— Потому что думаю, как мне с вами быть, Акинфий Никитич. Я вот, намедни, с врачом вашим поговорил. Весьма толковый малый, чтоб вы знали. Только скучает дюже, пользуя практически только вашу семью, пациенты из которой весьма неблагодарны. Но ничего, я ему занятие придумал, он пока в шоке сидит, так что не мешайте человеку в себя приходить. — Демидов едва не поперхнулся от моих слов, и отставил чашку с чаем, в который доктор при мне накапал несколько капель опиумной настойки. В его случае боль гораздо больше по мозгам бьет, чем обезболивающее. Скорее, за проходящей болью он его даже не почувствует. — Так вот, Акинфий Никитич, доктор ваш сетует на то, что не выполняете вы его требования и советы, что он прямо говорит — поститься вам надо ежечасно и тогда Господь сподобится и уберет опухоль и боль из суставов. А вы его не слушаете, по батюшке кроете, да по матушке. Я вот точно говорю, ваш доктор прав, посмотрите на Андрея Ивановича — вот вам прекрасный пример, как пост животворящий работает.
В ответ на мои слова сам Ушаков скривился, а вот Демидов посмотрел на него с заметный любопытством и прищурился. Ну, я сделал для него все, что смог. Внемлет совету доброму, проживет еще какое-то время, а нет, боюсь, недолго ему в этом случае осталось.
— Ты вот лучше скажи, Акинфий Никитич, у тебя такой бардак на всех заводах? Почто ничего не охраняется? — включился в нашу беседу по подведению итогов Ушаков, приехавший в Невьянск еще неделю назад. Вместе в выпучившим глаза Турком, который, оказывается, вышел на Бергхольца и сумел дожать этого заносчивого немца, который выложил ему все подробности плана моего устранения. Бергхольца в живых не оставили, я не тетка, играть в добренького барина не намерен, а будь суд его бы точно максимум высекли да в Сибирь отправили, а как люди с деньгами в ссылке отдыхают, по-моему, ни для кого не секрет. Так что у Андрея Ивановича еще одна головная боль — наладить приличное ведомство за контролем и исполнением наказаний, а то, сдается мне, те же декабристы, что на не очень дорогом курорте отдохнули, так звезды две-три максимум, но особых лишений вряд ли почувствовали. Так что Бергхольца удавили потихоньку, но и широкой огласки не делали. В лес пошел немчура, да заблудился. А здесь почти тайга, где, как говорится, медведь все спишет, бывает, дело-то житейское. Смотреть надо, куда прешь.
— Так нигде никакой охраны нет, — развел руками Демидов. — Только люди специальные, что за работниками присматривают.
— Это, чтобы не разбежались, — деловито уточнил я. Демидов только зыркнул в мою сторону, но ничего не сказал.
— Ты хоть понимаешь, Акинфий Никитич, что с тобой государыня сделает, когда узнает, что ты едва наследника престола не угробил? — Ушаков даже покачал головой, показывая, как ему жалко этого неудачника.
— А как она узнает? — очень тихо спросил Демидов, уставившись в скатерть, украшавшую стол. Ох ты ж, ничего себе, он что же пытается взятку всучить, мне? М-да, все-таки, Акинфия на покой пора, вон Никита даже глаза закатил, и протер лицо руками, поражаясь папашиной дурости. Все, Акела, кажется выходит в тираж, но тут ничего уж не поделаешь, время, к сожалению, никого не щадит.
— Так ведь я ей расскажу, — радостно ответил я, как именно Елизавета узнает про то, что недавно произошло на заводе. — У нас с тетушкой порой вполне доверительные отношения возникают, — да, если она мне на растерзание сейчас Урал, Алтай и Сибирь отдаст, которые я хочу хорошенько тряхануть и привести к порядку и процветанию, каких они заслуживают, я ей Ваньку Шувалова подарю, которого специально изолировал от государыни подальше, ибо не хрен. Ленточкой перевяжу, и заставлю арию какую спеть, предварительно уроки пения взяв у какого-нибудь маэстро. Есть у Елизаветы такое вот мелкое извращение, скорее даже фетиш, сильные мужские голоса. Ну, кроме непонятной тяги к совсем молодым мужчинам, даже, если эти мужчины ее родственники.
— Хватит рыть себе могилу, — прервал нас Ушаков. — Акинфий Никитич, я вижу, его высочество видит, все вокруг видят, как вы мучитесь от болей, кои не позволяют вам ясно мыслить, поэтому, первое, что вы сделаете в качестве жеста доброй воли — это передадите все нити правления вашей империи Никите Акинфиевичу.
— Но, Никита еще так молод, может быть, Гриша...
— Нет, Никите Акинфиевичу, — жестко прервал я его, а Олсуфьев тут же подсунул Демидову уже наполовину заполненные бумаги о передачи прав младшему сыну. — И еще, я крайне заинтересован, чтобы все ваши заводы, и все те, что еще будут, оставались в одних руках. Я долго беседовал с вашими сыновьями, так уж получилось, что только Никита Акинфиевич, желает продолжить ваше дело. Ни Прокофий, ни Григорий связывать свою жизнь с заводами не намерены, поэтому, как только они получат полагающуюся им долю наследства, то сразу же продадут заводы тому, кто даст большую цену. Еще раз повторяю, я не хочу, чтобы это произошло, поэтому предлагаю уже сейчас заняться завещанием и долю ваших старших сыновей определить им в денежном выражении, или в виде недвижимости и драгоценностей, которых у вас много скопилось. Даже, если Никита останется без дома, он себе купит или построит, а в первое время можно и здесь жить, все равно этот дом не отделим от завода.
Акинфий вздохнул и взял в руки перо. Рука дрожала, но он был очень умным и опытным, чтобы не понимать, таким образом он отводит удар от сыновей, да и вообще род Демидовых отделается легкими потрясениями. К тому же, когда мы уберемся всем своим табором отсюда, никто не помешает ему номинально главному Никите помогать отческими советами, не так ли? Когда бумаги были подписаны, я попросил всех удалиться, кроме Никиты Демидова, и мы, наконец, приступили к обсуждению тех преобразований, которые необходимо будет произвести на заводах в первую очередь. И самое первое — это организация охранной системы, включающую аналоги пропусков, чтобы никто не сумел пройти в цеха просто так. И ведь в Туле было то же самое, а ведь там оружие делается для Российской армии, которое повредить ничего не стоит. Так что откатаем систему охраны здесь в Невьянске и запустим по всей стране, если нужно, то добровольно-принудительно. А то живут как цари горы в своей глуши, еще и условия пытаются ставить и права качать. Козлы охамевшие.
Когда все лишние вышли, и Акинфий отдал распоряжение принести нам кофе, чай, перекус, двадцатилетнее дитятко, которое волокло на себе уж три года всю империю Демидовых, да еще и вынужденное подстраиваться под прихоти отца и старших братьев протерло лицо ладонями, словно сбрасывая остатки напряжения и прямо посмотрел на меня.
— Я не знаю, что сказать, ваше высочество, Петр Федорович, — наконец, выдавил Никита из себя.
— Ничего не говори, просто сделай так, чтобы англичане от зависти повесились, — я хмыкнул, видя его напряженное серьезное лицо.
— Ваше высочество, вы уверены, что с Даниловым ничего не хотите делать?
— Нет, не хочу, я поступлю подло, он даже не ожидает от меня такого коварства, я наделю его некоторыми полномочиями. Сейчас благополучие рабочих будет находиться в его руках, и он будет перед ними отчитываться о проделанной работе, — я снова хмыкнул.
Условия труда надо пересматривать, это факт, как и начинать внедрение обучение и удаление с промышленных предприятий крестьянства. Никита был со мной, вопреки мнению отца, полностью согласен. Процессы производства усложнялись, уже начали появляться механизмы, от которых у вчерашних крестьян глаза на лоб лезли, и они только креститься и молиться могли. Отдачи от того, что выгребают с полей крепостных — вообще никакой не было. Лучше уж один обученный мастер, чем два десятка безграмотных крестьян, толку всяко поболе будет. Школы, училища при заводах, чтобы сразу же все на практике изучать — это Никита берет на себя, так же, как и обязательные осмотры помощниками врача рабочих перед непосредственно рабочим днем.
В этом-то и состоит мой подарок, показавшемуся мне недостаточно загруженным Грозину, он должен организовать при заводе медицинскую школу, где будет готовить фельдшеров. Практики здесь навалом, и травмы всех видов, и болячки и даже роды. Я пока не могу обеспечить всех врачами, а вот фельдшерами вполне. Правда слова такого «фельдшер» нет, но мы его запатентуем, так же как диплом легализуем, но начинать Грощину придется с нуля. Учебным материалом Никита тоже обещал обеспечить эту первую фельдшерскую школу, сказал, что братьев загрузит, нечего им штаны по заграничным, да столичным салонам протирать, пускай делом займутся, а то хвастают только, что со всякими великими умами Европы переписываются, вот пускай и напрягут эти умы насчет инструментов, да учебников. Переводчиков найдем — у нас на каторгах кого только нет, а инструменты, их бы только увидеть одним глазком, там уж наши мастера расстараются, в башне, которая по сути была лабораторией, и создадут нечто подобное. Ну, а если все получится, то подобные школы создадим по всей империи, это пока проще, дешевле и востребованнее, чем докторов учить, насчет которых тоже что-то нужно решать. И что меня особенно нравилось, что все эти нововведения не в столицах произойдут, куда попробуй еще доберись, а за Уралом. Столицы итак будут развиваться, это неизбежный процесс, а вот про глубинку все всегда забывали.
