Зимой короткий привал ещё короче: холодно. Не доставать же пуховку из-за десяти минут! А вот часик посидеть после перехода — другое дело. И пуховочку оденешь, и вкусняшку какую из заначки употребишь, и чайку из термоса хлебнешь. А длинные переходы не столь скучны, особенно при тропежке.
Вот и сейчас плюхнулись после шестого круга. Утоптали площадочку, натянули пуховки, уселись на рюкзаки.
— Поедим, пожалуй. Заодно сориентируемся, пока развиднелось, — Батяня вытащил карту, поводил по ней пальцем, поднял глаза к слегка обрисовавшимся контурам недалёких гор. — Не так плохо, километров девять вальнули.
— Триста метров на семь мужиков да на шесть раз, получается двенадцать целых шесть десятых, — задумчивым тоном посчитал Колька. — Правильно я говорю, Эйнштейн?
— Правильно говоришь, правильно, — голосом кота Матроскина промяукал Виталик, перекидывая Светке мешок с перекусом.
— Либо Батяня разучился ориентироваться, — сделал вывод Заварзин. — Либо все, кроме меня сачковали!
— Либо ты забыл, что по прямой ты передвигаешься, только если доведешь Бульбу, — уточнила Лапа. — Но это происходит гораздо быстрее и по воздуху.
— Прекратить инсинуации! — обиженно воскликнул Чума. — Вот возьму и проверю! У меня специальный прибор есть! Жопиес называется!
Навигатор был новой Колькиной игрушкой. Именно Заварзин, сторонник всего современного и технологичного, уговорил взять с собой «необходимую вещь, страшно облегчающую жизнь». Доказывал, убеждал, спорил… Добился. И теперь мог показать превосходство современной техники над дедовскими методами определения точки стояния. Группа с интересом ждала результата.
— Восемь километров девятьсот восемьдесят восемь метров, — радостно сообщил Колька. — Батяня ошибся на целых двенадцать метров!
Группа зашлась в хохоте.
— Ты с ним возился раза в три дольше, чем Леха с картой, — сквозь смех выдавил Ефстифеев. — Мы успели чайку попить! — Он замялся, глядя на полную кружку в руке. — По крайней мере, налить!
— Это просто навыка ещё нет, — замотал головой Колька. — И погода на Батяню работает! Вот придёт туман — хлебушка-то попросите! А чаю мне дадут?
— Там видно будет, — Буртасов протянул термос. — Выпей и закуси чем завпит послал. Устройство только убери.
— А что завпит послал? — заинтересовался Колька, тщательно упаковывая прибор.
— Икра черная, одна банка, — пробасил Дудник голосом школьного завхоза. — Рыба красная типа лосось — одна банка. Фрукт по имени гранат, мороженый — одна…
— Банка, — закончил Заварзин. — А на самом деле? Миш, ты как честный чукча, скажи, что там?
— Еда! — кратко сообщил Петров и добавил. — Однако!
Колька горько вздохнул, уселся на рюкзак и вскрыл перекус:
— Так и знал! Сухарь, колбаса сухая, колбаса шоколадная… Где, я вас спрашиваю, обещанные деликатесы?!
— То есть, шоколадная колбаса тебе уже не деликатес? Зажрался ты, Чума, — Дудник засунул в прорезь маске кусок чего-то коричневого. Прожевал и закончил. — Однако!
— Чуме больше шоколадную колбасу не давать, — хмыкнул Олег. — Раз не любит…
— Кто не любит? — всполошился Заварзин. — Все любят!
— И чем ты тогда недоволен? — из-под маски Дудника послышался смешок.
— Так кусочки смотри какие маленькие! Пока говорили, уже кончилась!
Второй переход вывел к границе лесной зоны. Собственно, шестой круг кончился раньше, но Олег от каждой увиденной сушины выглядывал впереди следующую. Так «от елки до елки» и добрались до края. Впрочем, место было прекрасным, а всё пройденное сегодня не придётся проходить завтра.
Сбросили мешки, натянули пуховки и разбежались по местам. Пила, звеня, вгрызлась в сушину. Ощущение складывалось такое, словно Петров и Картошин держатся за ручки самостоятельно работающего инструмента только чтобы не упасть. Вжик-вжик, вжик-вжик… Треск. Еще треск.
— Бойся!
Бульба мог и не орать: никого кроме пильщиков в опасной зоне не было. Да и те, пока сосна кренилась, отскочили достаточно далеко. Но порядок есть порядок. Сушина с грохотом рухнула в снег. Дальше рутина: обрубить сучки, напилить чурбачков… Первый, самый толстый — на сиденье для дежурного, остальные поколоть.
Малой с лавинной лопатой в руках работал экскаватором. Рыть пришлось метра два, зато не потребовалось звать Бульбу привязывать тросик: тут не то что Олегу, трехлетнему младенцу хватило бы роста. Светка, пока брат обустраивал кострище, забила каны снегом и притащила обрубленных сучков. Кусочек горящего плексиглаза (зря что ли Малой с "синяками" на свалке бодался), засунутый в кучу веток, и вот уже жаркое пламя обнимает висящие ведра. Только успевай снег добавлять.
Остальные, утоптав и засыпав лапником площадку, поставили палатку. Колька с печкой нырнул внутрь. Артем, Лёха и Андрей двинулись на помощь пильщикам. Галка и Виталик, предварительно собрав ковры и спальники, постелились и передвинулись обратно к выходу, Энштейн — принимать колотые дрова, девушка — оборудовать место для кухни.
Дрова таскали в чехле из-под печки. Для этого и шили его из авизента: хрен порвешь. Следом за последним мешком в палатку полезли пильщики. Только успели переобуться и уползти на спальное место, как подоспели Лабжиновы с ведрами.
— Что сегодня на ужин? — принюхиваясь, поинтересовалась Галка, вытесненная Светкой с раздаточного места.
Лабжинова, занятая раздачей, вопрос проигнорировала. Зато отозвался Бульба, во весь рост растянувшийся на спальниках.
— Варево! — Тарас блаженствовал: тепло и скоро кушать дадут.
— Какое? — настаивала заместитель руководителя.
— Что-то из круп с мясом, — пробурчал Эйнштейн.
— Что именно?
— Галочка Егоровна, ты прямо как не родная! — отозвался Заварзин, подбрасывая в топку очередное полешко. — Какая разница? Лишь бы оно жевалось, лишь бы оно глоталось, лишь бы оно в желудке сильно не возмущалось!
Девушка грустно вздохнула и обратилась к Петрову, уже получившему свою порцию:
— Миш, ну хоть ты скажи, что там?
— Еда! — коротко ответил эвенк, засунул в рот очередную ложку и добавил. — Однако!
— Ужас! Два месяца назад был такой интеллигентный мальчик! — возмутилась Галка. — Буртасов! Твоя шайка дурно влияет на людей!
— Во-первых, — Батяня начал загибать пальцы, — не два, а три с хвостиком. Именно тогда он вышел из якутского леса. Или эвенкийского, — Лешка задумался. — Не суть! Во-вторых, Ниндзя с самого начала косил под чукчу. А в-третьих, кому сейчас легко? А в-четвертых, сухари ты раздаешь?
— Олег раздает, — отозвалась Светка. — А лук у Артема, уже порезанный. Галь, в ведре макароны с мясом, вываренном в сале. Я туда еще маслица положила. Вкуснятина. Держи! — она передала Галине миску.
— Сплошные калории, — вздохнула та.
— Галочка Егоровна, — опять встрял Заварзин. — Ежели ты беспокоишься за фигуру, то это совершенно напрасно! Еще никому не удалось поправиться в походе! А худеть тебе нельзя от слова «совсем»! С перевалов сдувать начнет!
— Чума, жрать будешь? — шепотом спросила Лабжинова. — А то выброшу всё на помойку. Или съем сама.
— Канэшно хочу! — заорал Колька. — Ты же лопнешь!
— Надо же, услышал, — Светка отдала ему миску.
— А ты как хотела? В вопросе еды у меня абсолютный слух, уникальный нюх, орлиное зрение и остальные чувства на том же уровне!
— Семь, — Артем налил себе чая. — За два часа уложились.
— Долго возились, — буркнул Батяня и тоже потянулся кружкой к ведру.
— Нормально, — не согласился Артём. — После хорошего ходового дня, без акклиматизации. Снега много, и мороз на улице под тридцатник. Нормально.
— Ладно, для первого дня сойдет, — неохотно согласился Лёха. — Тем более, прошли дальше, чем планировали. Но в будущем надо побыстрее шебуршиться, — он окинул взглядом развалившуюся на спальниках группу. — Полчаса на разгильдяйство, и в восемь отбой. Дежурим по часу. Последние — Лапа с Малым, они же готовят. В шесть надо выйти.
24 декабря 2019 года. Перевал Труба
Цирк открылся разом. Только что впереди не было ничего, кроме снежного склона. Один шаг, и… Группа замерла. При ярком солнце можно было, наверное, и задохнуться от восхищения. Не самая худшая смерть, если вдуматься. Но ждать пару месяцев весеннего солнышка никто не собирался. Даже шесть часов до полуденных сумерек, и то жалко. К тому же, смерть, пусть и от восхищения — сомнительный стимул. Вдруг не помрешь! А время потеряно. Тем более, и в лунном свете неплохо смотрится. Увенчанный скальными пиками хребет гигантским полукругом охватывал долину, обрываясь вниз отвесными стенами. На отвесах снег не держался, но слева наверху между скал просвечивали белые пятна, а справа наоборот: отдельные камни выделялись на фоне сплошного льда, гребнем огромной волны нависавшей над цирком. Напротив входа зияла глубокая расщелина, словно прорубленная гигантским топором.
