— Знаю, — ответил Телемах, но уже без прежней уверенности.
— И как же?
— Добро — это то, что совершается во славу моей Родины. Зло — то, что наносит ей ущерб.
— То есть, когда грабишь и убиваешь ты, это добро, а когда тебя, то это зло? Так получается? — возмутилась Артемисия. — Это логика дикарей!
— Да? А какова же логика “культурных” людей? — брезгливо поморщился Телемах. — Называть добром то, что им выгодно? Что приносит удовольствие и деньги? Что убаюкивает их совесть и греет слепое тщеславие?
— Нет, — спокойно возразила девушка. — Всё, что ты говоришь, это домыслы, которыми успокаивают себя необ… — она осеклась, подыскивая верное слово.
— Ну давай! Чего ты замолчала? Ты ведь хотела сказать “необразованные”? Ну вот такие мы и есть — тупые, недалекие солдафоны! Не умеем думать! Можем лишь выполнять приказы. И действуем всегда только в своих интересах! И в любой момент готовы умереть ради своей страны! Как сделали недавно десять лучших спартанских воинов! Они заплатили своей кровью, а ты боишься замараться! Тогда, получается, их жертва была напрасной?
— Они погибли, защищая идеалы добра и справедливости!
Телемах возмущенно фыркнул и отвернулся.
— Думаешь, Харилл пошел бы убивать мирно спящую семью лишь для того, чтобы ограбить?
— Если бы это было нужно для блага страны, он бы и глазом не моргнул, — хмыкнул Телемах.
Артемисия несколько раз глубоко вдохнула, успокаиваясь и собираясь с мыслями. Только сейчас она наконец начала понимать всё то, о чем когда-то говорил стратег. Изменить образ мыслей людей гораздо сложнее, чем кажется. И очевидные для одного человека вещи вовсе не очевидны для других. Очень непросто найти правильные слова и аргументы, особенно если тебя не хотят слушать и слышать. Ведь у каждого своя правда…
Девушка попыталась повторить многократно услышанные слова стратега:
— Интересы группы людей важнее интересов одного. Интересы страны — важнее интересов группы людей. Но интересы всего человечества всегда на первом месте, понимаешь?
— Я не понимаю, что такое “человечество”. Это просто слово, которое ничего не значит, — нахмурился Телемах.
— Ну, это просто, — примиряюще улыбнулась Артемисия. — Действуй так, чтобы твой поступок мог стать всеобщим законом для каждого человека. И относись к каждому как к цели, а не только лишь как к средству. Вот и всё!
— А это что значит?
— А то, что мир станет таким, каким ты его создашь через свои поступки и решения. Если ты считаешь, что убивать людей ради того, чтобы забрать их вещи, это нормально, то ты и окажешься в таком мире. Не сразу, разумеется. А постепенно. Шаг за шагом… Но мир вокруг станет именно таким, где человеческая жизнь ничего не стоит и ее легко можно обменять на сиюминутную выгоду. Но после того как ты начнешь под надуманными предлогами и пустыми оправданиями отбирать жизни у других, точно так же рано или поздно поступят и с твоими близкими и родными или с твоими потомками. Понимаешь?
Телемах безразлично махнул рукой. Он уже устал от этого разговора. Спорить больше не хотелось. Хотелось есть. Даже еще сильнее, чем раньше. Он приник к скале, продолжая следить за вьющейся между холмов дорогой.
Артемисия уселась на землю, облокотившись спиной о скалу, и стала разглядывать густые пушистые облака, плывущие в пронзительной голубой синеве. Облака, так непохожие на те, что она видела в небе над родным Византием.
Опять потянулись долгие часы ожидания и неизвестности.
Неожиданно Телемах окликнул ее:
— Смотри, смотри!
Девушка подобралась поближе и заглянула вниз.
На дороге, в паре стадий не доезжая поселка, остановилась большая, запряженная парой волов телега. Вокруг нее суетились какие-то люди.
— Что они делают? — удивилась Артемисия.
Но Телемах знал не больше неё.
С телеги стали выгружать что-то тяжелое и громоздкое. Люди внизу взялись за кирки и лопаты. Через полчаса стало понятно, что они устанавливают какой-то столб или дорожный указатель.
— Чем-то напоминает гермы вдоль наших дорог… — задумчиво протянула Артемисия. — Зачем они ее здесь ставят?
— Ну а зачем вообще ставят гермы? — вопросом на вопрос ответил Телемах и тут же сам начал перечислять: — Для божественной защиты и покровительства, на удачу, как дорожный указатель, наконец…
— Да? — с сомнением поморщилась Артемисия. — Что-то я не помню таких штук на Царской дороге… Да и вообще не помню ничего похожего в Персии.
— Я тоже… — поддакнул Телемах, но тут же спохватился: — Хотя подожди… Вчера или позавчера… Мы уже видели такую штуку! И тоже недавно установленную.
— Разве? Я не помню.
— А я помню. Точно, я заметил ее внизу, когда охотился. Еще удивился, что это такое?
Молодые люди переглянулись.
— Когда стемнеет, нужно будет подобраться туда и разглядеть этот столб поближе, — задумчиво протянула Артемисия.
Телемах почесал затылок:
— Хорошо. Заодно и стащим пару куриц.
Девушка невольно сглотнула слюну и кивнула:
— Ладно. Только без жертв!
— Курицы в любом случае погибнут, — усмехнулся Телемах, продолжая разглядывать суетящихся внизу рабочих.
Глава 24
1
Пандора на мгновение остановилась перед калиткой, невольно оглянулась на маячивших за спиной охранников и наконец решительно толкнула дверь. На нее пахнуло какой-то серой затхлостью. Во всем чувствовалось запустение и разлад: пыль, облезлая штукатурка, потертая мебель, выцветшие портьеры. Пандора кивнула охране, чтобы они подождали снаружи, и вошла в дом.
Давно она не была здесь… Пандоре стало неловко. Почему она так долго не могла собраться с духом, чтобы навестить свою когда-то самую близкую подругу?
Толстая, смутно знакомая служанка радостно всплеснула руками:
— Госпожа Пандора! Хвала Зевсу! Как хорошо-то! Сейчас, сейчас… Хозяйка спустится к тебе.
“Хорошо, что Гиппарете удалось сохранить хотя бы пару слуг”, — невольно подумалось Пандоре. После декрета об освобождении для многих бывших господ это стало большой проблемой. Впрочем, те хозяева, которые хорошо относились к своим рабам, после реформы довольно легко смогли нанять их уже как наемных работников за счет выплаченной государством компенсации. Некоторые слуги даже шутили, что, когда они были рабами, господа лучше о них заботились, так как они были дорогим имуществом, а теперь, став бесценными, потеряли всякую ценность.
Наконец появилась Гиппарета.
Пандора невольно вздрогнула и поежилась, заметив, как изменилась подруга: потолстела и постарела — двойной подбородок, мешки под глазами, седина в волосах, одышка и одутловатость. Теперь Гиппарета выглядела как уставшая, изможденная, несчастная тетка. Неужели они одного возраста?.. Пандора украдкой скосила взгляд на висевшее на стене зеркало и оценивающе глянула на свое отражение. Она ощутила укол неловкости, но одновременно и какое-то гадкое удовлетворение. Сама она выглядела лет на десять моложе… Прости, всемилостивая Артемида!
Пандора улыбнулась так искренне, как только смогла, и шагнула вперед. Подруги обнялись.
— Зевс свидетель! Как я рада тебя видеть! — воскликнула Пандора.
— А ты совсем не изменилась! — ахнула Гиппарета, разглядывая жену стратега. — Всемогущие боги! Как ты хороша!
— Ты тоже! — ответила Пандора как можно более уверенно.
Гиппарета натянуто улыбнулась и пригласила гостью присесть. Служанка отправилась на кухню.
Завязался разговор. Обсудили погоду и новинки моды, обменялись новостями и сплетнями. Вспомнили общих знакомых.
— Как дети? — заботливо поинтересовалась Пандора.
Гиппарета обреченно махнула рукой:
— Эпилика молодец — очень старательный. Учителя не нарадуются. А Младший совсем от рук отбился, весь в отца, даром что носит его имя.
Пандора сочувственно кивнула:
— А кстати, как у него дела? Что-то давно ничего про него не слышала.
Гиппарета передернула плечами:
