еще из восьмидесятых, чист и наглажен.
— Животных в наше время лечить — очень недешевое удовольствие, но куда же деваться-то! Это моя самая что ни на есть боевая подруга! — вздохнув, произнес старик, а затем пошутил. — Без нее я, как без глаз!
— Это уж точно… — улыбнувшись, согласился я.
— У нынешних ветеринаров совершенно никакой совести не осталось, такие деньги дерут! — продолжил он. — Всю заначку отдал, даже жену помянуть не на что оказалось… Впервые за десять лет! Стыдно…
Последнюю фразу он сказал как-то зло, обращаясь явно не ко мне.
— Но собаку-то ведь вылечили. — сказал я, заметив здоровенный свежий шрам у той на животе (собака села таким образом, что мне его стало хорошо видно).
— И то верно! — согласился дед. — Вылечили!
— Вы к жене приезжали? — спросил я очевидную вещь.
— К жене. — последовал не менее очевидный ответ, а затем он продолжил. — Сегодня ее годовщина. Ровно десять лет. Практически святая женщина была, ведь столько лет прожить в браке со слепым… Не каждая сумела бы, далеко не каждая…
Услышав его слова, я сделал то, чего, в общем-то, делать вовсе даже и не собирался, но…
Встав на ноги и выкинув огрызок в урну, я снял с плеч рюкзачок, открыв который достал кошелек…
«Ты чего делаешь-то? Это же просто какой-то «левый» старик?! Теперь всем страждущим бабло раздавать начнешь, что ли?! Совсем сбрендил?!» — спросил у самого себя я, и самому же себе ответил, просто пожав плечами.
…и вынул из него три сотенные купюры, а затем, немного поколебавшись, еще две.
— Жену помянуть — это нужное дело. — произнес я и, взяв морщинистую руку старика, вложил в ее ладонь деньги. — Здесь пятьсот рублей, не отказывайтесь, пожалуйста.
— Зачем же мне отказываться, барышня? — повеселевшим голосом ответил старик и, положив свою палку на лавку рядом с собой, провел пальцами по купюрам, а затем убрал их во внутренний карман пиджака. — Никогда нельзя отказываться от того, что предлагает само проведение! Спасибо большое! В жизни порой случаются трудности, но теперь, по крайней мере, у меня есть на что и любимую помянуть. Ты настоящее золотце!
— Наверное… — я пожал плечами, добавив затем. — Меня, кстати, Златой зовут.
И в тот же миг, когда представился, я услышалтакое, отчего у меня похолодело внутри!
— А я знаю. — тепло улыбнувшись, просто ответил старик, добавив затем. — Злата-путешественница.
Это же он просто так сказал, наобум, да?
— И далеко это я…путешествую? — поинтересовался я, облизнув моментально пересохшие губы.
— Да как тебе сказать, барышня… — усмехнулся дед. — Вроде бы и недалеко, конечно, вот только ни на каком автобусе дотуда не доехать.
Услышав сказанное им, сердце мое заколотилось в бешеном темпе.
Нет, не наобум! Дед знает! Этот дед совершенно точно знает!
— А вы… — мне вновь жутко захотелось пить, жаль, что газировка кончилась. — Вы тоже…? Тоже путешественник?
— Я-то? — весело переспросил тот, а затем, замахав рукой, отверг подобное предположение. — К счастью или к сожалению, но нет. Однако, я кое-что вижу…
— Видите? — торопливо пробормотал я, поняв, куда он клонит. — Как Ванга, что ли?
Мне страстно захотелось немедленно убежать отсюда! Но…
Не меньше хотелось и узнать, чего еще скажет этот дед.
— Насчет Ванги не уверен, честно говоря… — ответил он, почесав затылок. — Да и глагол «видеть» тут, наверное, не совсем уместен, хотя им, пожалуй, проще всего описать это чувство…
Собака протяжно заскулила, и дед нежно погладил ее, после чего животное успокоилось.
— Я не с рождения такой… — дед указал рукой на свои глаза. — В двадцать пять лет, уже после того, как женился и родилась дочка, зрение мое начало ухудшаться. Болезнь и очень неприятная…
Дед, глубоко вздохнув, замолк, а я произнес, имея в виду болезнь:
— Это уж точно…
— Зрение мое постепенно угасало… — грустно поведал старик, затем добавил уже бодрым тоном. — Зато слышать я стал гораздо лучше! В общем, года через два или около того, когда уже ослеп окончательно, я начал «видеть» странные вещи… Нет, точно не «видеть»… Думаю, «чувствовать» или «ощущать» более правильные глаголы в моем случае. Я не смогу словами описать тебе, Злата, все эти ощущения…или же видения, называй, как хочешь…как не смог бы описать, к примеру, запахи цветов страдающему от насморка. В общем, я стал видеть такое, чего не видел никогда прежде. В том числе и вас, путешественников, тоже…
— И много этих…путешественников? — на всякий случай уточнил я.
— Больше одного, это уж точно! — усмехнулся дед. — Вас частенько можно встретить в таких вот местах…
Дед кивнул в сторону кладбища.
— Вас они по какой-то причине притягивают, словно неким магнитом. Конечно, все живое стремится к смерти, но вы… Впрочем, это неважно! — он махнул рукой. — И не ходи больше на кладбища, нечего тебе там делать!
Дед внезапно стал серьезен, а затем вдруг ловко и крепко схватил меня за руку. И, прежде чем я начал вырываться…
— ТыЕговидела? — требовательно спросил старик.
— Кого? — вопросом на вопрос ответил я.
— Бога… — торжественным голосом произнес дед. — Создателя!
— Н-нет. — покачав головой, ответил я.
— Жаль… — старик, кажется, искренне расстроился и как-то весь осунулся.
Отпустив мою руку, он оперся спиной о стекло остановки, а некоторое время спустя повернул ко мне голову, продолжив.
— Вот что я скажу тебе, Златка-путешественница! Никогда не смей отчаиваться! Слышишь меня?! — громко произнес он.
— Слышу. — кивнул я.
— Как бы тяжко тебе ни было, не впадай в уныние! Это грех! Особенно это грешно для тебя! И никогда не выбирай дурной для себя вариант! Только наилучший! Стоя на развилке выбора, всегда совершай тот, что сулит тебе самое лучшее из возможного, даже если этот выбор на первый взгляд покажется невероятным! Ибо бог…творец…вселенная…называйЕго, как тебе больше нравится, созидая каждого из нас, фигурально выражаясь, кидает условные «кости», от значения на которых будет зависеть все, а главное — удача! И когдаОнсоздавал тебя, Злата, твою бессмертную душу, на условных «костях» выпали безусловные «шестерки»!
— Вы можете «видеть» это? — спросил я.
— Я «вижу» это! — безапелляционно ответил старик.
Гавкнула собака, и я повернул голову, увидев подъезжающий к остановке
