войны с Парфией нас пока отделяет только молчание Антония.
- Куда ты клонишь? Я не пойму, - Квинт помотал головой.
Очередная полуправда. Он догадывался, к чему было все это предисловие, но не смел в это поверить – слишком уж невероятно все выглядело.
Цезарь остановился и посмотрел ему прямо в глаза:
- Квинт, я не первый год тебя знаю. Ты талантливый командир и недавно ты еще раз это доказал. Будет очень прискорбно, если ты закопаешь свой талант в землю. Как ты относишься к тому, чтобы стать военным трибуном? Не могу обещать, что под моим началом, еще ничего не решено, но, если ты за, место я тебе в любом случае выбью.
От неожиданности Квинт отшатнулся назад и уставился на Цезаря широко раскрытыми глазами, не в силах выдавить из себя ни слова.
- Твоя травма тебе не помешает, - продолжал Цезарь, - Ты почти постоянно будешь верхом.
То ли аргументы против, то ли страхи, всплыли в голове, и Квинт тут же выпалил:
- Но я же сын простого лавочника! – непонятно зачем.
- Традиции, Квинт, штука хорошая, но иногда они только мешают, - без капли иронии в голосе, отозвался Цезарь, - Мы все помним, что случилось с Крассом[1]. А у него в ставке все были как на подбор.
Запас слов снова закончился, и, как и несколько десятков минут назад, Квинт снова беззвучно шевелил губами в бесплодной попытке придумать…
А что, собственно, придумать?
Цезарь продолжал напирать:
- Это очень хорошая стартовая площадка, Квинт. Да, ты уже не молод, но сделать первый шаг никогда не поздно. Твоему сыну потом будет намного легче, - после этих слов Квинт подавился воздухом и закашлялся.
Может быть, пока у него и не было сына, но этот аргумент был самым убийственным из всех, которые только можно было придумать. Да даже если и не будет – все равно. Калавии тоже будет проще, и уже ее дети смогут выбиться в люди.
- Ну так что скажешь? – Цезарь не сводил с него пристального взгляда.
- Я согласен – быстро выпалил Квинт. Пока в голове не появились еще тысячи аргументов “против”, которые убьют все аргументы “за”. Пока страх не победит здравый смысл, и не выдаст на гора ответ, о котором он будет жалеть всю свою оставшуюся жизнь.
Цезарь просветлел:
- И не переживай по поводу проскрипционных списков. Мы сегодня приняли указ. Все добавления после Перузинской войны аннулированы. Завтра будет объявление.
Раздираемый противоречиями, Квинт заторможено кивнул. Он еще никогда не оказывался в подобных ситуациях, и сейчас никак не мог сообразить, как реагировать и что говорить.
Самый неуместный и дурацкий вариант сорвался с губ сам по себе:
- Ты говорил, что у тебя ко мне два дела. Это одно. А какое второе?
На мгновение Цезарь отвел взгляд, а когда снова поднял его, от былого веселья не осталось и следа.
- Более… Деликатное, скажем так. Скажи мне, у тебя еще остались связи здесь, на Субурре?
- Смотря какие тебя интересуют, - Квинт поднялся с кровати и подошел к столу, задумчиво разглядывая амфору с вином, - Пока я с тобой сидел в галльских лесах, почти все мои друзья катились по наклонной.
- Именно такие и интересуют, - Цезарь кивнул.
А это уже было интересно. Квинт налил себе вина и, обернувшись, предложил:
- Будешь?
- А давай, - неожиданно, Цезарь согласился.
Второй чаши у Квинта не было, поэтому он протянул ему свою, а сам отпил прямо из горла.
- Росций держит игорный дом, Помптин в какой-то шайке крышует лавочников. Галла, хозяйка борделя, опять же. Кто ее не знает?
Цезарь опустошил чашу и поставил ее на стол:
- Я понял. То, что надо. Короче. Ты знаешь, что случилось с Лепидом?
- Не больше, чем все остальные, - Квинт нахмурился. Вино смыло недавнюю радость и, как ни странно, принесло серьезный настрой, - Пропал в середине января, никто больше ничего о нем не слышал.
Грустный смешок сорвался с губ Цезаря, и он помотал головой:
- За его исчезновением стоит Октавий. Я точно знаю, что какое-то время его держали там же, где держали меня, после чего… - он запнулся, - Я не знаю, что там случилось, но я знаю человека, который знает. Он прячется где-то здесь, на Субурре. Беглый раб. Мне позарез нужно его найти.
- Погоди, ты хочешь сказать, что… - глаза Квинта расширились в удивлении, а враз ослабшие пальцы чуть было не выпустили горлышко амфоры.
- Я пока ничего не хочу сказать, - отрезал Цезарь, - Пока просто нужно его найти, а потом уже думать дальше. Можешь помочь? Если я начну здесь светиться чаще положенного, это привлечет внимание, я бы хотел этого избежать. Как минимум, пока ничего не понятно.
- Конечно. Лепид тоже мой командир. Хрена с два я спущу это кому с рук, - в голосе Квинта звучала сталь, - Как выглядит этот гад?
Цезарь достал из сумки какой-то странный свиток, серый с одной стороны и прозрачный с другой, и развернул его. На прозрачной стороне появилось яркое изображение. Несколько тычков пальцем – и на ней отобразилась картинка с белобрысым усатым мужчиной.
- Вот, - сказал Цезарь, - Зовут Аймар. Германец. Раб Октавия, бывший гладиатор.
Подавляя в себе желание подробно расспросить его об этом свитке, Квинт склонился над изображением в попытке запомнить каждую, даже самую мелкую и незначительную деталь.
Наконец, он кивнул:
- Я подниму своих, если получится что-то выяснить – сразу тебе сообщу.
- Кстати, о своих. Квинт, вся эта история ужасно дурно пахнет, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то еще учуял этот запах, пока мы не разобрались, что к чему.
- Даже Ворен и Пулло? - Квинт поднял взгляд на Цезаря. Тот помотал головой, - Но ты же сам сказал, что он бывший гладиатор? Я в одиночку бывшего гладиатора не упакую при всем желании.
- Ладно, - Цезарь сдался практически без боя, - Ворену и Пулло можно, больше – никому.
Квинт энергично закивал. Больше ему никто и не был нужен.
- И еще… - Цезарь окинул его комнату придирчивым взглядом, - Тебе не кажется, что эта комнатушка не соответствует твоему новому статусу?
Уже утром Квинт, со своими собранными сумками, стоял на пороге просторной квартиры на втором этаже инсулы, предоплаченной на год вперед, и не знал, как
