Было два варианта реагирования на такое проявление искренних чувств: либо последовать им, либо отстраниться, что конечно, вызвало бы обиду у Сахарихи. Поэтому Жека внутренне усмехнулся и выбрал первый вариант реагирования: с наслаждением засосал свежие Светкины губы. Но всё-таки через минуту яростного лобызания спустил её на землю.
— Ну ладно, Свет, чего уж там... Пошли в дом, встретила ты хорошо. Надеюсь на продолжение. Давай сначала машину загоним во двор, чтоб на дороге не стояла.
— Давай загоним! — восторженно согласилась Сахариха. — Чур, я буду загонять!
— Свет... — не нашёлся, что сказать Жека, глядя на трёхметровый проём в ограде, куда с поселковой улицы надо было поворачивать под углом в 90 градусов. — Я, конечно... Не сомневаюсь в твоих водительских способностях, но ты же один раз только за рулём была, да и то по прямой ехала.
— А с чего ты взял, что только один раз? — обиделась Сахариха. — Мне папа часто порулить давал, когда мы ездили сюда вместе. А иногда специально тут по полям катались. Я, может, ещё лучше тебя на машине умею ездить!
— Ну ладно... Давай, попробуй, — скрепя сердце, согласился Жека. — Только осторожно!
Пока говорил, Сахариха, завизжав от восторга, запрыгнула на водительское сиденье, но кресло и руль были отрегулированы под Жеку, и она не могла достать ногами педали. Увидев, что все попытки бесплодны, вздохнула и вышла из машины.
— Тут регулировать под меня надо, но зачем тебе это, — печально сказала она. — Не стоит на пару секунд перестраивать всё. Это было бы нерационально. Давай, заезжай ты. Потом, когда-нибудь, вечером погоняем по полям.
Сахариха терпеливо дождалась, пока Жека заедет в обширный двор, потом первая зашла в дом, просто толкнув стеклянную дверь.
— У вас чё, не заперто? — удивился Жека.
— У нас тут по меньшей мере пять человек постоянно живут, — удивлённо ответила Сахариха. — Три охранника, горничная и дворецкий. Зачем закрывать?
— Ясно, не подумал, — признался Жека. — А я-то хотел с тобой...
Тут он замялся, вдруг застеснявшись, что именно хотел с ней, но Сахариха звонко рассмеялась, и потащила его за руку к бассейну.
— Тебе никто не помешает сделать то, что хотел! Но сначала давай окунёмся. Смоем пыль дорог, так сказать...
— Свет, ну неловко как-то... — пробовал отнекиваться Жека. — Вдруг придёт кто-то...
— Когда я приезжаю со школы, сюда не заходит никто, — опять рассмеялась Сахариха. — Таков уговор с предками. Сама себе жрать готовлю, сама себе хозяйка. Ну же, Жека, не ссы! Давай, скидывай шмот!
Сахариха разделась догола и сиганула в бассейн, подняв кучу брызг и залив Жеку с ног до головы. Теперь точно придётся лезть в воду... Жека разделся и хотел осторожно спуститься в бассейн по лестнице, но Сахариха, хихикнув, схватила его за ногу и стащила вниз.
— Я руссааалкааа, и сейчас тебя... ммм... — Не нашлась, что сказать, и замолкла, лукаво глядя зелёными глазами через потемневшие пряди светлых волос. Крупные пухлые розовые соски вызывающе торчали над водой, как будто укоряя: ну что же ты, мачо, застыл в ожидании? Где страстные поцелуи?
— И что ты сделаешь, русалка? Сиськами меня заборешь? — засмеялся Жека и обхватил Сахариху, прижав к себе крепко и в то же время нежно. — И ничего ты мне не сделаешь. А вот я тебя сейчас стонать заставлю...
Сделали всё красиво, как в забугорных порнофильмах, в бассейне с голубой водой, подсвеченной лампами изнутри. Выбрались опустошённые и разлеглись прямо на резиновом коврике.
— Ну чё, пойдём пожрём чего-нибудь, — буднично сказала Сахариха и встала на коленки. Жека хотел её поймать и опять притянуть к себе, но девушка мгновенно вскочила на ноги и побежала прочь, схватив одежду в охапку.
— Не поймаешь, не поймаешь! — придуриваясь, закричала Сахариха.
— Конечно, не поймаю, — усмехнулся Жека. — Главное-то я уже сделал. Зачем мне ловить тебя? Ты же ужин готовить сейчас будешь.
Сахариха на скорую руку приготовила еду — уже знакомые Жеке вкуснейшие итальянские спагетти с сыром-пармезаном, порезала сырокопчёную колбасу.
— Милости прошу, — пригласила она. — Спиртное, увы нет. Ты за рулём, а мне ещё уроки делать. Хочешь, чай, хочешь, кофе, или газировку.
Сидели, ужинали, болтали о всякой ерунде, наслаждаясь моментом. Потом Сахариха спросила, когда Жека уезжает.
— Завтра, — заявил Жека. — В 12 часов улетаю. Постараюсь звонить из Москвы, если получится. Но мы там, надеюсь, недолго будем. А так я думаю, через неделю приеду уже. Надеюсь, с хорошими вестями.
— А сейчас куда?
— Хотел бы с директором комбината поговорить напоследок, если застану. Время уже полчетвёртого. Вдруг домой смотается. Потом за костюмом, бельём в «Престиж» заеду. Надо на иностранцев впечатление произвести. Не поеду же я в старом. Да и прибарахлиться всё равно не мешало бы. У меня даже чумодана нет, в чём вещи везти. Чё-то только сейчас обэтом подумал. В спортивной сумке несолидно как-то вещи носить.
— Эх... Я б в «Престиж» с тобой съездила, — вздохнула Сахариха. — Но сегодня, конечно, не получится. Потом, как приедешь.
— Тебе-то чё из Гермашки привезти? — спросил Жека. — Ты же говорила, вроде надо тебе чего-то?
— Ничего не надо, — махнула рукой Сахариха. — Это я прикалывалась. Всё тут уже можно купить.
— Ну я поеду тогда? — спросил Жека.
— Езжай! — разрешила Сахариха. — Потом ещё позависаем.
Поцеловав подружку, Жека вышел из дома, сел в машину и поехал на завод. То, что Николай Семёнович не захотел ехать в Германию, как сообщил Конкин, стало для Жеки откровением. Договорились же... По пацанским дворовым понятиям считалось это конкретным кидком, а Семёныч показал себя ненадёжным человеком, который из-за своих сиюминутных прихотей может подставить важное дело в решающий момент, и это был повод лишний раз задуматься, с кем он имеет дело.
Директор всё ещё был на работе, когда Жека приехал.
— Я знаю, зачем ты приехал, — сказал он, доставая бутылку коньяка, и собираясь налить Жеке, но тот отказался — за рулём.
— Николай Семёныч! — развёл руками Жека. — Но как же так, ёшкин кот! Договаривались же — вместе поедем, ваши же интересы отстаивать. Вам больше доверия будет перед инвесторами, чем мне!
— Извини, Евгений, — Семёныч налил полную рюмку и выпил. — Понимаю, что дурак, но не могу через себя переступить. Ехать к капиталистам деньги вымаливать — недостойно. Мне, Герою Социалистического Труда, кавалеру ордена Трудовой Славы, это невозможно.
— Но позвольте! — возразил Жека. — Это же общее дело, от которого зависят судьбы тысяч людей. Это НАДО сделать. Впрочем... Сейчас уже говорить об этом поздно. Но вы себе представляете, каким образом я буду вести переговоры? Я не обладаю никаким правовым статусом в вашем коллективе. Кто со мной будет разговаривать, если я, по сути, обычный торгаш на базаре? Вы бы хоть послали со мной коммерческого директора с правом подписывать контракты.
— Зачем тебе коммерческий директор? — спросил Семёныч. — Ты и есть коммерческий директор. Сейчас в юридическом отделе подпишем договор на полную реализацию нашей продукции через твою компанию на любых условиях, на закупку сырья у любых поставщиков, а также на полное представительство наших интересов перед любыми заграничными партнёрами.
При этих словах Жека чуть не офигел. Директор полностью отдавал комбинат в его руки, признаваясь в своей несостоятельности как коммерческого руководителя! Огромное предприятие, как комок грязи, упало ему в руки. Будучи по сути государственным, оно упало в ключевых вопросах в частные руки. Так же, как и Газпром и Роснефть примерно в это же время.
— Хорошо, — согласился Жека, не веря в удачу. — Это ваше окончательное решение?
— Да. Пойдём к юристам. Время терять нет резона. У меня больше нет сил бороться за всё это.
Когда Жека вышел из заводоуправления, неся в дипломате драгоценную бумажку на трёх языках, мысли разбегались в разные стороны. Десятки рабочих схем проносились в голове, и все они сулили настоящие, огромные, баснословные деньги. Намного больше миллиона долларов, отбитого им в марте на бирже. Но все эти схемы предусматривали лишь один исход — год-два работы, а потом бегство за границу. Потому что даже Дуреев будет вынужден его арестовать.