— Какой маньяк? — продолжал я валять ваньку. — Мы расследуем резонансное одноэпизодное дело — убийство директора швейной фабрики товарища Парамонова.
— Я не вчера родился, Андрей Григорьевич, — теперь Светлицкий будто пытался меня сам допрашивать, я не стал его прерывать, чтобы понять, что и насколько глубоко ему известно в этом щекотливом вопросе. — Вы думаете, я не знаю, что в городе орудует серийный убийца?
О-па…. Разговор наш принимал интересный оборот.
— Официально преступления не признаны серийными, дела не объединены, — сухо проговорил я.
— Да, но это лишь вопрос времени, ведь так? Повешен Парамонов, все обставлено как суицид. Убита балерина Завьялова. Она найдена с колото-резаным повреждением. Убита заведующая овощебазой товарищ Коровина — ей проломили голову на собственном юбилее. Все они — люди очень уважаемые в городе.
— Но почерк убийств разный, — продолжал отрицать я, прощупывая почву дальше.
— Вы не могли не заметить, что убийства обставлены как сцены из моих романов, Андрей Григорьевич. Вы слишком умный и проницательный, чтобы этого не заметить. Да и у нас с вами уже однажды вышел такой разговор — вы же не думаете, что я это забыл? Я не мог такого забыть. Поэтому вы и следили за мной — я для вас подозреваемый. Но сами подумайте… Зачем мне так себя подставлять? Ведь ясно же, что кто-то хочет просто свалить все на меня. Убийца инсценирует преступления из моих произведений, чтобы подумали на автора. Логично?..
— Мы отрабатываем разные версии, — уклончиво ответил я и тут же в лоб спросил: — А вы знали гражданку Приходько Елену Петровну?
— Нет, — не задумываясь, ответил писатель. — А кто это?
— Как вы считаете, — я не стал отвечать на вопрос, а задал новый, — кто может так вас подставлять? У вас есть враги?
— Даже не могу предположить, кто и зачем… И врагов у меня нет, а которые есть, они еще не вышли на свободу.
— У вас ни с кем не было значимых конфликтов в последнее время? — покачал я головой.
— Я человек мирный, — улыбнулся Светлицкий. — Теперь мирный…
— Постойте, — я наморщил лоб, почесал бровь, изображая мыслительный процесс, будто что-то припоминая. — А там, на встрече с читателями? Был какой-то неугомонный оппонент, который высказал вам свое литературное «фи». Как его фамилия?
Данные того недовольного коренастого писателя-историка я, конечно же, помнил.
— Это был Ковригин, — с честными глазами выдал Светлицкий. — Мой бывший коллега по перу, но сейчас его карьера совсем не на подъеме.
— Ковригин? — я сделал вид, что впервые слышу эту фамилию. — А на встрече с читателями, помнится, вы сказали, что не знаете этого субъекта. И мне показалось, что, если бы не общественное место, вы готовы были ему знатно заехать кулаком в, извините, морду.
— Андрей Григорьевич, — голос Светлицкого был ровным, как шпала, — вы же понимаете, что я теперь личность публичная и не могу себе позволить того, что может сделать слесарь или водитель трамвая. Я даже в морду, как вы упомянули, дать не могу, когда хочется. Мои завистники вмиг раструбят, что писатель Светлицкий — дебошир и хулиган. Конечно, я знал этого человека, он всегда завидовал моему скорополительному, на его взгляд, успеху, но к чему об этом знать моим читателям? Они пришли не в грязном белье ковыряться, а соприкоснуться с книгами любимого автора. А все остальное — пусть остается за кадром. Мерзавец Ковригин хотел испортить мне встречу. Уж я-то его знаю, если он вцепился, то не отпустит, он бы и дальше ковырял меня идиотскими вопросами, превращая всё мероприятие в дурацкий фарс. Вот я и принял радикальные меры, выставил его взашей на глазах у всех.
— А мне показалось, что вы просто не сдержались.
— Андрей Григорьевич, вы ошибаетесь.
Я пожал плечами, а про себя подумал, что ни фига я не ошибаюсь. Писатель явно вспылил тогда. Вот только вопрос — ПОЧЕМУ? Он матерый волк, взращенный невзгодами службы. Всегда собран и спокоен. Он же знал, что ожидать от своего оппонента, если у них такая давняя вражда. И своим эксцентричным поступком чуть сам не загубил себе встречу с читателями. Что же такого ему сделал этот самый Ковригин? Или лучше спросить — что сделал Светлицкий этому ценителю настоящей литературы.
Всеволод Харитонович явно темнит. И я решил аккуратно выводить его на чистую воду. Тут же задал следующий провокационный вопрос…
Глава 24
— Скажите, Всеволод Харитонович, — я смотрел на него почти в упор, нас разделяла только не слишком широкая полоска стола. — Вы ведь не просто так пошли на встречу с вашим несостоявшимся убийцей Ибрагимовым? Несомненно, он хотел вас убить, а не напугать. Потому что напал со спины, когда вы не ожидали.
Я сделал паузу, дав оппоненту почувствовать себя зажатым в угол.
— Что вы имеете в виду? — нахмурился Светлицкий.
Теперь он не был так спокоен, замер в ожидании моего аргумента — будто мы играли сложную партию.
— Вы предполагали, что там есть компромат на некоторых криминальных личностей города. Только зачем он вам, если вы давно не у дел?
— Ну я же говорил, Андрей Григорьевич, писательский интерес и все такое…
— А я уверен, что дело совсем в другом.
— И в чем же? — писатель испытующе на меня уставился.
— Вы хотели использовать этот компромат, и отнюдь не в книге…
— Вот как? Любопытно… — Светлицкий натянул улыбку. — Ну и фантазия у вас, товарищ майор. Вам бы тоже книжки писать. Детективы. А лучше — шпионские, как у Юлиана Семенова.
— Вот когда пойду на пенсию, много книг напишу, — заверил я. — А пока у меня другие задачи. Найти убийцу Парамонова. Только попутно с расследованием убийства — еще любопытная ситуация вырисовывается в этом городишке. Все крутится вокруг этой пресловутой швейной фабрики и ее левой продукции. И ниточки даже к Москве тянутся. Вы об этом прекрасно осведомлены, незадолго до своей отставки вы занимались проверкой этого предприятия, это факт верный.
— Ну и что? — пожал плечами Всеволод Харитонович. — Я сам вам об этом рассказывал.
— А то, что у вас, как ни у кого другого, имеется мотив убить Парамонова. Закрыть, так сказать, свое неоконченное дело. Из-за которого вас и попросили на пенсию.
— Я сам ушел, — продолжал хмуриться Светлицкий.
— Конечно, — закивал я. — Все сами уходят, это всегда так. Не верю я, что компромат вам нужен для писательской деятельности. Тут похоже на продолжение некой войны… Для чего вам была нужна эта информация? Вы же понимаете, что настоящий заказчик вашего убийства — это не Ибрагимов. Он лишь пешка. Я не смогу вычислить и найти, кто за ним стоит, если вы не расскажете, как на самом деле обстоят дела. Расскажите не для проткола… А в объяснении, если вам так важно, так и быть, напишем, что вы повелись на глупый розыгрыш. Или придумаете что-то другое…
— Зачем вам искать заказчика? — с недоверием уставился на меня Светлицкий. — Это происшествие местного масштаба. Вы в Литейске не за этим.
— Не скажите. Я думаю, что все взаимосвязано. Чтобы распутать клубок, нужно потянуть за ниточку, знать бы еще, за какую… Так что мне важна любая информация. Любая деталь. Не мне вам рассказывать, Всеволод Харитонович. Вы это и так прекрасно понимаете… Ведь понимаете?
Мне уже начало надоедать играть с ним в кошки-мышки. На удивление, писатель задумался, пожевал губу, вздохнул и проговорил:
— Ладно, Андрей Григорьевич, поделюсь с вами. Думаю, вам можно доверять, и потом, вы не из местных. Это уже говорит в вашу пользу. Вы правы… Писательский интерес тут ни при чем. В городе орудует настоящая мафия. Левое производство. Теневая торговля процветает. И швейная фабрика — лишь верхушка айсберга.
Я хлопнул ладонью по столу, показывая эмоции и подогревая его желание рассказывать:
— Я так и предполагал! А как же БХСС? КГБ, в конце концов…
— Как вы и сказали, ниточки тянутся в Москву. У местных связаны руки, а может, и рыльце тоже в пушку. Я не успел это достоверно проверить… И теперь хочу довести дело до конца. Найти того, кто за всем этим стоит.
