— На Добрыню посмотреть для начала, что с ним и какие у него симптомы, а там и о лечении каком-то речь вести можно, — спокойно ответил я, выдержав недовольный взгляд Горислава и прищуренный Всемала. — А также как его отравили?
— Прямо на пиру ему поплохело, в светлицу отнесли, а ему все хуже и хуже становилось, — выдал Горислав.
— Больше никому плохо не стало? — уточнил я.
— Нет, — коротко ответил Горислав.
Значит, все-таки действительно траванули и травили конкретно Добрыню, в еде или питье была отрава. Ежели вся еда была порчена, то он явно не один бы мучился. Так что здесь конкретно в него метили. Ослабить князя хотели смертью дяди или просто освободить место по ближе к князю, для меня неважно. Может, с дозировкой не рассчитали, а может, действительно Добрыня весьма крепок оказался.
— Отравителя не поймали? — задал я следующий вопрос.
— А тебе почто? — вскинулся Горислав, да и Всемал оглядел меня непонятно.
— Ежели поймали, то у него можно было бы и узнать, чем травили, отсюда и легче было бы лекарство подобрать подходящее.
— Нет, не поймали паскуду, — зло ответил Горислав. — Пойдем.
И Горислав повел меня в княжеский терем, позади шел Всемал, внимательно следя за мной. Пара минут, и мы возле двери, рядом с которой стоят двое дружинников с оголенным оружием.
— Новый целитель, хочет взглянуть на Добрыню, — проговорил Горислав.
— Князь там, — ответил один из стоящих, а Горислав просто кивнул и открыл дверь.
В нос сразу ударили разные запахи, в горле запершило, а глаза заслезились. Пахло говном и блевотиной, да еще и разными травами. Продохнуть было тяжело, воздух как будто сгустился. В комнате был полумрак, возле стен стояли горящие свечи, разгоняющие мрак.
В углу на деревянном стуле, обитом мехами, сидел князь Владимир, склонив голову и уставившись в пол.
На постели лежал укрытый Добрыня. Он метался в бреду и что-то неразборчиво шептал под нос. По его телу пробегали судороги.
Я сделал шаг в сторону кровати, в этот момент князь поднял голову и уставился на меня.
— Здрав будь, княже, — отвесил я ему поклон, сразу прореагировав.
Глаза у Владимира были красные, а лицо бледное.
— О, еще один целитель, и что же ты мне посоветуешь? Как спасти моего родича? — рыкнул он.
— Для начала открыть окна и пустить свежий воздух, здесь здоровому человеку сложно продохнуть, не говоря уже о больном. А чтобы говорить о других советах, мне надо осмотреть, — и я указал рукой на Добрыню.
— Так смотри, чего встал, — вновь рыкнул Владимир. А после взглянул на Горислава и мотнул головой на закрытое ставнями окно, того мигом вынесло из комнаты.
Я же шагнул к постели Добрыни под сверлящим взглядом Владимира, а спиной чувствовал близость Всемала, который при малейшей угрозе Владимиру и Добрыне готов был кинуться на меня.
Прикосновение к телу, и я понимаю, что у Добрыни жар, но его кожа абсолютно суха. Странно, в комнате душно, у него жар, но пота нет.
К бреду и судорогам добавился еще один симптом.
В это время распахнулись ставни, сразу стало светло и пропал полумрак, а свежий воздух потек в комнату.
Приподняв руку Добрыни, я нащупал его пульс. Сердце билось странно, то ускоряясь, то замедляясь. После я поднял его веки, зрачки были расширены. Еще Добрыня крайне тяжело дышал, его сиплое дыхание можно было без труда услышать.
И что, черт возьми, это за отрава, я перебирал симптомы и не находил четкого ответа, это может быть как белена, так и болиголов или собачья петрушка. Это то, что мне сходу в голову пришло, а может, и вовсе какое неизвестное мне растение использовали или экзотический яд. Опять же, среди витающих запахов я не мог выделить какой-либо, ведь бывает так, что от больного может идти специфический запах, благодаря чему реально определить яд.
— Ну, что скажешь? — раздался голос Владимира, заставивший меня вздрогнуть.
— Хм, его точно отравили, а не просто порченой еды поел, очень уж симптомы неподходящие, — задумчиво протянул я.
— Это я и так знаю, как вылечить его? — тяжело произнес Владимир.
— У него жар, значит, его надо снизить, можно попробовать отвар из коры ивы или ромашки. Также желательно быстрей вывести яд, — задумчиво пробормотал я.
И про то, чтобы вызвать рвоту и очистить желудок, я даже говорить не стал, помня наш разговор с Путимиром, как одному из целителей за такое досталось от княжьих щедрот, так что придется применять мочегонные.
— А для этого хорошо подойдут отвары из крапивы и ромашки или липы, — ответил я, прямо смотря в красные глаза Владимира. — Также я воспользуюсь своим даром, что восполнит силы Добрыни и поможет ему бороться с отравой.
— Делай, — рыкнул Владимир, указав на Добрыню. — Все, что тебе надо, назовешь Гориславу, он принесет, — произнес князь, когда я призвал свой дар и начал наполнять тело Добрыни.
Вчера я сильно потратился, в моем источнике была только треть, половиной из которых я и воспользовался.
После под внимательным взором Владимира я покинул комнату, а дальше со своим сопровождением вышел на улицу, где нашел Горислава и попросил нужные травы, а также котелок с чистой водой.
И через двадцать минут у меня уже было все требуемое, и я так же, как и другие, стоял разжег костер и поставил на него котелок.
Пока вода закипала, я осмотрелся более подробно, включая меня, было еще двенадцать разных травников и травниц. Кто-то тихонько между собой переговаривался, что-то обсуждая, а кто-то с неприязнью посматривал на других, ведь мы здесь конкуренты.
С одной стороны, мы делаем общее дело, пытаясь спасти Добрыню, а с другой — соперники. Опять же, каждый свои травы применяет в меру знаний и пониманий, и, если каждый напоит ими Добрыню, как бы хуже ему не стало. С другой стороны, чем больше выпьет, тем больше поссыт. Да и от ромашкового взвара точно хуже не будет, так что я смело кинул траву в кипящую воду.
А травник, который заставил Добрыню опорожниться, все же молодец, почистил ему желудок, и это верное решение. Если появится возможность, надо будет ему как-нибудь помочь, но и говорить впрямую об этом с Владимиром, чтобы он сменил гнев на милость, тоже не стоит, может хуже выйти.
— О, а это вы ромашку запарили? — ко мне подошел благообразный старичок, весь в морщинах. — Хорошо, хорошо, — покивал он.
— Да, думаю, позже еще кору ивы запарить, — поделился я с ним своими мыслями.
— Тоже хорошее дело, только корой ивы Добрыню с утра поили, и раньше вечера не стоит ему еще давать, меня Видан звать, а тебя, добрый молодец? Я что-то и не припомню тебя среди нашей братии, — и старик ухмыльнулся по-доброму.
— Яромир, недавно я здесь, — спокойно ответил я.
— О, кажется, я слышал о тебе, у тебя на пиру как-то еще конфликт с Всеславом, сынком Людевита, случился.
— Было дело, схлестнулись с ним на пиру, а отца его, значит, Людевит звать?
— А как же, а ты и не ведал разве? — покачал головой Видан.
— Нет, о том не ведал. Ты мне скажи, Видан, а кого это в холодную посадили-то?
— Ружицу. Эх, — по-стариковски покряхтел Видан, — легкая рука у девки, и в травах разбирается, только ума, что щепотка. Удумала Добрыню напоить травами, да так, что из него все нутро полезло, вот и осерчал князь, понимать же надо, где и что делаешь, — и Видан недовольно покачал головой.
— Молодая, что ли? — уточнил я.
— Молодая, семнадцати годов еще нет. Раньше с матушкой своей травничала, так она померла по зиме, Ружица сама теперь лечит, — поделился со мной Видан.
Я же покивал в ответ на его слова, еще немного поболтав со стариком под пристальным взглядом дружинника Всемала, который не отходил от меня ни на шаг. Убрав взвар с огня, я дал ему остыть, а после перелил в кувшин и кликнул Горислава. После чего меня проводили к Добрыне, где я его и напоил взваром. Владимир по-прежнему сидел в комнате, мало обращая на нас внимание.
После чего Горислав велел меня накормить, от чего я не стал отказываться. Вечером я еще раз напоил ромашковым взваром Добрыню и наполнил его силой жизни. Ночевать пришлось на подворье князя, по домам нас никто не отпустил.
