Я рассмеялся, улыбнулась и Наина, но лишь одними глазами. Она сухо добавила:
— Да и вера у них была странная.
— Кто живой остался, со всей техникой к Верхоянским подались. Там большое производство, порядки иные. В чем-то у них жестче, в чем-то послабление. Например, по вере. Но мы союзники, и люди там живут неплохие, просто другие. Но работники истовые, а это везде уважают.
— В вашем мире не было идей коммунизма?
— Даже не слыхали о таком. Все в руках богов, зачем искать пустое?
Я отметил, что при последних словах словоохотливого наборщика женщина криво улыбнулась.
— Гостя с дороги покормить требуется, так что иди, Дарён, занимайся своими делами, — отправив подручного, Наина повернулась ко мне. — Ну, пошли за мной, Странник. Светозар никак надоумил сюда отправиться?
— И он тоже. И сюда приехал с Пабло, что его подручным служит, иначе бы меня не пустили в город.
Женщина обернулась, пытливо рассматривая мое лицо:
— Так ты еще не принял сторону? Я не ожидала тебя так скоро.
Я в свою очередь не удержался от метавшегося на кончике языка острого вопроса:
— Наша прошлая встреча, получается, не была случайной?
Наина ответила после короткой паузы:
— Я к этому не стремилась, просто так вышло.
Невежливо разворачиваю женщину к себе, ощущая после прикосновения к ней странные чувства. Но она не врет. Вряд ли Наина такая великолепная актриса. Во время нашего разговора с Дарёном я наблюдал за ней. Если лицо всегда оставалось беспристрастным, то глаза жили. Их не обманешь!
— Ты говоришь правду.
Наина легким движением освободилась от моего объятия.
— Неужели ты не понял, что сейчас от тебя сложно что-то утаить. Я вижу в твоей тени странные всплески шестого духа. Он сегодня особенно силен.
— Не понял. Я подхватил при переходе какую-то заразу?
Затем вспомнил тот лес на круговой развилке и внезапное обострение всех чувств. Оно потом еще раз повторилось. Наина смотрела на меня и улыбалась:
— Ты понял. Умный мальчик!
— Вообще-то я давно не мальчик.
— Но ведешь себя иногда…
Наина глубоко вздохнула и повернулась к выходу. Слишком легкий у нее для старой тетки шаг.
«Да что же такое! Чего меня на всякие пошлости тянет?»
Мне не оставалось ничего иного, как следовать за ней. Выйдя в галерею, мы пересекли её наискось и прошли через мощеный крупными плитами двор в какой-то широкий проулок. Затем прошествовали мимо низкого строения, видимо, склада, так как в него из «Тура» выгружали мешки и ящики с провизией. В одном я заметил большие зеленые яблоки. Затем вкусно запахло едой, и я вслед за женщиной вошёл в продолговатое помещение с длинными столами. За ними столовались десятки людей. Одни мужчины. Многие из них почтительно вставали с места, приветствуя Наину, другие отделывались легким поклоном с места, но почтение выражали все.
— Матушка……матушка…. Матушка…— неслось нам вслед.
Женщина нигде не остановилась, лишь правой рукой сотворяла крестное знамение. Мы повернули налево и вошли в небольшую комнату с квадратным столом. Наина указала мне на табурет и скинула с себя темно-синий батник. Я последовал ее примеру и повесил на крючок свою ветровку, присаживаясь напротив женщины.
— Почему матушка? Ты настоятельница сего места?
Наина отмахнулась:
— Как-то так повелось, а я и не против. Это всего лишь символ, да и у нас не обитель. Скорее место обитания для падших душ.
Наш разговор прервала служка, принесшая на большом подносе обед. Он был скромен— суп с овощами, смахивающий на щи, и второе в горшочках. Наина взяла высокую кринку и разлила напиток в глиняные чашки.
— Если хочешь сбитня, то сходи сам.
— Спасибо, пока не надо.
Я взял в руки деревянную ложку и внезапно ощутил тревогу, смешанную со странной вязкой болезненностью. Это меня ненароком задела та женщина, что принесла нам еду. Я вскинул глаза и успел заметить спрятанный за черным платком огромный рубец на шее. Господи, как же ей больно! Пришел в себя от другого весьма неприятного ощущения. Наина откровенно пялилась на меня, как на диковинную игрушку. Моя ложка валялась на столе, а кусок хлеба в левой руке был смят в лепешку.
— Можно хоть как-то облегчить её страдания?
— Я так и думала, что ты в скитаниях получил дар шестого духа. А ей мы не можем помочь — боль не телесная, а внутренняя. Я такое лечить не умею. Никто у нас не умеет.
Я молча глянул на нее, взял ложку и принялся за суп. Почему-то жутко захотелось есть. Как будто нежданная прозорливость молниеносно украла у меня часть энергии. Только покончив с первым, я пододвинул горшок со вторым и спросил:
— Ты тоже обладаешь этим даром?
— Отчасти. Я прошла похожие испытания при переселении сюда. Только моим родным повезло меньше, а я научилась владеть этой проклятой способностью. Но зато могу помогать людям, видеть дальше, чем они. Но и здесь бессильна.
В горшке оказалось рагу с красной рыбой — кормили тут хорошо. Я с аппетитом заработал ложкой.
Я не смог удержаться и слегка поддел женщину:
— Но почему матушка? Ты же считаешься отцом-основателем?
В первый раз услышал её смех. Такой звонкий и переливчатый, как колокольчики.
— Олег, и после этого ты говоришь, что не мальчик? Но если серьезно, то так уж повелось в здешнем суровом обществе — основатели могут быть только отцами. Но это правда, что я была в числе тех, кто написал законы и правила Великой реки. Благодаря этому последние лет десять мы живём относительно спокойно. Во всяком случае, между собой уже не воюем и решаем споры мирными путями.
— Болян и Сыт Мироныч среди них?
Глаза Наины блеснули, и она пододвинула к себе кружку с напитком.
— Ты быстро соображаешь для вновь приезжего. Обычно путники неделями привыкают к здешнему обществу. Больно уж наш мир отличается от их привычного. Здесь временами предельно сурово и спрос с людей великий. Тебе, мальчик, энергии не занимать, как приехал, так все и суетишься, наводишь смуту. Ты уже принял чью-то сторону?
— Ты отлично знаешь, что нет. Для того сюда и приехал.
— Поговорить со мной? — в ответ я отсалютовал кружкой, в которой плескался вкуснейший взвар. — Сходи к Пелее, она в конце трапезной и попроси сосуд со сбитнем. Он сегодня особенный в честь праздника.
Мне показалось, что в её словах есть нечто большее, но смиренно послушался. Меня в трапезной провожали взглядами. И не все из них были добрыми. Кто все эти люди? Что-то непохожи они на отдохновенных послушников, и больно уж разные по виду и комплекции. Некоторые и вовсе на разбойников смахивали. Служку в черном платке я нашел подле раздаточного окна. Она сортировала грязную посуду.
— Пелея, можно сбитня?
— Сейчас.
Женщина метнулась к окну раздачи и вскоре поднесла мне чайник. Да, самый обычный металлический чайник. Я перехватил его и нечаянно задел её руку. Дальнейшее оказалось неожиданно для меня самого. Левой ладонью я мягко взял её жесткую кисть, и женщина замерла в напряжении. Поначалу её тряхнуло, а затем я увидел глаза. Эти измученные вечной болью глаза, которые стремительно начали проясняться.
— Пелея, что-то случилось?
Внезапно рядом оказался мужчина в черной одежде и мягко оттолкнул меня. Я успел лишь выкрикнуть:
— Держи её! Ей сейчас будет плохо!
Затем поставил чайник на стол и помог мужику посадить служку на лавку.
— Пелея!
— А! — женщина открыла глаза и ошеломленно уставились на меня. — Как хорошо… Ты лечитель, добрый человек? Куда ушла моя боль? Боже правый, меня больше не мучает лихоимка! Кто ты, добрый человек?
Нас окружили люди, искоса бросающие на меня странные взгляды. Послышались неясные шепоты:
— «Волхва»;
— «Не должно в святых стенах»;
