Тихий голос Фомы растекался по округе, а сидящие возле костров с удовольствием его слушали.
— И давно Фома в бахари заделался[1]? — спросил я у Божены, которая положила мне голову на грудь.
— В тот вечер, как ты к князю уехал, его попросили еще чего поведать, интересно у него про марафон вышло, вот теперь он каждый вечер и сказывает. Я такого и не слышала никогда, — поделилась со мной Божена.
— Послушаем про Трою, — и я погладил Божену по волосам и бросил взгляд на Велемара, который спал рядом, свернувшись калачиком.
Я же прислушался к рассказу Фомы, а у него действительно хорошо получалось: живо, красочно и эмоционально. Слушать одно удовольствие. А перед глазами вставали картины былого, о которых он рассказывал. Многие сидели с открытыми ртами, слушая повествование Фомы. У парня был явный талант.
Под его тихий голос я и уснул.
А утром вместе с Димитром и отобранным мной сопровождением направились в Новгород. Прибыв, первым делом зашли на подворье перекусить, да и с холопкой, подаренной князем, стоило переговорить. За прошедший день ей немного полегчало, и она уже потихоньку самостоятельно передвигалась.
Перекусив с Димитром, я затребовал к себе Ружицу, и через пару минут ее привел Крист, аккуратно поддерживая за руку.
Ее лицо было в синяках желтого цвета и уже не напоминало отбивную. Хорошо моя сила на людской организм воздействует.
— Присаживайся, — и я указал на один из табуретов.
Без лишних слов она присела, только лицо скривила от боли.
— Я думаю, ты уже знаешь о своем новом положении? — задал я вопрос, пытаясь поймать взгляд Ружицы, но она упорно смотрела в землю.
Лишь судорожно кивнула, мне казалось, что она разрыдается, но девчонка только всхлипнула и подняла на меня глаза.
— Я считаю, ты верно поступила, напоив Добрыню и заставив опорожниться и очиститься. Так как в его животе мог оставаться яд, который бы и добил его.
— Князь так не считает, — со злой ухмылкой заговорила она. Ее голос был хриплый, видно, что ей тяжело говорить.
— Князь — это князь, он может по-своему считать, а я по-своему. Но и перечить я ему не буду, он птица иного полета.
На мои слова Ружица отвечать ничего не стала, лишь оскалилась.
— Понятно, — я поднялся и подошел к ней, а после возложил на ее плечи руки и выпустил силу жизни, наполняя ее тело. Пара мгновений, и в моем источнике осталась лишь десятая часть.
На месте синяков остались лишь желтоватые пятна, да и вообще стала выглядеть бодрее.
Она в шоке на меня смотрела, будто увидела чудо. Теперь уже я хмыкнул, довольный проделанной работой.
— Как, как ты это сделал? — она пораженно осматривала свои руки, которые недавно были все в синяках и пошевелить ими было больно.
— Крист, принеси чего попить мне и Ружице тоже, — отдал я распоряжение.
Через пару минут я держал в руках кружку с горячим взваром, смотря, как Ружица с жадностью утоляет жажду.
После того как Ружица напилась, я приступил к расспросам. Как выяснилось, сама она новгородская, из Славенского конца. Отец помер, когда она еще маленькая была, а мать прошлой зимой. Все свои знания о лечении она от матушки и получила. В травах она разбиралась, да и в лечении, но до той же Снежаны ей было далеко.
— В общем, так, раз в травах и лечении ты понимаешь, то всему, что знаешь, научишь Ирину с ее сестрами и мою сестру, — выдал я.
Ружица вся сразу надулась, а в ее глазах полыхнула непокорность.
— Не буду, то мое знание. Не буду я никого учить, если лечить, то пожалуйста, а учить не буду, — с жаром произнесла она.
— Ружица, дорогая, может быть, ты не поняла, ты теперь не вольная, ты холопка. Моя холопка, мне же твои знания ни к чему, знаешь ты не так уж и много по сравнению со мной. Я бы и сам научил, но времени у меня нет на это. Из той же Ромеи я книги привез о врачевании, и там многое о том, чего ты не ведаешь, а та же Ирина знает греческий и, если ты попросишь, сможет их почитать. Коли ты их хорошо обучишь, я тебе дам волю, не в Новгороде, но в тот же Волин смогу отвезти и отпустить на все четыре стороны. Будешь противиться, продам другому, вот и все. А что там с тобой сделают, мне все равно, ты девка молодая, справная, должна понимать. Да и Добрыни могут захотеть подмаслиться да поломать тебя всю, радости тебе точно не будет, — закончил я. Вот он, метод пряника и кнута, и награду пообещал, и наказание, ежели что.
Мне действительно было надо, чтобы обучила она их, ведь самому не с руки. А спорить и ломать девку о колено мне не хотелось, в том числе и время на это тратить. Коли заартачится, продать, и все дела.
Ружица всматривалась в меня, закусив губу, я ее не торопил.
— Не обманешь? — медленно произнесла.
— Не обману, — кивнул я с легкой улыбкой.
— Тогда ладно, обманешь — прокляну, меня мама научила, — воинственно вздернув носик, проговорила Ружица.
— Хах, — только и хмыкнул я, направившись в дом в поисках сундука, куда сложил книги, привезенные мной из Ромеи. Двадцать минут поисков, и семь книг в моих руках. Я даже их полистал, ударившись немного в воспоминания. После передал их Ирине, которая с трепетом и благодарностью их приняла. Наш разговор с Ружицей она слышала, так что ничего пояснять не пришлось.
Захватив Димитра и наше сопровождение, мы направились на торг за холопами. По словам Димитра, ими торговали в отдельном закутке, в котором стояли деревянные клети со связанными людьми. Туда идти пришлось через весь торг.
По пути на одном из прилавков мне попался выложенный инструмент, лопаты и серпы. А также косы-горбуши.
Ведь такими косами и мы пользовались, чтобы заготавливать сено. В общем, это был, как по мне, увеличенный серп, а не коса. Работать приходилось в наклонку, да и неудобно было.
При взгляде на этот инструмент у меня возникла одна идея, на чем можно будет заработать.
— Димитр, купи лопат штук пятнадцать, веревок разных надо будет и с десяток ведер. К тому же народу у нас все больше становится, — и я кивнул в сторону загородного поместья, — так что и животин надо будет взять, в особенности овец, как раз по зиме их шкура пригодится. Да и кос под заготовку корма стоит взять, — поделился я с ним.
— М-м, хорошо, прикуплю, — кивнул он, что-то подсчитывая в уме.
— За лопатами и веревками с ведрами я завтра к тебе людей отправлю.
На что он только кивнул, и мы двинулись дальше по торгу. Я же размышлял, а уже есть косы-литовки[2] или еще нет. От парочки таких в хозяйстве я бы не отказался, очень уж ими сподручно корма для животных заготавливать, не то что горбушей.
Наконец мы завернули в закуток, где торговали людьми.
[1] Ба́харь (ба́хирь, бахо́ра, баятель) — рассказчик, сказыватель басен, историй, сказок в древней Руси. Чаще всего это были слепые старцы. Также означает: говорун, краснобай, рассказчик, сказочник; хвастун, бахвал.
[2] Коса-литовка, она же коса-стойка считается, что она массово появилась на Руси, после распоряжения Петра первого в 1721 году. Однако есть и более ранние упоминания о ней. Так же косу-литовку можно увидеть на миниатюре, изображающей месяц июль в сельскохозяйственном календаре монаха Вандельберта Прюмского (813-870 годы). А это значит она уже начинала распространение в 9 веке на территории.
Глава 24
Стоял целый ряд деревянных клетей, в которых сидели люди. Худые, грязные, изнеможённые, они смотрели на меня. В клетях наряду со взрослыми сидели и дети разных возрастов. Все одетые в обноски, а еще от клетей воняло. Будто рядом с загонами для животных, которые очень долго не чистили.
Когда я приблизился к одной из клетей, на меня сразу уставились десятки глаз. В этих взглядах была пустота и смирение. Большинство людей, сидящих в этих клетках, были сломаны, им было плевать на все. Внутри начало разрастаться чувство жалости, прикрыв глаза, я принялся выдавливать его из себя. Оно может мне только помешать, и сейчас, при покупке, и потом, в будущем.
