— Проверьте сами, гражданин начальник, — уверенно заявил тот.
По взгляду и мимике я понял, что он говорит правду. Вот блин… Загадок все больше и больше…
Я разорвал шпагат на свертке, растерзал «капустные» слои оберточной бумаги и внутри обнраужил… «ничего». Там была напихана скомканная бумага, такая же, как и снаружи. Серо-желтая советская бумага оберточной плотности.
— Не понял… — я снова уставился на раненого. — Что за прикол такой?
Но задержанный молчал. А дальше разговорить я его не успел, во двор ворвалась сверкающая сиреной милицейская «Волга», за ней канареечный «УАЗ» ППС.
* * *
Через некоторое время на месте происшествия стало оживленнее, чем днем. Задержанного под конвоем экстренно увезли в городскую хирургию, на операцию. Светлицкий от госпитализации отказался. Прибывшая скорая оказала ему медицинскую помощь на месте. Рана от пореза ножом оказалась и вправду не такая серьезная.
Пока Горохов и Алексей делали осмотр места происшествия (нож с кровью Светлицкого мы нашли в траве и изъяли, как полагается), я сказал шефу, что сам опрошу главного нашего свидетеля (он же и потерпевший), и забрал Светлицкого с собой в УВД.
Там в дежурке сделал, как положено, сообщение о применении табельного, наскоро настрочил обязательный рапорт на имя прокурора города и, наконец, занялся писателем.
Мы вошли в кабинет нашей межведомственной группы, я щелкнул выключателем, раздвинул на столе шефа его многочисленные бумажки и уселся за него.
— Знакомый кабинет, — огляделся писатель. — Частенько здесь приходилось бывать раньше. Но никогда — в качестве допрашиваемого…
— Формально — это не допрос, — я хотел указать Светлицкому на стул напротив меня, но тот уже сам на него сел. — Дело еще не возбуждено, я с вас возьму объяснение, как с потерпевшего, оно и ляжет в основание для возбуждения уголовного производства, хотя вам, думаю, это объяснять не надо, сами все знаете.
— Конечно, Андрей Григорьевич, — кивнул допрашиваемый и закинул ногу на ногу, будто показывал, что он не очень-то и открыт для общения.
Что ж… Чувствуется, разговор предстоит долгий и основательный. Ничего, у нас вся ночь еще впереди.
— Кто тот человек, что на вас напал? — спросил я, наскоро заполнив анкетные данные писателя в бланке «Объяснение».
— Понятия не имею, — пожал плечами писатель. — Это правда, Андрей Григорьевич.
— Всеволод Харитонович, — я прищурился на оппонента. — Давайте упростим процедуру. Сделаем лучше и мне, и вам… я не буду задавать вам вопросы, пока. Вы сами все расскажете подробненько. Вы ведь знаете, в каком направлении нужно разворачивать повествование, если что, по ходу я буду уточнять.
— Да, — охотно согласился Светлицкий, — вы правы, лучше я сам все расскажу, что знаю. А то как-то чувствую себя жуликом, когда вопросы от вас слышу.
— Замечательно, — кивнул я и приготовился записывать. — Можете начинать.
— Сегодня вечером примерно в половине десятого мне позвонили на домашний телефон. Незнакомый мужской голос сообщил, что у него есть важные сведения для меня. Мол, он готов мне передать некую интересующую меня информацию через пару часов. Встречу назначил у телефонной будки возле моего дома. Сначала я подумал, что это какой-то розыгрыш, но потом… согласился. Голос собеседника был уж очень серьезен.
— Вы узнали его? Разве это был не Ибрагимов, которого я задержал?
— Не знаю, его голос я слышал только в проулке, короткую фразу, когда он передавал мне сверток. Не могу сказать. Но навскидку — вроде, не он.
— А что за сведения вам должны были передать? — мне все-таки пришлось задавать уточняющие вопросы с самого начала нашего разговора, уж слишком много непонятного было в этой истории.
Чего ради писатель вышел из дома поздним вечером и крался на встречу с неким неизвестным?
— Вы снова не поверите, но я и этого не знаю…
— Как так? — я откинулся на спинку кресла, чтобы было удобнее следить за выражением лица Светлицкого. — И вы среди ночи пошли встречаться бог знает с кем, не зная зачем? Не за свежим же сюжетом?
— Понимаете, я уже с таким раньше сталкивался… Не так давно, когда проходил службу в рядах советской милиции. Мне частенько так передавали информацию некие доброжелатели, которые таким вот способом сдавали своих коллег и недругов. Сообщали мне про их темные делишки, связанные с хищением соцсобственности. Это своего рода анонимка, только «нарочным». Так надежнее… Вот я и купился в этот раз. По старой памяти, так сказать.
— Ну вы же сейчас не служите, какая, черт побери, информация по старой памяти?
— Не все мои старые информаторы знают, что я на пенсии. Бывает, что обращаются.
— Как это? — я почесал затылок. — Они не знают местную, да и не только местную знаменитость? Светило современной советской литературы — писателя Светлицкого?
Этот пассаж ему явно понравился, но от сути пострадавший все-таки старался не отвлекаться:
— Представьте себе, нет. Криминальный мир, как правило, книжек не читает и очень далек от литературы и творчества. И потом, вы же, наверняка, знаете, что Светлицкий — это моя новая фамилия, которую я ношу не так давно.
Я лишь молча кивнул, чтобы не прерывать опрашиваемого на интересном месте, а он продолжил:
— Признаться, я до последнего думал, что встречу одного из своих старых знакомых, который захотел, допустим, утопить своего директора. Профессиональный милицейский интерес у меня не угас. Даже сейчас я не чувствую, что в отставке. Будто продолжаю тянуть лямку. Неужели это так уж странно — вот, например, для вас? Впрочем, вы не смогли бы, конечно, представить себе, каково быть, скажем прямо, пожилым, пожившим человеком… Слишком много лет я отдал милиции, чтобы вот так просто все вычеркнуть и забыть. Ну, это все лирика, Андрей Григорьевич, я вам просто хочу обосновать свои мотивы, чтобы вы поняли. Почему я пошел на эту, бесспорно, сомнительную встречу. И потом, сработал еще и новый профессиональный интерес, как писателя, то есть. И тут вы, в вобщем-то, угадали. Так получилось, что романы я пишу, зачастую, опираясь исключительно на собственный опыт, на прожитые годы и свой внутренний мир. А сейчас, когда я сижу дома и работаю над очередной книгой, мое познание мира резко вдруг ограничилось четырьмя стенами. Поэтому все новое меня и притягивает. Любое событие, любая встреча. Это же пища для творчества! А я писатель не любовных романов, как вы помните. И тут сам снова попал в детектив… Вот и пошел к телефонной будке в столь поздний час — как это вы сказали, за сюжетом. Что ж, можно и так сказать.
Светлицкий довольно театрально махнул рукой.
— А почему снова?
— Не понял? — свел брови вместе писатель.
— Вы сказали, что снова «попали в детектив».
— А! Это я опять про свою старую работу, — улыбнулся Светлицкий. — Так вот… я пришел на встречу, взял сверток, ну а дальше вы все знаете. Вот только один момент. Ведь вы там не случайно появились, Андрей Григорьевич. Получается, что вы за мной наблюдали. Спасибо, конечно, что помогли предотвратить покушение на мою жизнь, а теперь позвольте спросить, зачем вы за мной следили?
Он посмотрел на меня так странно, нарочито ровно. Невольно я подхватил его тон и проговорил:
— Вы ошибаетесь, я просто проходил мимо.
— Не верю я в такие совпадения, — теперь уже прищурился Светлицкий, выдав одну из моих любимых фраз.
Вот блин… Тертый калач, не проведешь.
— Давайте не будем отвлекаться от сути разговора, — настойчиво оборвал его я. — Вам знакомо имя Ибрагимов Павел Русланович?
— Это тот, кто на меня напал? Нет. И сверток был лишь приманкой. Пустышкой.
— Но вы же понимаете, что кто-то знал наверняка, что вы клюнете на это, и явно не Ибрагимов это придумал.
— Да, судя по синеве тюремных наколок на его пальцах, он из ранее судимых. Скорее всего, обычный уголовник. Пешка. Не его уровень — проворачивать такие схемы, очевидно, его кто-то подослал. И кстати, Андрей Григорьевич, вряд ли Ибрагимов и есть тот самый маньяк, которого вы ищете.
