основная масса мне хорошо известна. Не зря в библиотеке штаны вечерами просиживал.
Я спустился вниз и огляделся. Только сейчас до меня дошло (совсем вылетело из головы, а все Зинка виновата), что в Новоульяновске мусорных баков не было. А мусоровозка явно сейчас не приедет. Швырнул пакет в урну соседнего подъезда и вернулся к желтой волге с зелененькими огоньками и шашечками на боку. Сел в такси и назвал свой адрес. Водитель не удостоил меня даже приветственным словом. Молча кивнул и, тряхнув сонной мордой, повез меня домой.
Я развалился на заднем сиденье. Несмотря на глубокую ночь (даже утро почти) спать совсем не хотелось. Молодой организм иногда и без сна может запросто обходиться. Забыл я уже, как это. Раньше в молодости часто, когда дежурил, сутками не спал.
Я откинулся на сиденье, как кот, объевшийся сметаны. Лениво поглядывал на огоньки ночного города. Тусклые и спокойные, без неона и светящихся экранов-баннеров. А все-таки здесь хорошо… В памяти всплыли строчки незатейливого стишка:
Со студенткой в виде голом Сплю, от счастья пьяный в дым. Не расстанусь с комсомолом, Буду вечно молодым!
Зина, Зина… Что ты за темная лошадка, комсорг Рогова? Такси, скрипнув тормозами, остановилось возле моего дома. Я расплатился с «сонной мордой» и вышел на улицу. Ночная прохлада бодрила и выгоняла остатки хмеля.
Выпил я немного, особенно если сравнивать с моими дозами в прошлой жизни, но молодое тело еще немного пребывало в состоянии эйфории. А может это и не из-за алкоголя вовсе.
Я направился к подъезду. Странно. Лампочки в нем не горят. Лестничные пролеты смотрели во двор пустыми глазницами черных окон. На всех этажах лампочки вдруг сгорели? Такого не бывает. Я поежился. Не к добру это.
Я стоял возле подъезда и раздумывал, что делать дальше. Спиной вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд.
Обернулся. Никого. Лишь дворовые вязы устало покачивали раскидистыми кронами, словно хотели спать, а ночной ветерок им не давал.
Сбоку мелькнула тень. Я вздрогнул и нащупал в кармане твердый предмет. Тень промчалась дальше. Толстая бездомная кошка, которую закармливал весь двор, нырнула в подворотню и скрылась. Вот зараза, напугала почти.
Я потянул за подъездную ручку, дверь недовольно скрипнула и впустила меня в темноту. Слабый запах табачного дыма коснулся моих ноздрей. В подъезде явно кто-то курил совсем недавно. Подозрения мои усиливались. Нахрена кому-то курить в подъезде ночью?
Сейчас тепло и молодежь на лавочках с гитарами собирается и подъезды спинами не обтирает. Жильцы курят или на балконе или в туалете, или прямо в квартире. Не принято в подъездах курить. Значит, это кто-то пришлый. И лампочки вывернул. Меня, гад поджидает. Ну что ж… Посмотрим, что за птица этот ёж.
Я замер и прислушался. Тишина. Вытащил из кармана свинцовый кастет, что выплавил тайком недавно из пластин старого автомобильного аккумулятора, специально для подобного случая. Для этого пришлось даже за город смотаться. Но сейчас он может, ой, как пригодиться.
Я постоял еще немного, подождал, когда глаза привыкнут к темноте. Луна сегодня, как назло хилая, совсем, как я несколько месяцев назад. Ее тусклые отблески, что просачивались через окошки-амбразуры лестничных пролетов, еле освещали ступеньки. И то, далеко не везде. Оставляли много мертвых зон и темных углов. В любом из них мог притаиться потенциальный враг.
Но делать нечего. Нужно идти вперед. Теперь я точно был уверен, что спиной во дворе взгляд чей-то почувствовал. Не показалось мне это. Но если они меня пасут, почему прячутся во дворе? Или, чтобы я не сбежал из подъезда?
Хреново… Я вспомнил своего наставника. Матерого опера девяностых. Он говорил: «В любой безвыходной ситуации стреляй первым. Лучше пусть тебя потом уволят с позором и посадят живым, чем с почестями закопают мертвым».
Степаныч херню не скажет. Он никогда не расставался с нелегальным наганом. Служебный ПМ никогда в оружейке не получал.
Эх… Но у меня пистолета нет, хотя рука невольно тянется под куртку в район седьмого ребра слева, где много лет болталась кожаная оперативка с ПМ-мом. Кобура добрая. Я специально под себя ее дорабатывал. Кнопку поменял, хлястик побольше сделал. Кожу размягчил детским кремом (отличное средство для размягчения кобур и форменных дубовых берцев).
Я осторожно поднимался наверх. Превратился в тень, даже дыхание задержал. Под ногой предательски скрипнул камешек. Не сильно, но звук в ночи пустого подъезда показался оглушительным. Я замер.
Из темноты ко мне шагнули трое. Видны лишь силуэты в нелепых советских кепках. Мужички не крупные, но в руках у двоих что-то поблескивает. Финки или стилеты, в темноте не видно.
— Что-то ты долго поднимаешься, — проговорил с насмешкой один из них.
Я оценил соотношение сил: трое против одного, кастет против двух клинков. Расклад явно не в мою пользу. Первой мыслью было рвануть назад и выскочить во двор. Но там явно тоже кто-то есть. Возможно, на это и расчет. Нападать на меня не торопятся, может, это «загонщики»? Должны вспугнуть меня, выгнать во двор, чтобы там уволочь в закуток, где можно спокойно распотрошить мою бренную тушку.
Я стоял неподвижно, как могильный курган, и молчал. Трое аккуратно спускались ко мне: один пустой, двое — поигрывая клинками. Теперь ясно видно, что это финки. Узкие и острые. Естественно, без перекрестья. Рукоять, как продолжение клинка. Умелым ударом можно вогнать финку в плоть врага до середины рукояти.
Я чуть попятился, выбирая позицию. Спустился на три ступеньки, где пролет стиснули стена и перила, чтобы не дать себя окружить.
Первым кинулся на меня тот, что стоял посередине. Он чиркнул клинком в районе моего горла, но я, отклонившись назад, выбросил вперед кулак с кастетом. До морды не достал, но руку ему зацепил. Свинец припечатал его плечо и «отсушил» мышцу. Нападавший взвыл и отпрянул назад, уступая место фланговым.
Те напали сразу вдвоем. Тот, что без ножа, явно боксер. Сразу швырнул в меня двоечку. Но я встретил его кулаки свинцом. Его пальцы хрустнули, напоровшись на кастет. Этот тоже заблажил и
