кошмар мир был вынужден пережить ещё четырежды. И Пятый Мор десятилетней давности, вероятно, не был последним.
Безумец внимательно вчитывался в каждый отрывок, где упоминается тот самый всеуничтожающей природы яд, который называют скверной. Он пытался хоть сколько-то понять её природу, действия или хотя бы причины. Потому что в версию Церкви о том, что жрецы стали первыми порождениями тьмы, он не верил. Ведь скверна была ещё и в их время. Ею точно был заражён лириум, который совсем недавно, буквально в ближайшем веке, был обнаружен гномами и использован жрецами в своём ритуале.
Почему он был уверен, что тот самый неизвестный их науке красный лириум был связан со скверной? Благодаря рассказу Феликса.
За эту неделю Безумец несколько раз встречался с сыном магистра. Мальчик, веря, что его собеседник — агент Инквизиции, выдавал ему буквально на духу всё то, что ему, казалось, важно для понимания мотивов его отца. Он хотел, чтобы Алексиуса не клеймили террористом или безумным фанатиком. Ведь Герион таким на самом деле и не являлся. Он светлый ум Тевинтера, исследователь, учёный и просто очень умелый маг. Но, к сожалению, на его плечи легла нелёгкая судьба. Сначала рождение сына, которого несмотря на его совсем слабые магические таланты он принял и искренне полюбил, не боясь даже завистников и врагов, которые не могли не воспользоваться появлением такого позора в семье альтусов. А позже ему пришлось пережить самую важную трагедию его жизни — гибель жены и фактически сына. Да, Феликс пока что жив, но смертельно болен, поэтому ему осталось совсем немного — так он сам сказал.
К такому человеку Безумец проникнулся хоть и не состраданием, но точно уважением. Однако этот магистр, какими бы ни были его мотивы, вступил в радикальную секту, а значит, мужчина не будет колебаться, когда их пути пересекутся. А они пересекутся обязательно…
Рассказы Феликса были полезными не меньше, чем книги, хотя и пугающими. Ведь мальчик рассказал ему, что именно произошло тогда, когда его мать погибла, а он заболел. Оказывается, однажды на них во время возвращения домой из Орлея совершили нападение порождения тьмы, а, значит, мальчик, как это часто и бывает, заразился именно скверной.
Благодаря изучениям воспоминаний Феликса в Тени и его собственным словам, Безумец получил ещё больше знаний о том, как работает этот яд, неизвестного происхождения. Однако эти знания натолкнули его на пугающие мысли. Говорят, что отравленные скверной слышат Зов — песню Древних Богов. Сейчас мужчина не задавался вопросом, с каких это пор боги-драконы стали спящими рептилиями глубоко под землёй, а не мудрыми наставниками за Завесой, которыми их преподносила религия его времён. Ведь то, что он слышал что-то похожее на эту «песню», когда к нему приближался носитель скверны, его беспокоило куда больше. Значит ли это, что он слышит Зов и сам отравлен скверной?
Не сумев с привычным спокойствием воспринимать эти догадки, мужчина подолгу стоял у первого попавшегося на глаза зеркала и изучал себя. Отравленные скверной люди потихоньку становятся вурдалаками: их кожа сереет, зрачки обесцвечиваются, кости понемногу деформируются, а во рту и на руках вырастают клыки и когти, соответственно. Впрочем, не всегда превращение заканчивается полностью. Чаще всего заражённые умирают уже где-то на середине происходящих метаморфоз. Это сейчас происходит и с Феликсом. Он очень бледен и слаб, а, значит, его тело уже не может сопротивляться скверне, поэтому даже он уверен в том, что скоро умрёт. И вспоминая об этом, Безумец уже смотрел на себя. В нём тоже проступили признаки отравления скверной, он был белый, бледнее Феликса. И при этом слышал песню, чего не слышал мальчик. Значит ли, что доза отравления у него сильнее, чем у сына магистра? Этот вопрос беспокоил мужчину. Ведь эта болезнь с одним концом, либо он умрёт скоро, либо превратится в вурдалака и полностью потеряет своё сознание, что равносильно смерти. Однако был один большой нюанс. Его мутации так и остановились. Уже прошло достаточно времени с момента его пробуждения, однако внешне он не менялся, да и самочувствие не ухудшалось. Всё такой же белый, худой, да и с некоторыми дефектами в строении своих костей. Последнее, впрочем, было связано больше не со скверной, а с мутациями, которые были свойственны всем магистрам Древнего Тевинтера из-за их пристрастия к опасному лириуму.
Значит ли это, что на него скверна не подействовала так, как на большинство отравленных людей? От этих мыслей мужчина не знал то ли радоваться, то ли ещё сильнее беспокоиться. Если скверна в нём не разрастается по известному людям сценарию, значит, на него она может подействовать как-то по-другому или проявит себя позже.
Однако, как бы то ни было, становиться монстром, изображённым в книге, которую Феликс сумел выкрасть из личного архива отца, ему совсем не хотелось.
От этих мыслей Безумец теперь даже злился на всех членов Синода. Им же говорил он, говорили все их помощники, что использование неизученного от слова совсем нового вида лириума для настолько опасного ритуала, в котором будет задействовано небывалое количество магии крови, может привести к самым непредсказуемым последствиям. Но они не послушали, они были слишком самоуверенны и слепы.
Теперь Безумец хотел знать лишь одно — во что их всех превратила глупость магистров, кем они стали, кем… кем стал он?
* * *
С каждым днём думы мужчины всё тяжелели. Разумеется, все эти знания, которые он получал, тешили его любопытство и жажду исследований, однако ему совсем не нравилось, что к происходящему причастен и он. Сначала это была метка и Брешь, а теперь вот ещё и скверна и остальные вытекающие из неё проблемы. И как от всего этого не сойти с ума тому, кто ещё совсем недавно спокойно прогуливался по улицам Минратоса и распивал лучшее вино Великой Империи? Проводник Хора Тишины вон, например, очевидно не смог справиться с реалиями чужого мира, обезумел.
Однако повторять судьбу жреца мужчина не собирался. Безумец, рвавшийся к знаниям и силе, способен был увидеть даже сейчас в происходящем выгоду для себя. Ведь на самом же деле эти знания ничего не меняли. Он жив до сих пор и прекрасно себя чувствует, если скверна и засела в нём, то так себя и не проявила, а значит, на страх времени не было. Ведь в этом мире было ещё много того, чего бы ему хотелось увидеть.
И он увидит. Обязательно.
И вот совсем скоро отведённые ему на спокойное знакомство с этим миром дни подходили к концу. Теперь уже
