тут же остановил машину в пустынном дворике фабрики.
— Приехали! — гаркнул тот. — Вылазим.
— Вы нас отпускаете? — хитро прищурился я, но подчинился и вылез из машины.
Вокруг никого. Даже ребятишек, что любят в таких местах в войнушку играть, разогнала непогода. Неплохое место для разборок.
— Короче, фраера, — Радченко вдруг достал табельный “ПМ” и, передернув затвор, навел на нас ствол. — Вы не туда нос сунули. Еще раз вас увижу на площади, вам хана.
Я оценил обстановку. Первым желанием было двинуть пигмею по зубам. Но у него рука может дернуться, а пулевые ранения, как показала практика, штука очень неприятная. Хорошо бы их хотя бы подряд не получать.
Пальнуть он запросто может. С ним два понятых, те подтвердят, что мы напали на них в подворотне заброшенной фабрики, например, и пытались отнять оружие. За такое стрелять на поражение можно. Он же не знает, что я мент.
— Что молчите, уроды? — зыркал Радченко. — Вам ясно? Еще раз — и закопаем вас здесь.
— Так вы что? Личность нашу не будете устанавливать? — я потянулся к нагрудному карману за удостоверением (пистолета с собой нет, на период больничного пришлось в оружейку сдать). — Чтобы знать, кого закапывать.
— Руки! — взвизгнул Радченко.
Я все равно самонадеянно лез в карман:
— Спокойно, я за документом интересным. Ты очень удивишься, капитан.
— Руки убери, я сказал!
Бах! Грянул выстрел. Пока в воздух, но моя рука застыла на полпути.
Вот гад. Не боится палить. Знает, что таким здесь никого не спугнешь. Ведь на стройке этой частенько школьники пугачами балуются, карбид взрывают и прочие самодельные пукалки испытывают. Да и стены заброшенного здания вокруг звуки меняют и глушат.
Ну, скотина! Я примеривался, как сподручнее подхватить обломок кирпича с земли. Но лишь повел взглядом книзу, тут же получил удар под дых от одного из верзил.
К такому я тоже был готов, но частично. Пресс напряжен, но все равно пробит. Боль, спазм, задержка дыхания. Скрючился чуть, но устоял на ногах. Быков дернулся ко мне, но ствол его остановил, уставившись мертвенно-черным отверстием дула.
— Стоять! Не дергаться! — орал Радченко. — Пристрелю как собак!
И правда может пальнуть, гад.. По глазам вижу, что может. Слишком уж уверовал в свою безнаказанность, сволочь. Хорошо, что у меня есть план “Б”, который уже подошел со спины к нашим вражинам. Тихо подкрался и приставил пистолет к затылку Радченко.
— Спокойно! — Погодин вжал ПМ в черепушку БХСС-ника, — милиция! Опусти пистолет!
Тот опешил, замер, судорожно сглотнул и выдавил из себя дрогнувшим голосом:
— Так свой я! Сотрудник. Удостоверение в нагрудном кармане. Сейчас покажу.
— Руки поднял! — непреклонный Погодин (не узнаю Федю, прям молоток сейчас, и откуда что берется) выхватил свободной рукой поднятый тем вверх пистолет и передал его мне.
Я успел подскочить раньше мордоворотов и уже держал их на мушке.
— Наручники, Федя, — повернулся я к Погодину.
Тот выудил из недр одежды милицейские оковы и тоже протянул мне.
Я не стал их брать (рука все-таки у меня пока одна рабочая), а кивнул Быкову:
— Этих гавриков вместе сцепи.
Антон на удивление ловко (будто всю жизнь в ППС-е работал) застегнул по одному браслету на руке внештатников, связав их в парную сцепку.
— На колени их поставь и пригляди за ними, — продолжал я давать указания Быкову, — позже с ними поговорим. А сейчас с товарищем капитаном побеседуем.
Радченко оглянулся и узнал Федю.
— Погодин? А ты чего здесь? Ошалел, что ли! Верни оружие, это же я. Рома! Я вымогателей взял, а ты чего влез?
— Товарищ тоже из милиции, — ухмыльнувшись, Погодин кивнул в мою сторону. — Попал ты, Рома…
Тот ошалело обернулся на меня, я достал удостоверение, но не стал его разворачивать, блеснул красной кожицей с гербом перед удивленной мордой.
— И что вам от меня надо? — затрясся капитан.
— Отойдем, поговорим, — я подтолкнул его стволом к машине.
Дошли до моей “Волги”, на которой Погодин приехал хвостом за нами. Она стояла за углом. Сели внутрь.
— Рассказывай, Роман Глебович, — холодно проговорил я. — Как до такой жизни докатился?
— Да вы что, мужики? Я же свой! Вы же не из инспекции по личному составу, вы же сами на фарцовщиков наехали. Доить их хотели…
— А ты, значит, на разборки приехал. Вступился. Стало быть, сам их доишь…
— Никак нет… Это оперативная комбинация. Мы фарце — прикрытие, а они нам информацию сливают. Вы же понимаете. Они наши осведомители, вот я и вступился за них.
— Осведомители? — скривился я. — Ну-ну…
— Точно говорю… Они торгуют, мы их не трогаем, взамен они конкурентов сдают. Мы по фарце всегда план выполняем. Считай, и делать ничего особо не надо. Раз в месяц шлепаем парочку залетных, оформляем. И начальство довольно, и у нас показатель…
— Не верю я тебе, Рома, придется в прокуратуру тебя сдать.
— У вас на меня ничего нет, — Радченко дернулся. — У меня все чисто. На фарцовщиков дела, как на агентов заведены, есть отметки о встречах и рапорта о реализации полученной оперативной информации. Так что отпускайте меня, хлопцы. Не выгорит у вас.
Стиснув зубы, я ткнул его локтем под ребро. Тот охнул и схватился за бок.
— Живи пока, гнида… Вали, пока цел, — я выщелкнул патроны из его пистолета, сунув россыпь себе в карман.
Отдал пустой ПМ капитану и вытолкал его из машины. Тот побежал к “шестерке”, не вспомнив даже про своих внештатников.
— Зачем отпустил? — Погодин провожал его взглядом, полным сожаления.
— Да прав он, Федя, черт его дери… Ничего у нас на него нет. Ведь и мы не офицально сработали. Я на больничном, ты без разрешения руководства.
— А тех двоих допросим, может, что прояснят.
— Это да, но не думаю, что это что-то изменит. Они пешки. Попробуем их разговорить.
Мы вернулись к задержанным, которых караулил Быков. Те совсем сникли, увидев, как Радченко спешно уезжает на своей машине прочь.
— Отпустите нас, товарищи милиционеры, — прогундел один из них просительным тоном, будто мышонок из мультика. — Мы ничего такого не сделали.
Голос мне показался опять знакомым — не только их лица я где-то видел. Да кто же вы такие, что за здоровяки?
Я порылся в памяти. Точно! Это же братья, что пару лет назад в парке со мной закусились. Тогда я с Соней был, а один из них, как выяснилось, по ней сох. Докопались до нас. Хотели мне морду начистить. Тогда я их проучил. Фамилия у них еще такая знаменитая, как у предводителя народного восстания. Разины? Нет. Пугачевы? Точно! Братья Пугачевы. А этот — одноклассник Сони, она сразу в тот вечер и сказала. Вспомнил.
— Ну, что, граждане Пугачевы? Доигрались? — ухмыльнулся я почти весело.
Те растерялись, услышав свою фамилию. И, судя по их раскрытым ртам и выпученным глазам, я не ошибся.
Глава 19
— Что вы делали вчера ночью на площади Механизаторов? — я навис над задержанными.
Тот, что с гнусавым голосом, судя по всему, старший из братьев Пугачевых (его звали Веня и меня он явно не узнал, стерлось из его памяти, как по щам когда-то получил), запел:
— Так нам Радченко сказал, что с “Запорожцем”, что возле главной аллеи припаркован, случиться что-то может. Велел приглядывать всю ночь. Вот мы и смотрели. Ну дак его сожгли все-таки.
— А что вам запорожец дался?
— А я почем знаю, нам поручили, сказали, что это наше первое задание, иначе внештатниками не возьмут.
— Что-то вы не похожи на внештатных сотрудников, морды кирпичом, больше хулиганский элемент напоминаете. Какие дела у вас были с фарцовщиками?
— Да никаких не было, гражданин начальник, — Веня клятвено сложил на груди руки, подтянув при этом еще и сцепленную браслетом кисть брата. — Нас даже еще и не взяли толком внештатными. Первый день мы… А то, что с милицией связались — не просто так. За это нам на заводе и надбавка к отпуску дополнительная предусмотрена, и льготы всякие, кто в дружинниках и милицейских помощниках давно ходит. И в санаторий путевку вне очереди дают. А нам не сложно, ходить хвостом за ментами. Простите, за милиционерами. Поначалу в закупках контрольных участвовали с ОБХСС, а вчера Радченко сказал, что мы, как самые подходящие, нужны ему для дел более значимых. А что делать, не сказал. Мол, по ходу разберетесь. Теперь ясно, что мы как стражники приставлены были. Если что, то в морду дать должны были.
