— Эй, — я потрогал сопящее тело за плечо. — Утро доброе, вечер уже!
Тетя (на вид ей никак тридцать не дашь) открыла глаза и недоуменно села на кровати. На одутловатом лице, наконец, появились признаки разума.
— Ты кто? — прохрипела она.
— Друг Дюши Пичугина, — выдал я без прелюдий. — Не знаешь, где он? Пропал человек. Беда прям…
— Неа, — замотала Валя головой. — Я ж года два его не видела. Ой, как голова раскалывается… У тебя ничего выпить не найдется? Как там тебя?
— Степан, — уверенно заявил я. — Можешь Степкой называть. Вспомни, может, заходил он к тебе на днях.
— Может и заходил, — поморщилась алкашка, потирая виски. — Только я не помню.
— А ты вспомни, — уже более миролюбиво проговорил я. — Постарайся, Валенька.
— А мы что? Знакомы?
— Нет, но Дюша про тебя рассказывал. Хорошее всякое. Ну, что? Вспомнила?
— Не работает башка совсем, будто чугуном ее залили, — баба хитро прищурилась. — Вот если бы кровушку пригнать к мозгу. Опохмелиться бы чуток, может, бы и вспомнила тогда.
Блин… Придется налаживать оперативные позиции с маргинальным элементом через совместное употребление спиртосодержащей жидкости. Что ж… Не впервой так работать.
— Водки нет, и в магазине ее щас не купишь так просто, — заявил я. — Может, вина? — под вином я, конечно, подразумевал дешевый портвейн «Три топора».
Валюха скривилась:
— Я вино без закуски не пью, так что тащи самогон. Далеко идти не надо, сосед гонит. Тигран, комната номер четыре.
— Иванян который?
— Он самый.
— Ладно, я мигом. Никуда не уходи и давай — со стола мусор убери.
Я постучался в четвертую комнату, нечаянно наступив перед этим на хвост полосатому коту и одновременно чуть не запутавшись в рыболовной сети, висевшей на стене.
Дверь распахнулась, и на пороге появился старый знакомый.
— Брат, самогона не продашь?
— Я же тебе говорил, — пробурчал он с акцентом. — Почему не слюшаешь? Нету больше самогона и нэ будет.
— А Валюха говорит — есть, — хитро подмигнул я. — Давай так… Сколько за полтишок берешь? В два раза больше заплачу.
Я достал из кошелька красный чирик и махнул купюрой перед увесистым носом.
Глаза торговца алчно блеснули, но тут же погасли, будто он вспомнил свое трудное детство.
— Ладно… Продам тебе послэднюю бутылку. Для себя оставлял. Без ножа рэжешь, — он сграбастал десятку и исчез в комнате.
Я шагнул за ним, не давая ему закрыть дверь. Все-таки чирик кровный и заработанный честным трудом.
Тигран вытащил из-под кровати бутылку, закупоренную смятой газетой, и со вздохом протянул мне.
— А что так плохо у тебя с производством? Сахар забыл купить?
— Сосед, шайтан, обманул меня! — сверкнул Тигранчик глазами.
— Как обманул?
— Сказал отнэсти самогонный аппарат в милицию, я и отнес.
— Зачем отнес? — меня уже разбирало любопытство.
— Сказал, что надо на учет его поставить.
— На какой еще учет?
— Зарегистрировать, сказал, надо. Новый закон, говорит, вышел, что теперь самогон можно гнать, но, как это… В малих количествах, если для себя и аппарат небольшой, но его надо на учет поставить в органы. Вот я и отнес.
— Так это он тебя обманул, — выдал я очевидное, прикрыв рот рукой, чтобы не расхохотаться.
— Так я не знал, — опустил плечи Тигран. — Думал, и правда закон новий. Рэформы! Прихожу в отделение, спрашиваю у дежурного, где тут у вас, товарищ, можно самогонный аппарат зарегистрировать. А он, шайтан, даже глазом не моргнул. Заноси, говорит, гражданин, сюда, я тебе его оформлю как надо. Ну я и занес.
— Злой у тебя сосед, — я фыркал и сдерживал смех.
— Да не злой, а мстительный. Я же тоже его в милицию сдал, вот он и обиделся. Отомстил мне.
— Как сдал?
— Он сам виноват. Я по-честному поступил. Ты вот сам представь, друг. В комнату я к нему зашел как-то, а он купюры мокрые по полу раскладывает. Я говорю, что дэлаешь? А он — не видишь? Деньги напечатал, теперь вот сушу. Вот я вызвал милицию, не знал же я, что этот шутник зарплату свою нечаянно постирал.
Тут уж я не выдержал да и прыснул от смеха. Тигран на меня обиженно покосился, отрешенно махнул рукой и скрылся в своей комнате.
С добычей я вернулся в комнату Вали. Та уже сгребла со стола бутылки и немного навела марафет в своей берлоге. Открыла окна, проветрила, выставила на стол стаканы. Я торжественно поставил бутылку на стол, и мой взгляд зацепился за фотографию в рамке, что одиноко стояла на подоконнике. На фотографии улыбалась знакомая рожа. Я пригляделся. Ну ни хрена себе… Это был покойничек Воеводин. Жизнерадостный тренер в купальных плавках обнимал искусственную пальму на фоне какой-то набережной. За спиной виднелась черно-белая гладь моря. Внизу, как на открытке, надпись — «Привет из Анапы».
Глава 19
Я еле сдержался, чтобы не таращиться открыто на фотку с Воеводиным. Его-то я точно не ожидал здесь увидеть. Морда довольная и холеная, еще без седины на висках. Фотка явно не совсем свежая.
Я уселся за стол. Валя деловито разливала в стакан и кружку самогон (другой подходящей тары, видно, не нашлось), с вожделением наблюдая за каждым всплеском прозрачной жидкости.
Я брезгливо заглянул в свою кружку с отколотым краем. Какой-то желтый налёт покрывал дно. Плечи мои передернулись, но отступать поздно. Будем надеяться, что налет этот — от чайной заварки.
— Кто это? — с ленивым безразличием кивнул я на рамку с фотографией. — Знакомая рожа…
— Не твое дело, — вдруг насупилась женщина и положила тренера «мордой» вниз на обшарпанный подоконник.
Настаивать на ответе я пока не стал, собеседник еще не в активно-коммуникативной кондиции, так сказать. Придется и вправду с ней хлопнуть по рюмашке, чтобы язык развязать. А возможно, и не по одной.
— Давай, Валентина, — я приветственно поднял кружку и оглядел пустой стол. — За мир во всем мире, и, чтобы у нас было лучше, чем у них. Слушай, а закуски никакой нет?
— После первой не закусывают, — буркнула хозяйка, дзинькнула граненым о мою тару и хлобыстнула горячительное залпом. Треть стакана исчезла в глотке, а она даже не поморщилась. Лишь по-мужицки крякнула и занюхала рукавом халата.
Я осторожно сделал глоток, будто пробовал отраву. Однако напиток Иваняна оказался не так плох, как я ожидал, только крепкий чересчур, зараза, явно больше сорока градусов. Ну да, что поделать. Выпил тоже залпом, чтобы не ударить в грязь лицом, но не сдержался и скорчил мину.
— Эх… Капустки бы квашеной, — выдохнул я, намертво уткнувшись носом в свой локоть.
— Щас, — сжалилась хозяйка и полезла в урчащий угловатый «Саратов». Извлекла оттуда банку груздей и луковицу. — На новый год берегла, ну да ладно… — кивнула она на банку. — Все одно, не с кем праздник справлять.
Вторая стопка под грибочки пошла легче, а Валя, закурив беломорину, пускала дым и тыкала папиросой в консервную банку из-под шпрот.
— Почему не с кем встречать? — хрустел я груздями. — А этот-то кто тебе? Не родственник? — кивнул я на подоконник, где носом вниз лежал тренер.
— Козел он, вот кто! — пыхнула дымом Валя.
— Фотки козлов обычно дома не держат, — прищурился я выжидающе.
Сработало, задел за живое, Валя расдухарилась и стала рассказывать:
— Бывший мой это… Та еще скотина! Все думаю, что придет за фото, и кину я ему рамку эту в рожу. А он вот не приходит. Козел!
Вот так расклад! Тренер и тут успел наследить. Шустрый, однако… Как только он позарился на такую… Хотя, не всегда же она была такой. Сам видел в прошлой жизни, какие метаморфозы творит с людьми алкоголь. Из красотки в бабу-Ягу — это запросто. Вот обратно — это долго, да и встречается редко.
— И давно ты с ним расплевалась, Валюша? — будто из праздного любопытства и для поддержания «светской» беседы спросил я.
— Год уже… Кобелина, со мной встречался и еще девок других щупал в раздевалке спортзала. Тренером он работает.
