Переводчика он мне найти рекомендует, но, судя по отсутствию конкретики, предположу, что Восточный институт, чью точную дату основания я не помню, в данный исторический момент не существует. Непорядок — мне он нужен, потому что в ту, варварскую сторону, у нас специалистов как грязи, а в эту, сложную и многогранную — мало. И погромов избежать не удалось, за что мне немного совестно: китайцы же ничего плохого не делали, они в этих краях и так на птичьих правах и впроголодь, а тут еще вспышка национализма. Что ж, наказывать генерал-губернаторов за нежелание защитить будущих и нынешних подданных мне прямо запретили.
Остальные телеграммы ничего важного из себя не представляли — в семье Романовых случилась беда, которая заняла все их внимание. Утопить Китай в крови хотели почти все, и я очень рад, что Александр оказался мудрее, поняв, что лучше гарантированно получить меньше, но полезного, чем попытаться отхватить побольше и подавиться. Запрос на Маргариту Прусскую пока остался без ответа — моя телеграмма еще до Петербурга-то не дошла — но я предполагаю активное сопротивление «мамы». Что ж, поборемся — будет мне хорошая тренировка по взаимодействию с пауками из дворцовой банки на условно-безобидной (это же не во-о-т такой толщины план реформ!) теме. Я же не просто с «маменькой» ругаться буду, а внимательно отслеживать, кто, в какой момент, и что именно мне говорит.
Аккуратно сложив корреспонденцию, отдал ее Андреичу, велев озадачить Кирила ответами, а сам принялся за прибывшую пока я спал опись японских подарков, составленную перешедшим мне в наследство от Николая бухгалтером. Пустить в продажу и употребить на пользу получится лишь малую часть — подарки ведь имеют сакральное значение, особенно лично Императорские. Подарки менее значимые позволят мне сэкономить на подмазывании нужных людей — подарок же не взятка! Большая часть уйдет в планируемый музей — это красиво и почетно. Остальное придется свалить во дворцах, собирать пыль. Суммарная стоимость — примерная, конечно — тем не менее, внушает: почти пятнадцать миллионов рублей.
— Андреич, мои верные, знающие толк в армейском деле друзья спят? — спросил я камердинера.
— Необходимо уточнить, но предположу, что да, — осторожно ответил он.
— Они спят, а я не сплю, — вздохнул я.
— Велите разбудить?
— Не, не надо, — покачал я голой, зевнул и вернулся в кровать. — Андреич, тебя я на границу Манчжурии брать с собой не хочу.
Пожилой все-таки, а нам там в хрен пойми каких условиях хрен пойми сколько времени сидеть.
— Георгий Александрович, а что же мне тогда делать? — расстроенно всплеснул руками камердинер.
— Отдохни, — предложил я. — Это временно, все равно в войсках мне адъютанты положены. Представь в тебя шальная пуля попадет? Что я без тебя тогда делать буду?
Андреич резко успокоился и засветился от удовольствия — не в шею его гоню, а берегу, значит есть за что беречь.
— У меня здоровье еще ого-го, Георгий Александрович, — заявил он.
— Вижу, — зевнул я. — Иди спать.
Обидно — зря вставал, мог спокойно спать до утра, с такими-то «полезными» телеграммами.
* * *
К утру шторм начал стихать, и к десяти часам о нем напоминали только серое, затянутое потерявшими силу тучками небо, мутная вода в бухте и приятный привкус озона в воздухе. Я бы предпочел вернуться на Родину в ярко-солнечный день — это было бы в определенной степени символично — но плывущий в соседней шлюпке гроб Николая оставляет журналистам окно для красочных фраз типа: «Сама русская природа оплакивала гибель цесаревича».
По мере приближения к берегу я впадал в грусть — это не тот большой и в целом неплохо себя чувствующий город, а вчерашний форпост. Порт никчемен — Нагасаки по сравнению с ним настоящая мечта. Но работа идет — там вон подъемный кран актуального времени образца, здесь бетоном залит фундамент будущего сухого дока, а на почти неоскверненных рукой человека (иронизирую, толку с этих недогор?) сопках строятся дома. В будущем будут видны многоэтажки, а пока довольствуемся тем, что имеем.
Народу на Адмиральскую пристань набилась тьма. Никакого японского однообразия и стандартизированных флажков — единообразно выглядят только армия и флот, горожане и крестьяне (их здесь немного — программа переселения работает, но до сюда доезжают сильно не все) нарядились как могли с учетом финансовых возможностей. Под приветственные залпы наших кораблей шлюпка причалила к берегу, и я прошелся по организованному местными шишками живому коридору, окончив путь у местной «троицы»: генерал-губернатор Николай Иванович Гродеков, создававший приятное первое впечатление умными глазами за аккуратными очками и солидными усами, военный губернатор Приморской области и наказной атамана Уссурийского казачьего войска по совместимости, генерал-майор Николай Михайлович Чичагов. Седые бакенбарды отлично сочетаются с сохранившими черный цвет усами! Довершал композицию вице-губернатор, действительный статский советник Яков Павлович Омельянович-Павленко.
Формальности произвели двоякое впечатление, и, полагаю, не только на меня. С одной стороны порты чествуют меня, рассказывая как много для всего края значит мой визит и как много лет его ждали, а с другой царит плач по Николаю — гроб со всеми почестями повезли в местный Успенский собор, чтобы подданные могли помолиться за упокой цесаревича. Перед собором будет крюк в какой-нибудь холодный подвал: гонку со временем никто не отменял, и тело Николая нужно накачать свежим формальдегидом.
А еще я краем уха выхватывал тревожащие толпу шепотки:
«Война!»
«На Китай пойдем!»
«Совсем скоты узкоглазые обнаглели…»
«Давно пора Китай себе забрать — нечего тут англичанам делать…».
«Тревога» бывает разная. Конкретно здесь войны не боялись, ее ждали и радовались «звоночкам». Такие вот времена, воинственные и на экспансию поощряющие. Придется наших богатырей расстроить — прямо сейчас нифига не обломится, кроме почти халявных медалей за демонстрацию силы (они же — Приманчжурские учения). За бескровное взятие Манчжурии тоже кто надо «висюльки» заимеет, и я в их числе, что хорошо: мне по праву рождения определенный набор положен, сверх добавляется набор, положенный цесаревичу, и среди этого иконостаса реально заслуженная и значимая для Империи медалька будет смотреться очень хорошо, закрепляя и легитимизируя предыдущие.
Программа сегодня насыщенная, но прежде всего, договорив протокольные строки о том, как мне приятно здесь быть — и мне действительно приятно, это же Родина! — и потихоньку идем в составе процессии по подозрительно новой, выложенной брусчаткой дорожке вверх, между покрытыми свежими почками деревьев. А вот и Триумфальная арка в ее первозданном виде! Построена в честь визита цесаревича, в советское время была переделана и пришла в запустение, а потом, в двухтысячных, ее отреставрировали как было.
Проходя под аркой, я испытал совсем не триумфальный трепет — я действительно дома! Тот же самый город, та же страна, те же люди, тот же воздух, то же небо над головой! Воздух отличается — несоизмеримо чище, но, когда благодаря моему мудрому правлению народ массово пересядет на автомобили, а вокруг вырастут неисчислимые корпуса заводов и колоссы градирен «атомок», этот недостаток быстро исправится!
Воздух наполнился колоколами — не в мою честь, а тоскливо и протяжно — по Николаю. Раньше я расстраивался, когда брат отбирал у меня внимание окружающих, но теперь я спокоен: пусть я начинаю свою победную поступь (буквально!) по Родине с тяжелыми для окружающих чувствами, но триумфов у меня впереди предостаточно! Ужасно циничная мысль, да.
Выбравшись с набережной на улицу, мы погрузились в коляски: грязища совершенно замечательная, пешком идти себе дороже. Если поднять взгляд от дороги, они упрутся в свежеокрашенные каменные и деревянные домики, которые я частично узнаю — время уничтожило далеко не все. Центр — в эти времена еще не «исторический», а совсем новый! — порадовал мощеной дорогой и совсем уж знакомыми домами. Дома — чужие, но ощущения как от своего!
