деле — шепчет Юрико: — полночи ее уговаривала. Упрямая!
— Понял. — киваю я. А вот и микроавтобус с логотипом студии и кустом антенн на крыше. Надо полагать они и прямую трансляцию могут отсюда вести. Сейчас пока никакой прямой трансляции не будет, с утра все участники репетируют, после обеда — короткий отдых, а вечером — прямой эфир с голосованием и прочими прелестями. Первое голосование, все волнуются. Даже я немного волнуюсь, хотя казалось бы — мне то чего. Даже если бы первым вылетел — есть чем заняться. Однако все равно немного нервничаю — наверное общая атмосфера передалась.
Мы садимся в микроавтобус, я галантно придерживаю дверь перед девушками и сажусь следом. Один из операторов молча протискивается в салон вместе с нами и устраивается напротив, ловя нас в объектив камеры. Стараюсь не обращать на него внимания. Думаю, что нам всем надо взять себя в руки и понизить уровень кортизола, который нам с утра Шика-сан нагнала.
— Так — говорю я и дожидаюсь, когда головы девушек не повернутся ко мне: — нервничаете?
— Ни капельки — отвечает Сора: — никаких волнений. Есть только путь.
— Есть немного — кивает Юрико: — конечно нервничаю. Как иначе.
— Хорошо. — говорю я. Автомобиль трогается, шурша шинами по асфальту.
— Как говорил Марк Аврелий — делай что должно и будь что будет. — проповедую я: — мы не можем повлиять на многие вещи. На погоду, на биржевые ставки, на удачу, на божье провидение. Но мы можем повлиять на себя. Мы можем управлять собой, а ведь на самом деле у Бога нет других рук, кроме этих. — я беру в одну руку теплую ладонь Юрико, а в другую — кончики пальцев Соры. Пальцы у Соры — холодные и белые, словно у мраморной статуи.
— И других ног у Бога тоже нет, кроме этих? — лукаво улыбается Юрико и ее вторая рука скользит по подолу пальто, отодвигая его чуть в сторону и демонстрируя обтянутую черным нейлоном коленку, показывая, какие именно ноги у Бога. Надо сказать что коленки у Бога — очень даже. Я помню эти самые коленки и все, что там немного выше и на секунду забываю мораль своей проповеди. О чем там я? Что-то важное же хотел сказать?
— Он говорит о том, что мы сами можем сделать рай или ад из своей жизни — серьезно говорит Сора и поправляет подол пальто Юрико, скрывая Божьи коленки: — это философский концепт, а ты сразу ноги свои напоказ выставляешь! Можно подумать, он чего-то в тебе не видел еще!
— Не грех и напомнить — улыбается Юрико, нимало не обескураженная отповедью Соры: — это ж теофания получается. Божественное явление моих коленок… и бедер. Что тебе больше нравится, Кен-та-кун? — последние слова она тянет, словно фруктовую жвачку, словно пастилу — медленно и томно, с каким-то сладким придыханием. Кен-та-кун. Словно ритм барабанов. Короткий такой. Хочешь меня?
— Мне нравится все — тут же откликаюсь я: — и твои божественные коленки, и твои божественные бедра. А уж твоя божественная грудь и не менее божественная попа…
— Избавьте меня от пошлостей с самого утра — говорит Сора: — у нас впереди тяжелый день. Не до теофании...
— Именно поэтому и надо веселится — поднимает палец Юрико: — а то ты слишком уж серьезная, Со-ра-тян… — и она начинает лапать Сору за грудь прямо через пальто, Сора отбивается, Юрико хикикает, Сора пыхтит, оператор снимает все это безобразие на камеру и я даже через медицинскую маску и черные кочки вижу его довольную улыбку. Все-таки тоже люди все эти «технические работники».
— Ну тебя! Отстань! — отдувается Сора, отбив попытки домогательства: — прическу испортила!
— Ты прекрасна в любом виде. — говорю я: — даже без прически и без макияжа.
— И без одежды — вставляет Юрико и Сора краснеет: — особенно — без одежды.
— Как сказал бы мой одноклассник — взгляните на лилии полевые, они не сеют, не ткут, не пашут, но и царь Соломон во всей славе своей не одевался так как последняя из них. Насколько же ты, Соря-тян лучше, чем полевые цветы? Так что не парься, ты у нас красотка по умолчанию. Вот прямо с утра встала и красотка. Так Экклезиаст говорил.
— Экклезиаст плохого не скажет — добавляет Юрико: — так что иди сюда, красотка!
— Юрико! Я сейчас тебе в лоб дам, клянусь! — и барышни-воительницы снова затевают весёлую возню на сиденье. Я понимаю, что Юрико нервничает и ей нужно отвлечься, что Сора тоже нервничает, несмотря на свою браваду и ей тоже было бы неплохо отвлечься… а это все очень даже неплохо отвлекает… даже оператора, вон, сейчас слюни пустит.
— Юрико! — короткая но яростная схватка за право полапать грудь Соры заканчивается тем, что Сора держит Юрико в захвате, сжимая стальными пальцами правой руки ее шею.
— Все! Все! Отпусти меня! — Юрико медленно поднимает руки: — у меня синяки сейчас будут!
— Гррр! — рычит Сора, но отпускает ее, медленно разжимая захват: — ты просто невыносимая! Вот выйдем отсюда и …
— И что? Наваляешь мне? — прищуривается Юрико, потирая горло и морщась: — таки дуэль! Один на один, девушка на девушку сегодня вечером в душевой! Кента — будешь секундантом?
— Не пойду я с вами в душевую! — резко дает заднюю скорость Сора, поняв, чем дело пахнет: — не, не, не. Я тебе так наваляю… где-нибудь…
— Ну-ну.
— Приехали. Ведите себя прилично — говорю я и мне очень-очень хочется взять себя за лицо и вздохнуть. Есть такое важное правило — если ты завязываешь отношения, обязательно убедись что в этих отношениях именно ты будешь «crazyone». Да. В любых отношениях есть нормальный (относительно) и долбанутый. Это как Bonker D. Bobcat и его напарник Счастливчик Lucky — всегда должен быть чокнутый и гиперактивный персонаж и если ты не такой, то обречен страдать. «Счастиливчик, а что ты делаешь в цветочной клумбе?» «Счастиливчик ты живой? Скажи мне Счастиливчик, сколько видишь пальцев? Три? У меня три пальца?! Я же мультяшка!» и все такое. И где я не уследил за событиями и допустил, что гиперактивная мультяшная рысь у нас теперь Юрико? Массаракш! Недопустимо. Это я должен тут мельтешить и всех провоцировать, быть серьезным это дополнительные обязанности
