Уголек ускорился из последних сил, но Вулкан вдруг резко сменил направление, рванув поперек дорожки прямо у него перед мордой. Зрители ахнули.
— Кроссинг! — воскликнула графиня.
Я тут же сделал вид, что мне, известному знатоку скачек, это слово знакомо и понятно.
— Менять направление запрещено, если конь обгоняет преследователя меньше, чем на два корпуса, — разъяснил Шереметьев. — Иначе скачки быстро бы превратились в Содом и Гоморру. Вулкана дисквалифицируют.
Действительно, жокей Вулкана, поняв, что случилось, дернулся и, кажется, выругался, это было видно даже в бинокль. Он резко взмахнул хлыстом, и конь вернулся на дорожку, но скакал уже не так резво. Похоже, жокей понял, что для него продолжать борьбу бессмысленно.
Вот это новость! Конкурент внезапно сам себя устранил, а княжич Волконский кусает локти. Но на пути к победе осталось еще одно препятствие. Призрак.
Черный и белый кони шли вровень. Поняв, что внезапно у него появились осязаемые шансы на победу, жокей Призрака подстегнул коня, призывая ускориться, мой фаворит сделал то же самое. Десять секунд, и они оба пересекли финишную ленту. Как по мне, абсолютно одновременно.
Шереметьев восхищенно покачал головой.
— Вот это скачка. Что случилось с Вулканом? Прежде он никогда себя так не вел.
— Похоже, он из-за чего-то нервничает сегодня, — предположила графиня. — В любом случае, фортуна вам улыбнулась, граф. Примите мои поздравления.
— Уголек победил? — задал я вопрос истинного знатока скачек. — Я не смог разглядеть, кто пришел первым.
— Мы тоже. Но судье с вышки все видно. Так что молитесь, чтобы победу присудили вашему вороному. Ну или в крайнем случае разделили, если судья не сможет принять решение.
Трибуны затихли в ожидании. Секунд двадцать ничего происходило, а затем судья громко объявил в рупор:
— Победа присуждается коню под номером «восемь»!
На трибунах загомонили. Есть! Номер «восемь» — это мой фаворит.
— Граф, вы мой талисман сегодня! — Шереметьев похлопал меня по плечу. — Если бы не вы, в жизни бы не поставил на вороного. Конечно, тысяча рублей мне безразлична, но сам факт! Такая победа. Да и утереть нос Волконскому всегда приятно.
— Вы тоже не любите княжича Юрия?
— Его все не любят. У Волконских все три наследника не подарок, но младший особенно выделяется своей глупостью и спесивостью. Иногда мне даже жалко его родителей, ну и мучаются же они с ним.
Кстати, о Волконских. Надо бы стребовать с него свой выигрыш, а то княжич улизнет. И желательно еще и сделать это прилюдно.
Шереметьев галантно подал руку графине, и мы чинно стали спускаться вниз, к тотализатору. Окружающие нас дворяне в основном выглядели разочарованными. Похоже, в вороного здесь никто не верил.
Народу у касс было немного. Мы с Дмитрием встали у одного из окошек. Графине, увы, забирать в тотализаторе было нечего, она, как и большинство, поставила на Вулкана, но расстроенной дама не выглядела. Думаю, очарованный Шереметьев не против потратить на нее часть своего выигрыша.
В комнату тотализатора зашел Волконский, какие-то мелкие бароны почтительно расступились перед ним. К чести княжича, он не стал удирать с ипподрома, чтобы не выплачивать проигрыш, но был красным, как помидор. И мозгов, судя по всему, имел примерно столько же, потому что сразу же начал оспаривать очевидное.
— Результат пари несправедлив. Вы должны были проиграть!
— Но я выиграл, — возразил я. — Мой конь победил в забеге, а вашего и вовсе сняли с дистанции, так что все честно. Или вы хотите оспорить решение судьи?
— Вулкан должен был прийти первым! — выплюнул Волконский. — То, что ему вдруг на самом финише взбрело в голову сойти с дорожки, просто недоразумение.
— Недоразумение или нет, но Уголек выиграл, — возразил я. — А, значит, и я тоже.
— Радуйтесь, граф, вам повезло. Подайте мне кто-нибудь перо, — приказал княжич работникам тотализатора.
Волконский нехотя вытащил из кармана чековую книжку, вырвал оттуда лист и черкнул расписку, посадив на ней кляксу. Я бережно убрал листок в нагрудный карман, старясь не помять. Расписки — это же почти деньги, а деньги надо холить и лелеять.
— Вы должны были проиграть с позором, — повторил Волконский. — Смотрите, граф, ваша удача когда-нибудь закончится.
— Ну мало ли кто что кому должен? — философски изрек я. — Наследник княжеского Рода тоже должен вести себя более достойно, но уж имеем то, что имеем.
Волконский метнул на меня яростный взгляд.
— Вы еще вспомните свои слова, граф Лазарев, — пообещал княжич, круто развернулся и вышел прочь. Я заметил, что его прихлебатели сгрудились за дверью. Очевидно, решили не заходить, дабы не видеть позор своего патрона.
— Он вам этого не простит, Виктор, — тихо сказал Шереметьев. — Вы ниже по титулу и уже дважды унизили его, да еще и прилюдно. Княжич очень злопамятен.
— Только весь Род Волконских иметь во врагах мне не хватало. У меня же уже нет места в расписании: то заговорщики пытаются прикончить, то чудовища, то еще кто-нибудь. Ладно, так уж и быть, выделю им пару часов вечером.
— Насчет всего Рода не уверен, — обнадежил меня Шереметьев. — Князь относится к делам своих отпрысков весьма философски. Проще говоря, если он будет влезать в разборки каждого из наследников, дня через два сляжет с нервным срывом. Но княжич и сам может сильно усложнить жизнь, так что я на вашем месте не был бы так беспечен. Уж чего-чего, а свободного времени на то, чтобы пытаться вам отомстить, у него навалом.
«Ну что, выиграл? — раздался вдруг голос над самым ухом. — А я тебе говорил, ставь! Слушать меня не хотел, дубина».
— Каладрий! — От неожиданности я произнес это вслух. — Вспомнил, что птичку сегодня не покормил, — пояснил я удивленным спутникам. — Как приеду, сразу же насыплю ему зерна.
«Где ты был?»
«Смотрел, как скачут эти четвероногие придурки, — фыркнул голубь. — Чем мне еще было заниматься? И, в отличие от тебя, с воздуха, а не забившись на какое-то подобие насеста, откуда ничего не видно. Ну что, где моя благодарность? Я, вообще-то, жду».
«Спасибо. Со ставкой ты оказался прав», — признал я.
«Я всегда прав, — ответил Каладрий, летающее воплощение скромности. — Сколько выиграл?»
«Две тысячи на ставке и еще десять проспорил мне один малолетний грубиян. Всего двенадцать».
«Тысяча пойдет мне на зерно, — тут же постановил голубь. — В качестве платы за хороший совет. А лучше две».
«Ты же столько не склюешь», — изумился я.
«Не склюю, так понадкусываю! — отрезал Каладрий. — Знаешь, как приятно будет видеть твою физиономию, когда ты будешь расставаться со своими любимыми деньгами?»
Вот ведь скотина. Специально хочет лишить меня самого дорогого.
«Откуда ты узнал, что Уголек придет первым?»
«Слышал, как его тренер и жокей обсуждали, что он сейчас в очень хорошей форме. Мол, конкуренты ему только Призрак и Вулкан, но, если они перед заездом будут нервничать, победа в кармане».
«А они нервничали?»
«До того, как я прилетел и рассказал им, какие ужасы ждут их после смерти, нет», — невинно ответил голубь.
«Каладрий, ну ты и…»
Я восхищенно покачал головой, не зная, ругать мне демона или хвалить. Наверное, все же хвалить, ведь благодаря ему я утер нос Волконскому и стал на двенадцать тысяч богаче.
«Я ужас, летящий на крыльях ночи», — возвестил голубь.
«И гроза всех птичников. В общем, спасибо тебе, — еще раз поблагодарил я питомца. — Ты мне очень помог».
Хоть Каладрий и был бесплотен, я практически видел, как он горделиво выпятил грудь.
— Граф, вы как будто о чем-то задумались, — обратилась ко мне Березова. — Раз вы оба забрали свои выигрыши, может быть, пойдемте? Скоро будет еще один заезд.
— Ах да, конечно. Простите, сударыня, — извинился я. — Очень за птичку свою переживаю. Он у меня очень прожорливый.
Все той же компанией мы посмотрели еще три заезда. Каладрий смылся (подозреваю, полетел искать ближайший птичник), так что теперь в советчики я призвал Шереметьева. Дмитрий явно разбирался в скачках, но, увы, после первого заезда фортуна от нас отвернулась. Похоже, решила, что после такой большой удачи рассчитывать на дальнейшие ее милости было слишком нагло. Зато за это время я узнал и тут же забыл кучу новых терминов и тонкостей. О скачках Шереметьев готов был болтать без умолку.
