чего? Я бы на их месте тоже в другой штат свалил от таких перспектив.
— Силу за собой почувствовал? — неприязненно спросил Жириновский. — Сила есть — значит можно под себя весь мир прогибать?
Задавив невесть откуда взявшийся стыд, я спокойно ответил:
— А разве государства когда-то по-другому работали? Просто я с другого края начал: не на обычных людей давлю, а на горе-правителей.
Слова любого политика из моего мира — включая Жириновского — такой реакции бы не вызвали: это вот эти людей за нежелание подыхать за сохранение считающей их вторым сортом системы стыдить будут? Сыночек-то на фронте уже, или как обычно, во «вражеских странах»?
Но актуальный Жириновский нормальный мужик, и сыновья у него образцово-показательно за Родину жизнь положили. И не в войне за геополитическое влияние и ресурсы, а против экзистенциальной угрозы — такое уважать можно и нужно. И я уважал — вплоть до этого момента. Не заборет свою инерцию мышления, придется менять диктатора в родной стране и брать переговорный процесс в свои руки, подмазывая партнеров не как сейчас — перспективами, а кровью — однажды самоубийцы кончатся физически. Не хочу, поэтому давай, Вольфович, прояви уже понимание.
— Хорошо, — безразличным тоном ответил Жириновский.
Я немного испугался — мысли услышал, что ли?
— Вот мы колонистов без защиты оставим, а ты завтра вдруг решишь в своем мире остаться. Вместе с Сеннит. Что будет, рассказать?
— Долгая и грустная война, — расписался я в понимании ситуации. — Но я там не останусь.
Зачем? В нынешнем виде, даже без Сеннит, я неплохо развернусь, но менять-то нужно Систему целиком, а это в одиночку трудно. А вот если за мной будут стоять две процветающие Земли, на которых человечество как сыр в масле катается, будет попроще — политики посопротивляются, но после их трагической гибели народные массы поймут, насколько стало лучше жить без вот этого вот всего.
— Это ты сейчас так говоришь, — не поверил Владимир Вольфович. — А увидишь маму, девочку-однокурсницу любимую…
Да он же боится, что я их брошу и Сеннит заберу!
— Давайте сосредоточимся на жизни колонии, — вернул я разговор в конструктивное русло. — Пункты с тридцать второго по пятьдесят шестой нахрен не нужны.
— Ты сказал? — сыронизировал он.
— Я сказал, — не смутился я. — По праву чувака, который может перебить всех принимающих ключевые решения, дофига воинственных мудаков, и заменить их жуками-имитаторами.
Генерал-полковник отпил водички из стакана, продемонстрировав трясущуюся руку, охранники как бы невзначай довернули до меня пулемет. Охренели в Древнего из своей пукалки целиться? Во рту синтезировалась кислота, и я плюнул в ствольную коробку РПК. Шипит!
— Не дергаться! — рявкнул на подчиненных Игорь Николаевич.
А то ишь ты, в кобуры полезли.
— Вырастили на свою голову, — после паузы буркнул Жириновский.
— Еще нужен специальный декрет, по которому в меня нельзя целиться никому и никогда, — добавил я.
Владимир Вольфович гоготнул:
— Потери большие?
— Один расплавившийся РПК, — ответил я.
— Давай так, — из трубки донесся звук хлопка ладонью по столешнице. — Если ты такой мудрый государственный деятель пацифистического толка, после возвращения с Земли-3 будешь назначен секретным, но обладающим всеми необходимыми полномочиями комендантом колонии. Как раз за год, до твоего появления на большом экране, потренируешься большими массами людей руководить. Но, извините, ваше Древнее величество, — подпустил он в голос сарказма. — Если облажаетесь — вернем все как было.
— Конкретные критерии «лажи»? — спросил я.
— Правильно, — одобрил Жириновский. — С понятиями определяться нужно в первую очередь. Резиденцию здешнюю тогда пока отложим — зачем тебе? У тебя времени в ней жить все равно не будет, — вздохнул и пожурил. — Вот надо оно тебе, Андрей? Дальше океана не уйдет никто, рано или поздно придется в цивилизацию вливаться. А рабочие места где брать — подумал? На армию половина страны пашет!
— Послезавтра представлю проект, который поможет пристроить очень много людей так, что все будут довольны, — пообещал я.
Только в мой мир сходить надо — в этом мире нужной мне концепции пока не придумали.
— Надеюсь, у тебя хватит благоразумия признать нашу правоту, если твой «проект» окажется ерундой.
— Я готов к обсуждению и аргументации, — ответил я. — Но инерция мышления аргументом считаться не будет — если не докажете, что «проект» приведет к негативным последствиям в материальном мире, будем делать по-моему.
— Из твоего мира что-то? — догадался он.
— В моем мире пока на этапе концепции, — признался я. — Технологического рывка ждали. Я с Сеннит поговорил — аппаратную часть она сделает, там просто, но из моего мира кое-кого похитить придется, у вас нужных спецов просто нет.
— Похищай с семьями и желательно коллективами, — выдал совет опытный политический деятель.
— Хорошо.
Я бы так и делал.
— Значит отменяем военщину, — смирился Владимир Вольфович. — Стройбата половину у вас забираем — на Дальнем Востоке пригодятся.
— Ок, — отозвался я.
Все равно они на военных объектах и трудились бы — жилье себе «колонисты» сами строят.
— Архитектора тебе пришлю — покажет проекты твоей резиденции на Земле-2. Собрался править — правь как положено, а не из избушки.
— Ладно, — согласился я.
Юки обрадуется.
— Еще пришлю тебе команду. Специалисты хорошие, молодые, разносторонние и башковитые, — добавил Жириновский.
— Спасибо.
— Ну а ты время зря не трать, за учебники садись, — не смог он обойтись без педагогики.
— Обязательно, Владимир Вольфович.
В самом деле надо.
— Игорю Николаевичу трубку дай, — велел Жириновский.
— Вас просят, — передал я аппарат генералу.
Тот не стал дожидаться приказов и сразу выкатил реально мужественное заявление:
— Владимир Вольфович, я на пенсию уйду.
«Мужественное» — потому что генералы на пенсию добровольно уходят крайне редко, им нравится быть важными. Видимо, Жириновский тоже инициативу оценил, потому что:
— Нет уж, Игорь Николаевич. Где я вам замену искать буду? Перед нашей Родиной и всем человечеством встал беспрецедентный вызов, грозящий беспрецедентными же перспективами. Уйдете сейчас — так в учебники и запишем, был мол такой генерал- майор Майоров: испугался ответственности и сбежал.
Угроза понижения и позора сработала:
— Передумал, Владимир Вольфович. Но я что, теперь у пацана в подчиненных буду бегать?
— Будете, Игорь Николаевич. И я буду. И Император японский. И
