— В общем, так, архаровцы. Радченко мент неправильный, и работать я вам с ним запрещаю. Идите с ППС-никами улицы патрулируйте. Если замечу, что опять к нему прибились, оформлю вас по полной. Пока живите… Свободны. Федя, расстегни их.
Пугачевы, не веря своему счастью, поспешили убраться.
— Думаешь, правду рассказали? — Погодин задумчиво смотрел им вслед.
— Нет, конечно, — хитро прищурился я. — Но пусть считают, что я им поверил. Чтобы выманить матерого волка, нужно его волчат потрепать и отпустить. Пусть обидится на меня и сделает ответный шаг. Если сразу прессанем их и задержим, то он от них открестится. На их место придут другие, а так мы теперь знаем, как устроена схема крышевания у Сафонова. Радченко и дуболомы гражданские у него на подхвате. Возможно, еще кто-то есть. Ждем ответку от них, чтобы на ошибке подловить…
— Крышевание, — присвистнул Федя. — Слово чудное. Сам придумал?
— В Москве так говорят.
— Много там в твоей Москве непонятного. Будто не наша страна вовсе.
— Так и есть. Не успеешь оглянуться, так и будет.
* * *
Я постучал в дверь кабинета с табличкой старшего следователя прокуратуры по особо важным делам .
— Войдите, — раздался приглушенный голос Гали, скрипнула дверь. — О, Петров!
Следователь оторвалась от кипы бумаг, что пухлым веером покрыли ее стол:
— Зачастил к нам, Андрей… Какими судьбами?
— Разговор есть.
— Случилось что? — женщина встревоженно крутила в пальцах карандаш.
Я плотно прикрыл за собой дверь, сел к приставному столику и, понизив голос, проговорил:
— Я знаю, кто убил Дубова.
— Я тоже, — кивнула Галина. — Горохов уже обвинительное заключение по Гоше Индия готовит.
Я аккуратно мотнул головой.
— Дубова убил Сафонов.
— Какой Сафонов? — рука Галины застыла с карандашом в руке. — Только не говори, что начальник УВД который.
— Он самый.
— Ого… Смелое заявление, — она постучала карандашом, не сводя с меня пораженного взгляда, и, конечно же, спросила: — У тебя есть доказательства?
Я положил на стол перед Галиной фотокопию заявления Гребешкова, что переснял, когда вскрыл сейф Сафонова. Но она всё смотрела на меня, а не на бумагу.
— Помнишь, я тебе говорил, что фарцовщик мзду платил ментам местным за бизнес свой незаконный?
— Ну…
— Это фотоснимок его заявления в прокуратуру.
— А где оригинал? — Галина с удивлением вцепилась в карточку, вчитываясь в каждую строчку.
— В служебном сейфе Сафонова.
— Как же тогда… Ты показывал Горохову?
— Нет. Он пока занят Гошей. Все считают, что преступник найден и дело Дубова раскрыто. Пусть так и считают. Я на больничном. Мне так проще действовать, пока Сафонов не знает, что я его подозреваю. Пусть так и остается. Иначе следы начнет заметать.
— Погоди… не поняла. Это выходит, ты залез к нему в сейф? Как?
— Человек один знающий помог. Как видишь, я переснял заяву и положил на место. Хранилище замкнул. Никто не знает, что я его вскрывал. Еще я тут на днях тряхнул фарцовщиков, что на площади Механизаторов кучкуются. Так вот, знаешь, кто после этого к ним на подмогу приехал?
— Догадываюсь, наверное, участковые, подручные Сафонова.
— Нет. Некий капитан Радченко. ОБХСС-ник. Недавно перевелся из Одессы. С двумя гражданскими в подспорье — прямо на площадь. Типа его внештатники. Но по факту ксив соответствующих у них нет. Теперь заяву эту из сейфа Сафонова нужно официально изъять как-то. Всю голову сломал, как лучше провернуть…
Моя собеседница плотно сжала губы. Весь этот разговор ей, конечно, не нравился, но понимала и будто бы раскладывала перед собой все факты, что были для неё новыми. И то, чего эти факты требуют.
— И что нам это даст? — резко ответила она. — Ну прижмем мы его с делишками по фарце. При чем тут убийство?
— На заявлении этом кровь. На фотке не сильно видно, вот, смотри, уголок заляпан. Я отщипнул кусочек для исследования, экспертиза показала, что это кровь человеческая, и группа что надо, четвертая. Как у Дубова.
— Ты думаешь? — Галя вовсю соображала, при этом глаза ее становились все больше, а брови встали домиком.
— Уверен. Смотри. Гребешков написал заяву Дубову на Сафонова, тот каким-то образом узнал об этом. Убил Дубова и Гребешкова, забрал заяву, ещё и подставив Гошу.
— Но как он мог узнать о заявлении? — Галина закусила нижнюю губу. — Хотя погоди… Я после твоего первого визита немного поспрашивала коллег. Они рассказали любопытную вещь. Оказывается, Глеб Львович в последнее время собирал компромат на Гошу Индия. Работал по нему, но неофициально, понимаешь.
Если б она знала, что я его своими глазами видел! Пока я выдал только ту информацию, что мог:
— Так и было, его любовница Лиза сказала, что Дубов крупно проигрался в катране и задолжал Гоше солидную сумму. Наверное, поэтому он решил его утопить.
Галина кивнула:
— Еще коллеги видели, как к Дубову приходил Сафонов, вот в этот кабинет, где мы сейчас сидим. Ну, в этом-то ничего такого. Но были слышны крики через закрытую дверь.
— Они ругались?
— Не ясно. Только после этого Сафонов выскочил из кабинета как ошпаренный. Красный, с выпученными глазами. Бормотал какие-то проклятия. Это рутинным деловым обсуждением не назовешь.
— Кто это видел? — оживился я. — Это же ценный свидетель. Он под протокол может это подтвердить потом?
— Мой помощник, следователь Горин, если я ему скажу, то все сделает как надо. Только вот о чем они там говорили? Знать бы…
— Так давай Горина сразу позовем. У него и поспрашиваем. Может, еще что-то вспомнит. Позвони ему в кабинет, пусть к тебе зайдет.
Галина было потянула руку к телефонной трубке, потом вдруг одернула:
— Лучше я сама за ним схожу.
Вышла в коридор. Не было ее минут пять. Наверное, Горина не оказалось на месте.
Наконец дверь скрипнула и впустила крепкого парня. Молодого следака в синей прокурорской форме. Такой цвет к ним “прилип” еще с послевоенных времен и сохранится до моего времени. Только погоны будут менять — на петлицы и обратно. Сейчас погон нет, и прокурорские работники напоминают лесников.
Я вспомнил, что как-то его уже видел здесь же, у Галины, но тогда то ли не успел рассмотреть, то ли значения не придал. Теперь же у меня было несколько секунд, да и атмосфера способствовала.
У парня на черных петлицах по две маленькие звездочки. Юрист третьего класса, а по-нашему получается: летеха. На лице, пока еще без морщин и по-молодецки энергичном, застыл неподдельный интерес ко мне. “Летеха” косился на меня с нездоровым интересом. Не стесняясь. Странно…
Следом семенила Галина. Села во главе стола и кивнула своему помощнику. Тот расположился рядом, напротив меня, но при этом как бы невзначай коснулся руки Федоровой. Незаметно так, но я успел увидеть. Галина руку не одернула, а еле заметно нахмурилась, дескать, не здесь и не сейчас… Показал парнишка, что женщина его.
Все ясно. Молодой, явно неравнодушен к Гале и видит сейчас во мне соперника. Статью и шириною плеч я нисколько не уступаю, а на морду посимпатичнее буду. Он весь какой-то белесый. И глаза рыбьими от этого кажутся. Непонятного цвета. Вроде голубые, но блеклые слишком.
— Знакомься. Андрей Григорьевич, — Галина кивнула на ушлого “летеху”. — Это следователь прокуратуры Горин Константин Олегович.
Тот нехотя протянул мне руку, я хотел привстать, пожимая в ответ его холодную ладонь, но, увидев, что следак сам не соизволил задницу оторвать, не стал проявлять формальный знак уважения. Сидя пожал.
— Костя, — Галина обратилась к помощнику, коротко кашлянула и поспешила поправиться. — Константин Олегович. Расскажи, что ты слышал, когда Сафонов приходил к Дубову. Когда это было? Андрей Григорьевич входит в спецгруппу по расследованию убийства нашего коллеги. Ему, как ты понимаешь, важно знать каждую мелочь.
