точно не казалась. Вдобавок к этому держалась она гордо перед своими подчинёнными. Угрюмая маска не спадала даже сейчас. Она с откровенным удовольствием пользовалась своим положением и дерзила магистру Алексиусу, несмотря на разность в возрасте. Слишком пёстрая совокупность всего этого заставила Безумца подозревать, что вся эта важность весьма лжива и напущена. Можно было подумать, что девчонке вдарил в голову эгоизм и самомнение от собственной значимости, однако мужчина подозревал, что было всё немного сложнее.
Следующие несколько минут Безумец, забывая даже суть разговора этих двоих, наблюдал за девчонкой. Её поведение выдавало всю иллюзию. Она всем старалась походить на магистров, с одним из которых и разговаривала сейчас, но мужчина, сам в своё время крутившийся среди самых важных особ Империи, заметил кое-что интересное. Манеры у этой девчонки, как у него эльфийские корни: вроде и есть, а вроде никак себя и не проявляют. Понятное дело, что для детей знати такое поведение просто недопустимо. Безумец прекрасно знал, какую часть домашнего образования отводят на этикет и навыки достойного поведения, и всего этого Кальперния была лишена. Очевидно, она не из знати, и это невозможно скрыть, как бы ей того ни хотелось. Впрочем, это ещё не всё откровение. Ведь вся её грозность не могла зародиться на пустом месте. Наверняка, с отвращением на неё смотрит не только Алексиус, не признавая её настолько высокого положения. А значит, девушка, заняв эту нишу, вынуждена постоянно бороться с косыми взглядами. Судя по шарахающимся от её одного сурового взгляда солдатам, у неё прекрасно получалось соответствовать её нынешнему положению. Но почему её не принимали более старшие? Значит, она не просто не ребёнок из четы магистров или сопорати-дельцов, а из семьи потомственных чернорабочих или даже рабов.
Бывшая рабыня в таком возрасте уже может тягаться с гигантами Тевинтера? Очень… похвально. И Безумец действительно так считал. Такая талантливая девчонка-маг заслуживает быть замеченной. Однако, очевидно, не только он увидел в ней потенциал, а ещё и тот покровитель, что протащил её на эту высь. И магистр догадывался, кто стал её покровителем, ведь Кальперния уж слишком фанатично говорит о целях венатори.
— Хватит юлить, Алексиус! Ты писал в отчётах, что почти добился поставленной цели. Однако время идёт, а какого-то продвижения я не вижу! Да и почему ты не торопишься вывозить магов? Приказ был точен.
От очередных обвинений Герион буркнул. Конечно же, ему — великому магистру, уважаемому участнику научной среды Тевинтера — абсолютно не нравилось отчитываться перед какой-то соплячкой, однако он держался гордо, никак не выдавал свои мысли.
— Я не вижу повода для беспокойств. Работы подходят к концу. По нашим подсчётам время уже способно искажаться для всех тех, кто попадает под действие заклинания. Ещё чуть-чуть, и я смогу стабилизировать энергию и сделать её применение точечным…
— Лжёшь. Нам известно, что работа могла быть продвигаться быстрее, если бы ты не тратил большую часть времени на своего сына…
— Твои информаторы ошибаются, Кальперния. Феликс не может быть для меня важнее поставленной цели хотя бы потому, что от её выполнения зависит его жизнь. Да и Старшего я не собираюсь подводить, — Герион ответил достойно, не оставил и повода усомниться в своих словах и верности их организации.
Впрочем, он соврал, и Безумец это прекрасно углядел. Догадки мужчины сбылись: Алексиус действительно вступил в венатори не ради высоких идей, а ради сына, которого Старший собирается спасти, если измученный отец выполнит уговор. Хотя, как этот самый «Старший» собирается лечить смертельно больного и собирается ли вообще, Безумец не знал.
— Да и торопиться уплывать из Редклифа, я причин не вижу, — теперь Алексиус стал отвечать на второе обвинение женщины. — Чем дольше мы здесь остаёмся, тем больше магов заберём. Тем более мне бы очень хотелось встретить представителей Инквизиции.
— Из-за своего любопытства, Алексиус, ты ставишь под угрозу всю эту операцию.
— Ничуть. Маги к ним не перебегут, наши агитаторы с ними хорошо поработали, да и главная их эльфка подчиняется мне. А говорить лично с Инквизицией было бы очень полезно. Мы можем постараться разузнать больше о маге, который закрыл Брешь, если он действительно у них.
— Этим вопросом заняты специальные агенты Старшего, нам нечего лезть в эти поиски. Тем более мы даже не знаем, кто он и что из себя представляет.
— Знаю. Но, скажи, разве тебе не интересно лично встретиться с тем, кто коснулся Тени и при этом остался в живых?
Когда Герион это говорил, его глаза буквально светились от восторга и возможности увидеть что-то поистине необычное. Истинный исследователь. Кальперния это заметила и растеряла всё желание спорить дальше. Потому что спорить бесполезно. С типажом таких людей она была прекрасно знакома и знала, что есть они что-то напридумывают, то никакие угрозы не заставят их передумать.
— Смотри, Алексиус, отвечать за свои промахи ты будешь сам!
— Не учи меня, девочка, — Герион вёл себя очень послушно, однако последние слова собеседницы вывели его из себя, и он не выдержал. — Иду я на риск осознано и беру ответственность за последствия. В отличие от тебя.
— От меня?!
— Именно. Всем нам прекрасно известно, как ты добилась своей власти. Ты ничем не рисковала. Старший всё сделал за тебя.
Понятное дело, за такую дерзость нередко приходится платить. Однако сейчас Кальперния не могла собраться с мыслями. Однозначно, она не готова была терпеть такую дерзость, но слова магистра били на слишком больное место. За маской её злости сторонний наблюдатель даже увидел грусть, обиду. Очевидно, она так часто слышит в свой адрес эти пренебрежение и обвинение в своей ничтожности, что не успевает даже достойно отвечать. Удаётся только злиться.
И сейчас она не стала продолжать разговор, ставить на место подчинённого, а только с высоко поднятой головой обернулась на каблуках своих сапог и направилась на выход. Этот жест красноречивей слов говорил о том, что разговор закончен. Алексиус и против не был. Очевидно, им обоим было неприятно общество друг друга, а теперь — ещё больше.
Безумец наблюдал за происходящим с интересом. Неумение справляться с собственными эмоциями и нападками со стороны других делало эту девушку гораздо более беззащитной, чем ей самой того хотелось. Впрочем, в её слабости он не видел ничего позорного. Для рабыни она держится вполне себе достойно. Тут уже вина Старшего. Бросил ребёнка в стаю гиен и даже не научил, как правильно вертеться наравне с аристократами. На что он надеялся? На то, что одного его слова будет достаточно, чтобы венатори, где немало альтусов и выходцев из уже достаточно-таки
