Молоток затих, и только Франтишка вздохнула с облегчением, как наверху заскрипело.
— Это они что там, мебель двигают? Да сколько можно! Это нарушение рабочих условий, я требую тишины! Дайте хоть чуток передохнуть.
Я выглянула в прихожую и увидела у телефона Марию. По отдельным фразам я вскоре догадалась, с кем она говорила.
— Да, это срочно. Дело пяти минут, если тебя это беспокоит. Конечно. Не в моих интересах тебя задерживать. Я прекрасно понимаю, но Лукия разрешила мне ненадолго тебя занять. Хорошо. Буду ждать.
Бертран прибыл раздражённым и с явным нетерпением побыстрее уйти. Он был до того взвинчен, что не мог сдержать грубости. Франтишка притаилась в кухне, настороженно прислушиваясь к происходящему.
Мария повела Бертрана наверх. Я пошла следом, Петер же топтался внизу, видимо, тоже боялся попасть под горячую руку. В коридоре второго этажа, рядом с комодом, который выдвинули из спальни, стоял Кир. Он выглядел скучающим, но его скука была очевидным притворством. Внутри у меня всё сжалось.
— После тебя, — сказала Мария, открыв дверь кабинета.
— Почему окна заколочены? — спросил Бертран, шагнув за порог. Его вопрос остался без ответа.
Мария захлопнула дверь и заперла на ключ. В следующую секунду они с Киром задвинули её комодом.
— Мария? — раздалось с той стороны. — Мария, какого чёрта?!
— Выломаешь дверь — будешь мне должен до конца жизни.
— Открой! Открой сейчас же! Сука, ты с ними за одно?! Вы, ублюдки, сговорились за моей спиной! Я убью тебя, Мария, слышишь? Клянусь, я убью тебя!
— Попробуй, — глухо произнесла она. И это единственное слово сочилось такой ненавистью к себе, что меня бросило в озноб.
— Мария, — обратился к ней Кир. Руки его дрожали. — Пожалуйста, объясни, что всё это значит.
— Я не обязана ничего объяснять, — ледяным тоном отрезала она и двинулась к лестнице. — Все вниз. Немедленно.
Из кабинета ещё долго доносились крики и ругательства, громкие удары кулаков, от которых кровь стыла в жилах. Мы были в гостиной. Молчали. Ничто не могло заглушить те душераздирающие звуки, а говорить через них было попросту страшно. Мария вышла на задний двор. Она стояла на холоде без верхней одежды и курила уже вторую сигарету. Петер зажимал уши, вздрагивал от ударов, раскачивался корпусом. Казалось, он был на пределе. Франтишка не двигалась и ни на что не реагировала, словно в ступоре. Только когда Петер прерывисто задышал, она опомнилась, подсела к нему и стала тихонько напевать. Кир устало уронил голову на ладони. А я вжалась в спинку дивана, стиснула зубы и мысленно сокрушалась, что не могу рассказать им правду. Как будто это бы что-то изменило. Мне хотелось так же бить стены и кричать, кричать, вопрошая, почему нас никак не оставят в покое. Почему стоит только жизни наладиться, как нас снова настигает разрушение? Чем мы заслужили столь недолговечное счастье?
Наверху стало тихо. Слишком тихо. Моя тревога возросла. Как Мария была замешана в этом? Всё указывало на то, что она действовала против собственной воли, но во мне крепло недоверие. Как много она знала? На чьей стороне была?
Неужели наше присутствие в агентстве в тот день было так необходимо?
— Я хочу уйти, — трясущимся голосом сказал Петер. В самом деле, все мы хотели того же. — Но это… разве это будет правильно? Я теперь тоже… причастен. — Он с ужасом смотрел на свои ладони. — Этими руками… этими руками я…
Невидимая дымка начала собираться вокруг него, но вышла из-под контроля, разорвалась на отдельные куски, скрывая то одни части тела, то другие. Петер вскочил на ноги, бросился из гостиной, но не успел. Его стошнило на пол. Он опёрся о стену, содрогаясь, сдерживая следующий позыв. Кир сорвался с места, чтобы довести его до ванной.
Чуть не плача, Франтишка пробормотала что-то про уборку. Или это я её не расслышала: голову заполнил звон, громкий до боли в ушах. Она встала с дивана. Но я, одеревенев, не смогла подняться. Мне показалось, что я перестала дышать, настолько поверхностными были мои вдохи. Когда эта пытка закончится?
Кто-то тронул меня за плечо, и звон прекратился.
— Ответственность полностью лежит на мне, — произнесла Мария без тени эмоции. — Вы лишь выполняли мои указания. У вас не было выбора.
— Скажи это им, а не мне.
Ошпаренная внезапной волной отвращения, я отпрянула. Посмотрела на Марию с нескрываемым презрением, и она отвела взгляд, скрестила руки в непривычно защитной позе.
— Будешь теперь меня ненавидеть?
— И что, если буду?
— Ничего, — она бессильно пожала плечами. — Думай что хочешь, говори в мой адрес что хочешь, уходи из агентства — я не стану тебя останавливать. Если в твоих глазах я заслуживаю такого отношения, то так тому и быть.
— Я не хочу ненавидеть тебя. Просто, — злость закипала внутри, — у меня это в голове не укладывается. Зачем было втягивать нас? Делать подобное, не объяснив причины… Ты могла бы соврать, могла бы придумать что-нибудь. Но почему, почему мы должны мучиться неведением? Почему вынуждены накручивать себя вместо того, чтобы получить успокоение, плевать, что лживое?
— Потому что мне претит лгать вам, — ответила Мария со всей серьёзностью. — Я предпочитаю умолчать. Назови меня жестокой, я не буду спорить. Мне очень жаль, что вовлекла вас сегодня. Мне нечем себя оправдать.
— Легко сожалеть, когда уже нельзя ничего исправить, да? Что сейчас, что тогда, с дикой магией, будь она неладна. Когда что-то идёт не так, пострадавшими оказываемся мы, а ты просто наблюдаешь со стороны, делая вид, что помогаешь. Тебе всё равно, что будет с нами? По-твоему, мы недостаточно настрадались?
— Марта.
Я вздрогнула. Голос Франтишки как холодной водой окатил меня. Она стояла на пороге гостиной, и выражение её лица было исполнено горечи.
— Пожалуйста, не кричи. Петеру и без того сейчас плохо.
Стыд привёл меня в чувства. Я заметалась, закрутила головой, но мне было некуда сбежать, негде спрятаться. Растерянная, я глотала воздух, не в силах издать ни звука.
— Всё в порядке, Марта. — Мария успокаивающе погладила меня по спине. — Ты в праве злиться, кричать и плакать. Но давай не будем выяснять отношения сейчас, ладно? Давай разрешим этот вопрос потом.
— Ты ни в чём не виновата, Маричка, — вяло произнесла Франтишка, протирая пол. — И ты, Марта, тоже. Просто мы все на нервах. У меня мозг кипит от одной мысли, как мы могли оказаться в такой дерьмовой ситуации. Чёртов кошмар наяву. Так давайте уже перестанем его мусолить. Легче от этого всё равно никому не станет.
Закончив убираться, она ушла. И моя злость отступила. Вместе со стыдом и отчаянием, которым внутри не находилось места. Я выдохнула.
Буря затихла, и мы кое-как её пережили.
Когда Кир вывел Петера из ванной, мы с Франтишкой поспешили на кухню вслед за ними. Свет был приглушён, и из-за пасмурного неба казалось, что уже наступил вечер. Каким же нестерпимо долгим был тот день. Петер сидел за столом, опустив голову, и я не могла разглядеть его лица. Он мелко дрожал, как от холода.
— Может, ещё воды? — обеспокоенно спросил Кир.
— Не надо, — чуть слышно ответил Петер.
— Тогда чаю? Ромашкового. Фани, у нас есть ромашковый чай?
— Да, кажется, был.
— Поставишь воду?
С этими словами Кир выскочил из кухни и вскоре вернулся с пледом, который накинул Петеру на плечи. Чайник шипел на плите, и это шипение скрадывало наше печальное молчание. Франтишка медленно перебирала коробочки и банки в шкафчике, где хранились чай и кофе.
— Мы можем поехать домой? — Завернувшись в плед, Петер упёрся лбом в край стола. — Я просто хочу домой.
— Хорошо, — засуетился Кир, — да, конечно, мы можем поехать. Нечего торчать тут и дальше. Поехали, в самом деле. Марта, ты с нами?
Я вдохнула, чтобы ответить, но вдруг в дверь позвонили. Мы все напряглись, замерли, как в ожидании опасности. Незваному гостю открыла Мария. Я не услышала ни приветственных фраз, ни вопросов. Никто не подал голоса. Лишь в щель приоткрытой двери я увидела мелькнувшие мимо тёмно-синий костюм и тёмные короткие волосы. Рут. Почему она приехала?
