его сиятельства, нам по пути. А потом посмотрим. Главное, не забыть бы свои мысли, потому что действует на меня ведьмово внушение… мысли путаются… в сон клонит… я зевнула, чуть не свернув челюсть… веки тяжелеют… вот-вот усну… и знать… не буду… что… ведьмы… эти… заду… ма…ли…
Я уже почти засыпала, убаюканная странными танцами ведьм, как снова заболело где-то в сердце, загорелось, прожигая огнем внутренности…
– Отвар, – скомандовала Муша, и Грайя тут же приложила к губам кружку с привычным горьким отваром, и я хлебнула от души, помня, что именно эта гадость снимает жар и боль. – Силен… ох, и силен, мальчишка…
– Тише, – шикнула на нее Ирга.
– Она все равно ничего не слышит и не видит, – отмахнулась Грайя, и, правда, эти слова и неприятная усмешка на ее лице была последними, что я увидела.
– Малла, вставай! – меня разбудила Салина. Она стащила с меня одеяло и трясла за плечо, – завтракать пора. Солнце уже встало давно, я твоих овец выгнала в поле. А то ты вчера опять поздно вернулась. Ты что с господином Орбреном была?
– Салина, – простонала я, не открывая глаз и подтягивая ноги под длинную ночную рубашку, – ты с ума сошла? Ужас какой. Как ты могла подумать, что у меня может быть хоть что-то общее с этим негодяем. Я его ненавижу. И он меня тоже.
Я попыталась притвориться, что сплю, но Салина сдернула с окна кусок холстины, и яркое летнее солнце пробилось даже через полупрозрачное пузырчатое стекло. Кто-то непродуманно разместил спальню с восточной стороны, и теперь каждое утро настырное солнце будило меня спозаранку. Нет, обычно мне это даже нравилось, но не сегодня после дух бессонных ночей. И я вчера самолично занавесила окно тряпкой, чтобы поспать подольше. Штор-то у меня все еще не было.
– Да? А почему тогда он ходит по поселению и всех о тебе расспрашивает, – сделала невинно-удивленный вид сестренка.
– Что?! – подскочила я на кровати, мгновенно проснувшись. – что он делает?
– Расспрашивает о тебе, – Салина невинно захлопала глазками, а потом довольно рассмеялась, – и, вообще, уже пора вставать.
– Салина, – взвыла я и кинула в сестру подушкой, – ты нарочно все придумала?! Чтоб меня разбудить?!
– Про господина Орбрена? – Салина поймала подушку, в которой давно нужно было заменить сено, – ничего я не придумывала. Ходит он. Расспрашивает. Про колхоз, про то, кто придумал как сыры варить, про сарафаны и все остальное…
– Так вот кто его сиятельству все докладывает, – протянула я, чувствуя желание прибить этого мерзкого господина Орберна на месте, – у-у-у, негодяй!
– О чем ты, Малла?
После таких известий спать мне расхотелось совершенно. Наоборот, откуда-то столько энергии взялось. Так и хотелось побежать и негодяю этому глазищи его фиолетовые выцарапать, чтоб неповадно было для его сиятельства шпионить. Да только доказательства нужны… без доказательств я больше никого ни в чем обвинять не буду. Опасно. Оракул бдит… кошмар его подери.
Пока одевалась, умывалась, волосы причесывала да уже привычно в косу пока еще короткую заплетала, рассказала как вчера ходила к господину Гририху посоветоваться, и что он мне говорил про пригляд от его сиятельства.
– Малла, но зачем он за тобой следит? – Салина внимательно выслушала и теперь смотрела на меня, округлив глаза.
– Потому что у него есть для этого повод, Салина. Я не могу тебе рассказать, прости. Но, поверь, во всем остальном я с тобой и со всеми остальными абсолютно искренна.
– Это как-то связано с твоим происхождением? – прошептала тихо сестра. А я кивнула, думая о своем мире. Но я не учла, что для Салины, а так же для всех остальных, никакого другого мира, кроме Хадоа, не существовало.
Но не все я рассказала Салине. О самом главном умолчала. О том, что после господина Гририха еще и с ведьмами встречалась. И что они мне рассказали о сыночке моем. От Орландо. Вот ведь как бывает на свете, через три месяца от моего зайки-алкоголика весточка пришла. И хорошо, что не знала я сразу об этом, а то бы мучилась, страдала бы, что сын.. а почему именно сын? С чего это арровы ведьмы решили, что у меня сын? Я может дочку хочу.
Назову ее в честь мамы – Марией… Если здесь есть Муша, то почему бы Маше не быть…
– Салина, – мы уже пили чай цветочный, заканчивая завтракать, – скажи, а почему у нас в поселении детей нет?
Салина в этот момент как раз чашку к губам поднесла. И от моего вопроса поперхнулась и закашлялась. Да так сильно, что чай пошел носом. Пришлось вскакивать и хлопать по спине, чтобы ей легче стало.
– Салина, прости, – верещала я, прыгая рядом и не зная чем помочь. Стучать по спине сестра не дала, замахав на меня руками, как только я ударила в первый раз. А больше я ничего и не умела.
– Малла, ты что меня убить хочешь? – она покраснела, сипела, втягивая воздух, и вытирала слезы. Но когда немного отдышалась, вцепилась в мою руку, сжав запястье до боли, – ты все таки была с ним?!
– С кем? – не поняла я.
– С господином Орбреном, – прохрипела Салина, – была, да? Признавайся!
– Да что с тобой сегодня, – возмутилась я, – ты что ко мне с этим негодяем привязалась? Да я к нему не подойду, даже если он последним мужчиной на земле останется…
– Тогда с кем? С кем ты вчера была полночи, Малла? О! – она вдруг уставилась на меня, как будто бы впервые увидела, – Малла, ты сказала… Ты что с господином Гририхом?
– Да, – язвительно ответила я, – я вчера была с господином Гририхом. И Вилина нам ужин приносила, чтоб с голоду ноги не протянули.
– О-о-о! – округлила губы Салина…
– И мы, сестра, обсуждали дела колхозные! Про то говорили, как мастерские открывать будем! Овец разводить, шерсть стричь, нитки прясть, ткать и шить. И ничего больше! Поняла?!
– Малла, но почему ты тогда про детей спросила?
– Забудь, – отмахнулась я, понимая, что правы были ведьмы. Никому нельзя рассказывать о беременности.
– Малла, даже не вздумай, поняла?! – теперь от Салины было не отвязаться, – спать спи хоть с господином Орбреном, хоть с господином Гририхом, хоть со строителем каким, но предохраняйся. Нельзя нам детей рожать.
– Но почему?
– Да потому что заберут у тебя ребенка. Младенцем еще заберут. А ты останешься одна слезы горькие лить. И не здесь, Малла. Пойдем!
– Куда?
– Пойдем, говорю.
И как я не отказывалась, но Салина, крепко схватив меня за руку, поволокла куда-то на другой конец поселения. Я здесь
