знала, что мятежники заручились поддержкой армии только благодаря лжи и внушенному ими страху.
Пробудившись, Айлин склонилась над своими тремя детьми. Младшую все еще лихорадило, и она кашляла во сне. Бегство в такой спешке сказалось на ее здоровье. Долго ли она продержится? Дождется ли, пока мать вернется из поисков? Двое мальчиков противились отъезду из Вестерхама. Тем не менее они не должны были стать жертвой предателей, как двумя неделями ранее их старший брат. Боль утраты подкосила королеву. Пергам был ее гордостью — так же как и его отец, принц-консорт. Но она не позволила себе ни слез, ни рыданий: настал час не слабости, но борьбы. Ничто не отнимет у нее власти — даже судьба ее детей. Ради королевства и его спасения требовалось идти на любые жертвы, так же как ради изгнания мятежников необходимо было пустить в ход любые средства.
Айлин силой удержалась, чтобы не поцеловать малышей. Она возложила руку на плечо кормилицы и взглядом передала ей и все свои материнские прерогативы, и самую сущность своих чувств к отпрыскам.
Колонна покинула Стратон за час до рассвета. Айлин дрожала на своей лошади, несмотря на шерстяную рубашку и толстый кожаный плащ, накинутый сверху. Изо рта вылетали бледные клубы, точно призраки ее ниспровергнутой власти. Впереди нее ехали два рыцаря, и еще четверо следовали за ней сзади. Они везли с собой недельный запас еды, не считая воды. А позже им придется охотиться. Позже — подсказала себе Айлин, — Стратон уже падет, и вся экспедиция окажется напрасной.
Наконец взошло солнце и пролило если не надежду, то хотя бы свет и немножко своего тепла. Восхождение продолжалось три дня. К концу первого дня тропа исчезла, уступив место скальному серпантину. Пришлось спешиться и вести лошадей в поводу. На второй день одна из них застряла копытом в камнях. Она споткнулась и упала вместе с грузом; ее всадник улетел в пустоту, разверзшуюся под облаками. Выжившие на мгновение ошеломленно замерли, вглядываясь в туман, словно лошадь и человек вот-вот должны были появиться вновь. Время шло, но чуда не случилось. Королева произнесла краткую молитву, и им пора было снова пуститься в путь.
Наконец они добрались до входа в большую пещеру, перед которой лошади уперлись, почуяв угрозу.
— Отдохнем, — приказала Айлин.
Мужчины образовали круг вокруг королевы. Все они были храбрыми и верными воинами; они покидали столицу и битву не без сожаления. Принц-консорт поговаривал: «Отступить — значит отправить оружие не в ножны, а на перековку». Этими самыми словами Айлин убедила рыцарей на время покинуть город — правда, она не сказала им, сколько в них на этот раз таилось фальши. Теперь они еще сильнее удалялись от Вестерхама, идя к неизвестной цели, одновременно волшебной и зловещей.
Потому что за пещерой лежал другой мир, где росла трава иного цвета; однако предстояло еще пройти по туннелю в сердце горы и столкнуться с опасностями — по крайней мере, если верить колдуну. После их преодоления королеве и ее гвардейцам останется лишь завладеть могущественным артефактом — таким, с которым победа станет гарантированной, а рассказы о них превратятся в легенду. Айлин интересовали не столько легенды, сколько реальность. Конкретно — реальность ее погибающего мира, терпящего одну атаку стаи предателей за другой.
О том, чтобы входить в пещеру вместе с животными, не могло идти и речи: коридор был слишком узок, и лошади все равно запаниковали бы. Один рыцарь остался с ними, а остальные при свете факелов вступили в гору. Ночью поднялась свирепая метель. Температура резко упала, и холод сковал сердца караульного и скакунов. Снежное покрывало скрыло их, и они превратились в одну из деталей рельефа среди безжизненного хаоса.
Пешие путники, проглоченные темнотой подземной галереи, вскоре потеряли всякое чувство времени. Кости, на которые они порой наступали, напоминали о коварности их положения. Никто, однако, эти мрачные находки не комментировал. У Айлин появилось ощущение, что она идет по огромному некрополю; а возможно, так оно и было. Колдун Нилас ничего не говорил на эту тему, кроме того, что путешествие может оказаться долгим для душ, лишенных веры. О какой вере он говорил? Старик чтил слишком многих богов и демонов — неизвестных его собственной королеве.
Внезапно в коридоре затрещало. Айлин обернулась и успела увидеть, как от потолка отвалилась груда камней и рухнула на человека, который шел за ней. Королева и ее последний рыцарь потратили много сил, пытаясь отрыть его и заблокированный теперь коридор. Тщетно. С кровоточащими руками, с лицами, черты которых смазало пылью, они смотрели друг на друга, борясь с отчаяньем.
— Остается надежда, что этот артефакт может спасти нас всех, — сказала наконец королева.
— Да, Ваше Величество. Я убежден, что он спасет нас.
— Вы плохой лжец, Говин.
Рыцарь понурил голову.
— Извините меня. По правде говоря, я никогда не умел лгать.
— Надежда часто походит на ложь, которую мы внушаем себе. Если мы не найдем этот скипетр, возможно, мы найдем другой выход.
— Я приложу к этому все свои силы, Ваше Величество.
Айлин улыбнулась ему, ибо не могла усомниться в искренности его слов. В памяти всплыл образ ее детей, и она почерпнула в нем мужество, чтобы пуститься в путь. Нилас описывал котловину с воздвигнутым кругом камней, укрывающим артефакт. От колдовства этого места ее защитит заклинание. Королева повторила слова заклятия и взмолилась, чтобы время воспользоваться им настало поскорее.
* * *
Юная Аскель вернулась к своей семье в ясную погоду. Ее брат Кларион валялся на каменном выступе, бездельничая после долгой трапезы, как обычно. Прежде всего он узнал крылья сестры, ее своеобразный полет. Затем он различил ее черты. Сердце у него забилось от радости, что после столь долгого отсутствия видит ее живой. Но он подавил желание взмыть и окликнуть ее: слишком хорошо он помнил тщеславие Аскели и не хотел портить ей настроение своим нетерпеливым энтузиазмом.
Уже несколько его сородичей присоединились к ней в воздухе, чтобы собраться в эскорт. Они резвились вокруг нее, и настроение у Клариона сразу же испортилось. Он отыскал ее снова много позже. Она улыбалась, как тот самый ребенок, которого он знал, но что-то в ее взгляде изменилось.
— Как прошло твое путешествие? — спросил Кларион, когда они наконец остались одни.
— Это было приключение, а не путешествие. Грандиозное приключение.
— Представляю себе…
— О нет, ты себе не представляешь, Кларион.
— Как всегда заносчива, я бы сказал.
— А ты, как всегда, вредный.
Кларион покачал головой.
— Ну, — продолжал он, — покажи мне тот трофей, о котором все уже
