А пока он рассматривает, что у него там внизу происходит, я прыгаю и лечу вслед за топором, и этих долей мгновения мне хватает чтобы преодолеть разделяющие нас полтора метра.
Долетел, двинул с левой чуть растерявшемуся аиотееку по морде тигриной лапой, следующим движением правой втыкая фест-киец под подбородок противника. И что характерно, попадаю!
Ух… Теперь содрать скальп, помахать им высоко подняв над головой в знак своей победы, и издать торжествующий рев.
…Мой рев послужил сигналом, и забритые издали не менее победный вопль, а в их рядах началась какая-то заварушка, видимо не все аиотееки, особенно те, что из коренных, были согласны с таким поворотом событий, и их сейчас настоятельно убеждали в нашей правоте, тыкая в спины кинжалами и лупя дубинками по головам.
Ура! Победа! Тем более что звучит сигнал кол’окола, привлекающий внимание командиров, …и пусть я не вижу флагов, но судя по барабанам, играется сигнал к атаке. Скорее всего для левого крыла нашего воинства. Их задача обойти дерущихся вдоль берега и окончательно добить врага…
Хренушки! Как обычно бросив вперед забритых, следом за ними шли коренные оикия. А у нас тут сплошной бардак и мешанина из дерущихся в тесной толпе людей. Щас как эти коренные вдарят по этой толпе, и она хлынет назад, сминая улотских вояк и пробивающихся сквозь почти уже добитых оуоо навстречу нам ирокезов. А потом начнется настоящее избиение толпообразующих младенцев стройномарширующими иродами. Что же делать?
Рявкнул-пропел команду строиться и развернуться навстречу подходящим супостатам, сомкнув ряды и образовав что-то вроде глубокого строя в четыре шеренги глубиной. Одновременно сигнализируя улотским воякам, что это мол наши, и, как заранее было оговорено перед битвой, тех, кто будет с белыми повязками на руках, не трогать.
Ага! Так вот меня сразу и послушали! Какой-то чужой дядька, хотя вроде и победитель коренного, но вдруг начинает выпевать аиотеекские команды, как-то это все того — подозрительно.
…Это хорошо еще, что они видят на мне шлем с гребнем из конских волос, а не родной брюнетистый ирокез, наконец сообразил я. И попытался продублировать команды на диалектах степняков и прибрежников. …Хотя в их языке аналоги четких аиотеекских команд были весьма приблизительными по смыслу.
Короче, к тому времени, когда мои подопечные начали шевелиться, подошедшая пехота уже ударила по толпе, в мгновение ока стерев из списков живых наверное не меньше трех десятков «забритых». Это естественно отрезвило выживших, но было уже поздно. Опомниться и придти в себя нам не дали, аиотееки перли железной стеной, с ритмичностью механической игрушки выкидывая вперед свои копья и нанизывая на них попавших под руку неудачников. Забритые дрогнули и побежали
Но я продолжал орать команды на всех известных мне языках, и постепенно вокруг меня образовался кружочек вояк, либо сообразивших что бежать некуда, либо просто обученных подчиняться командам. Вот с ними я и ринулся в бой, подхватив чье-то брошенное копье.
И поскольку мне было слишком страшно и реально показалось, что приходят мои последние минуты, я не стал церемониться, а перехватив оружие обратным хватом, метнул его в надвигающиеся ряды и бросился следом.
Копье попало, сделав узенькую брешь в сплошной линии копий и щитов. Я бросился в эту брешь и даже помню, как успел врезать топориком какому-то подвернувшемуся под руку вояке. Все остальное вспоминается уже очень смутно. Мелькание рук, тел, оружия, я машу топором и фест-кийцем, честно говоря не очень понимая кто тут враги, а кто друзья. И скажу честно, даже спустя годы этот момент снился мне в кошмарах, настолько все это было жутко и неприятно.
…Обычно-то в бою появляются некий дикий восторг и кураж, помогающие забыть об опасности, либо, наоборот, наступает душевное оцепенение, и ты смотришь на все происходящее будто бы со стороны. А тут я чувствовал каждый момент боя, понимал, что никакое мастерство не поможет уцелеть в такой безумной свалке, и дрался с отчаянностью обреченного на смерть. Но хуже всего было чувство ответственности за все происходящее. Именно оно и не давало забыться и просто упиваться дракой. Ведь если я в чем-то ошибся, цена за ошибку будет чудовищно высока. Несколько тысяч жизней, причем, среди этих тысяч, многие — мои друзья и родня… Забудешься тут!
Потом вдруг кто-то начал громко звать меня по имени… и я увидел прущего вперед Лга’нхи, рвущегося вперед и крушащего своим Волшебным мечом черепа заступающих ему дорогу людей. А за ним шла толпа ирокезов в пару десятков человек, тоже выкрикивающих мое имя словно боевой клич.
Впоследствии я узнал, что Лга’нхи, смотря на поле боя с холмика, на котором располагалась ставка Командования, увидел в какую задницу я попал и, презрев свои главнокомандующиские обязанности, скинул их на Леокая, а сам ломанул в битву на помощь мне. Пробился сквозь и так уже почти задавленных оуоо и ринулся на нового врага.
…Сквозь заливающий глаза пот и мутную пелену я даже залюбовался этим самым прекрасным из всех виденных мной зрелищ, идущих мне на помощь ирокезов!
Лга’нхи был подобен молодому Богу Войны, дорвавшемуся до родной стихии. Огромный, стремительный и залитый с ног до головы вражеской кровью.
Да он сейчас просто балдел от Щастья, это вам не вышагивать в тесном строю, дисциплинированно выкидывая вперед копье и подгоняя свои шаги и движения под общий ритм и скорость всего строя. Именно в такой свалке, тесной и яростной, когда противники вынуждены бросать копья и вцепляться в глотки противнику голыми руками, и проявлялись его лучшие бойцовские качества. Огромная сила, потрясающая скорость, дикарская ярость и выносливость, о которой даже марафонские бегуны могли бы только мечтать.
Одно только его появление сразу изменило ход всей свалки, враги перестали напирать и, кажется, даже сделали несколько шажков назад. И не удивительно, при виде этого прущего на тебя терминатора дрогнет сердце и затрясутся поджилки даже у самого матерого вояки. А когда еще за его спиной движется два десятка таких же крутых вояк, к тому уже умеющих действовать слаженно и четко, тут уж ни один строй не устоит.
…К тому же, как я узнал впоследствии, с правого фланга ударили войска Олидики и союзных Царств. И пусть они были не столь опытными и вообще впервые дрались строем, этого напора аиотееки уже не выдержали и сначала начали пятиться, продолжая сохранять строй, а потом уже и побежали россыпью…
Победа? Опять хренушки! Впереди еще стояли незадействованные в бою части аиотееков… Хотя нет, не просто стояли, напавшие с холмов песиголовцы отвлекали их внимание на себя, тем самым не позволяя влезть в драку… А это означало, что несмотря на тяжелое дыхание, дикую боль в груди и то, что руки отказывается не то что держать оружие, но даже подниматься, битва еще далеко не закончена, и злобный монстр-мучитель Лга’нхи уже строит выживших в оикия, видимо, не собираясь дать мне даже крохотный тайм-аут, чтобы отдышаться и придти в себя.
— Ты как? — обеспокоенно оглядел мою тушку Лга’нхи, когда я, тяжело опираясь на чье-то подобранное копье, доковылял до него.
— Нормально… — Вяло ответил я и спросил, подсознательно пытаясь потянуть время. — Что делать-то собираешься?
Лга’нхи понял меня правильно и вместо героических слов о том, как он щас тут всех порвет, начал тыкать пальцами в расплывающуюся перед глазами даль и повествовать о своих планах.
— …Мы сейчас все вместе вперед пойдем и по тем вон, что прямо перед нами стоят, ударим. Мсой своих поведет вдоль берега и с одного боку их зажмет. А Мокосай, тем временем, со своими вдоль ограды пройдет и оттуда уже на врага ударит, как ты говорил, «в самое сердце». Так что мы их со всех четырех сторон давить начнем!
— С трех. — машинально поправил я.
— …С четырех, — возразил мне Лга’нхи, предварительно даже что-то пересчитав на пальцах. — Кор’тек и те, которые с ним на лодках плыли, уже в их стойбище дерутся.
— Откуда знаешь? — Продолжил я этот дурацкий спор, и так хорошо зная ответ.
— Так ведь видно же? — Удивленно ответил Лга’нхи. — Сам посмотри.
…Ну да, сволочь дальнозоркая. Ведь аиотеекский лагерь где-то на самом горизонте торчит. Что отсюда можно увидеть? Может там никакой драки и нет, а просто бабы хороводы водят. Но хренушки, если Лга’нхи говорит, что там драка, значит так оно и есть, как они умудряются так далеко видеть? Загадка!
— Ты это, — продолжил братец. — Сильно ранен-то?
— Ранен? — удивился я и, проследив взгляд Лга’нхи, заметил кровь, обильно вытекающую из пореза на левой руке.
Вот так вот и помрешь, не заметив в горячке боя, что давным-давно уже пора сматываться в госпиталь, вверяя себя нежным заботам врачей и медсестер.
Увы, не в этом веке. Тут такого не поймут. Тут раз можешь стоять на ногах, должен биться. Потому как, ежели перебьют твое племя, то никаких госпиталей тебе точно не светит. Так что вся забота, которую я смог, благодаря жалостному виду и морщащейся от боли физиономии, получить от соплеменников — Лга’нхи придержал конец бинта, которым я перематывал рану.
