Из кареты выскочил молодой совсем вельможа, надевающий на ходу шляпу. И хоть дверь кареты перед ним сам Акинфий Никитич, выглядел вельможа не слишком значительно. Темный камзол, какие-то странные прямые брюки, совсем мало вышивки, еле видно серебряные нити, даже парика и того нет, шляпу он на свои светлые и очень коротко остриженные волосы надел. Не то что тот второй, с которым Акинфий Никитич ушел, важный такой, но тоже не слишком пышно одетый, да и парик маловат будет. С этим же молодым из кареты сыновья Демидовские двинулись в сторону завода, даже в дом не пройдя и не отобедав. Санька не помнил, чтобы кто-то от обедов в доме Демидова отказывался, значит, Акинфий Никитич сам не предложил гостям перекусить с дороги.
Придя к таким выводам, которые следовали из всех предпосылок, Санька окончательно успокоился. Ничего ему не будет за шалость, может быть, даже и не побьют сильно, так что можно рискнуть и не отдавать заветный рубль. Такого богатства он и не видел никогда, а теперь он у него и вовсе останется.
Вместе с сыновьями Демидова, среди которых только младший Никита Акинфиевич принимал участие в делах завода, гостей сопровождали приехавшие с ними гвардейцы. Их было четверо, но один, скорее всего старший, держался поближе к молодому вельможе, который внимательно слушал, о чем говорит ему Никита Акинфиевич, в то время, когда они пересекли двор и зашли в полутемное здание завода.
В горячий цех, где располагались печи, Никита Акинфиевич сразу их не повел, повернув направо, туда, где была комната совещаний, как называл ее сам Акинфий Никитич. В этой комнате стоял большой стол, было расставлено множество стульев, и даже в углу притаился самовар. Вот только окон в комнате не было, не нужны они там были, и Демидов не захотел тратиться на дорогое стекло, когда можно и свечами обойтись, тем более, что комнатой этой пользовались крайне редко.
Санька крался за гостями, молясь про себя, чтобы мастер не позвал его. Но из-за этой проверки сегодня все были словно не в себе, как на иголках, словно чего-то ждали, какого-то сигнала, и работали спустя рукава.
Никита Акинфиевич открыл тяжелую, дубовую, оббитую железом дверь, оставив по давней традиции ключ в двери снаружи и пригласил гостей войти.
Тут случилось то, чего ждал Санька, и, как оказалось впоследствии, все остальные работники завода. Из тени двери выскочил тот самый иноземец и проскользнул в дверь, оттолкнув замешкавшегося Григория Акинфиевича. И тогда он, Санька подбежал к опешившему Никите Акинфиевичу и, поднырнув у него под рукой захлопнул тяжелую дверь и повернул ключ. Это было все, что от него требовалось сделать. И теперь он задал стрекача, надеясь на то, что в полумраке Никита Акинфиевич его не разглядел. Вот только то, что в коридоре останутся все четверо офицеров, Никита и Григорий Демидовы, а также молодой щеголь, который посторонился, чтобы дать пройти Прокофию, зубоскаля при этом, никто явно не ожидал.
Как оказалось, часть рабочих ждали как раз этого сигнала — закрытия двери, вот только, Санька все перепутал и закрыл дверь до того момента, как все проверяющие окажутся внутри комнаты без окон. И когда первый из них, что-то прокричал, кинувшись на Никиту Демидова, размахивая при этом киркой, раздался выстрел и, пролетевшая рядом с ним пуля заставила зачинщика очередного бунта присесть.
— А ну побросали все свое дубье, а то следующая пуля аккурат в лобешник бестолковый придется, — весело заявил щеголь, доставая из-за пояса второй пистолет, а первый передавая одному из гвардейцев, который тут же сноровисто его зарядил. — Никита Акинфиевич, открой уже, будь так добр эту проклятую дверь, а то, его высочество разозлится, а когда он злится, становится невесело даже мне.
— Да-да, конечно, Петр Александрович, — пролепетал Никита и потянулся к ключу, который успел повернуть какой-то мальчишка, которого он не успел как следует рассмотреть. Всё происходящее выбило его из колеи. На звук выстрела к месту происшествия сбегались люди, а тот десяток идиотов, решивших именно в этот момент побузить, внезапно осознал, кто именно зашел в ту проклятую комнату, и, как и предсказал щеголь, смешно не было от этого никому.
Демидов самый младший не успел повернуть ключ в замке, он даже не успел дотронуться до него, как из-за двери раздался выстрел, а затем еще один. Дверь содрогнулась от удара, а ключ выпал наружу, упав на пол. Щеголь побледнел и бросился к двери, а Григорий Демидов схватил ключ и попытался вставить его в замок, но, оказалось, что кто-то невероятно меткий там за дверью выстрелил настолько точно, что пуля попала прямиком в замок, раскурочив механизм.
— Ломайте эту чертову дверь, — заорал старший офицер и схватил Григория Демидова за шиворот. — Если с Петром Федоровичем что-то случилось, я сожгу весь ваш поганый завод к чертовой бабушке!
***
Когда дверь захлопнулась, я даже не сразу понял, что произошло. Прокофий успел зажечь несколько свечей, и темнота сменилась полумраком, когда я услышал звук захлопнувшейся двери, раздался приглушенный полувздох, и звук падающего на пол тела, а затем знакомый голос, который я предпочел бы никогда в жизни больше не слышать, произнес.
— Ну вот мы и снова встретились, ваша светлость, — я медленно повернулся к Брюммеру, который смотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Я даже удивился тому, как сильно он меня ненавидит. Криббе лежал на полу, но по вздымающейся грудной клетке было видно, что он жив, только находится в отключке. Демидов замер у стены с канделябром в руке, я же перевел взгляд на своего бывшего не то слугу, не то надзирателя.
— Лично я не видел бы тебя еще лет сто пятьдесят, обер-гофмаршал, — самое удивительное для меня был тот факт, что мы говорили по-русски. — И что же привело тебя сюда, — я сделал шаг, потом другой, — можешь не отвечать, я знаю, что. захотелось попрактиковаться в устраивании мятежей? Это ведь так эпично, мятеж, в то самое время, когда на заводе находится наследник престола. Демидовым после этого точно придет конец, и Российская империя недополучит огромную кучу металла, я прав? — Брюммер поворачивался вслед за мной, нахмурившись, но, когда я уже стоял спиной к злополучной двери, а он переместился на мое место, раздался приглушенный выстрел за дверью. Бывший обер-гофмаршал, услышав столь характерный звук, выхватил пистолет и навел его на меня.
— Вы почти не ошиблись, ваша светлость, — он намеренно коверкал обращение ко мне, как бы подчеркивая тот факт, что ему нет дела до того, что я являюсь Великим князем, а не просто герцогом занюханного герцогства. — Вот только мятеж, чтобы он наверняка уничтожил Демидовых, должен включать в себя такой маленький штришок в виде трупа одного, слишком много вообразившего о себе герцога.
— А что, по-другому тебя Фридрих на службу не берет? Нужно мой скальп в виде ценного подношения преподнести? Ты не обидишься, если я скажу, что ты, урод, вообще никому не нужен, и держался у меня, творя, что хотел, только потому, что меня, еще ребенка некому было от тебя защитить. От тебя и твоего дружка. И когда этот кто-то в моей жизни появился, ты получил то, что заслуживаешь, и сдохнешь на помойке, подбирая объедки...
— Stirb, du biest! *— заорал взбешенный Брюммер, и спустил курок. Я закрыл глаза, мысленно приготовившись к тому, что пуля сейчас войдет в мое тело. Одновременно из-за моей спины прозвучал еще один выстрел.
— Dubist das ding, du bastard,** — глухо, я с большим трудом его расслышал, проговорил Гюнтер, и я приоткрыл глаза. Брюммер в этот момент отнял ладонь от груди, с удивлением посмотрел на кровь и рухнул на пол.
От двойного выстрела я, кажется, оглох. В закрытом помещении это звук едва не довел до контузии. Лишь когда в ушах перестало звенеть, и я начал слышать более-менее нормально, решил сдвинуться с места и осмотреть все получше.
Рядом с телом Брюммера стоял Прокофий, все еще сжимающий в руке канделябр, понятно откуда столь фантастический результат стрельбы у покойника, похоже, подкравшись к неадеквату, Демидов саданул его этим самым канделябром по руке, отправив пулю куда-то мимо моего тела.
