мобильнее.
- За автоматическим оружием будущее, - продолжаю лекцию я. – Представьте себе, какой урон неприятелю способны нанести эти пулемёты, если их будет несколько штук на позициях каждого взвода! А когда конструкторская мысль дойдёт до автоматических винтовок, которые будут у каждого бойца…
- Тогда русская экономика вылетит в трубу, - горестно вздыхает Шамхалов. – Это ж какие деньжищи за минуту выстреливает один пулемёт. А если их будет по нескольку штук в каждом взводе, как вы хотите… Такими темпами мы разорим страну.
- Массовое производство удешевляет продукцию. К тому же у нас нет выбора. Не мы, так наш противник обязательно перевооружит армию. На самом деле эта война только пролог к другой, более масштабной…
- Типун вам на язык! – злится командир. – Разобьём япошку, и тогда ни одна сволочь к нам больше не сунется.
У меня для непосредственного отца-командира масса неприятных новостей, но, ему пока рано, а то и вовсе не стоит знать, кто я на самом деле.
Аккуратно выруливаю на другую тему, умудряюсь выпросить дополнительные боеприпасы для прожорливых (это у них не отнять) «максимок», заканчиваю встречу предложением перекусить, чем бог послал.
У домового наряду с его многочисленными талантами есть ещё и кулинарный, так что ужин удаётся и потому проходит в тёплой, практически дружеской обстановке.
Прощаемся чрезвычайно довольные друг другом.
Вызываю Жалдырина, спрашиваю, кто из бойцов лучше всех проявил себя в качестве пулемётчика. Он быстро называет полдюжины фамилий, отбираю из них четырёх.
- Вот тебе два расчёта. Пока гоняй в хвост и в гриву этих, дальше посмотрим.
За сутки до наступления нас переводят на передок. Сразу бросается в глаза, что атака будет жиденькой: людей явно не хватает даже на один ударный кулак. С правого и левого фланга наши соседи – изрядно потрёпанные в сражениях сибирские стрелки.
Все грезят о свежих дивизиях из России, но они где-то «застряли».
После слабенькой артподготовки идём в атаку. Японцы ещё не успели толком закрепиться на этих позициях, поэтому особых препятствий: ни минных полей, ни «рвов с крокодилами» нет.
На адреналине врываюсь в окоп, из револьвера снимаю бегущего на меня с примкнутым штыком японца: благодаря маленькому росту он кажется подростком, почти шкетом, только глаза и изборождённая морщинами кожа лица выдают его настоящий возраст – мужику хорошо за тридцать.
Расстреляв весь барабан, выхватываю заговоренный клинок. Амулет и внутренней зрения молчат, выходит, воюю с обычными людьми – шашка сносит им головы не хуже чем демонам.
Спину прикрывает верный ординарец, он ловко управляется знаменитым русским гранённым штыком. У меня на глазах протыкает им как вилами какого-то самурая, а потом ударом ноги в живот, снимает того словно мясо с шампура.
Захватив первую линию, идём к следующей: часть солдат противника испуганно драпает из окопов, оставшиеся смельчаки вступают в короткий и кровавый бой с нами.
Надо ломить пока ломится, но начальство думает иначе.
Мы прорываемся к крупной железнодорожной станции Вафангоу, и тут поступает приказ занять оборону.
По нам бьёт артиллерийская батарея японцев. Первый снаряд ложится в паре десятков шагов перед нами, второй незначительно перелетает. Классическая «вилка» арты – следующим залпом нас накроет и смешает с землёй.
- Отходим, братцы! – ору я. – Быстрее-быстрее.
Мы едва успеваем уйти из-под удара, а вот сибирякам везёт меньше: японцы открыли беглый огонь, и на наших глазах под взрывами шрапнели погибает целая рота.
В контрбатарейную игру наши ещё не умеют, к тому же русская арта осталась позади, так что японцы щёлкают пехоту как в тире.
Мы залегаем.
- Бубнов!
- Тута я, вашбродь! – отзывается унтер.
- Делай что хочешь, но так, чтобы японцы мазали! Ты же видишь, как они нашу пехоту расхреначили. Кузьма! – зову уже ординарца.
- Что, вашбродь?
- У тебя во фляжке есть водка?
- Никак нет…
- Кузьма, твою мать!
- Так точно, есть. Чуть-чуть для сугрева.
- Дай Бубнову хлебнуть.
В глазах солдата немой вопрос.
- Делай, что приказано!
После небольшой передышки артиллерия японцев начинает лупить правее, примерно туда, где к нам во фланг пытаются прорваться их же пехота. Даже отсюда слышим крики погибающих от дружественного огня самураев.
Бубнов же на какое-то время выбывает из строя, но главное он успел сделать.
Японцы откатываются назад, однако мы их не преследуем: приказано закрепиться и готовиться к обороне.
Появляется делегация от стрелков: от роты осталось меньше взвода, все офицеры выбиты.
- Вашбродь, - просит щербатый унтер, - возьмите нас, покуда начальство не определится, к себе. Мы ж видели, как вы воюете – зазря никого под пули и снаряды не ложите.
- Что с вами поделаешь… Ладно, будем воевать вместе.
Через пятнадцать минут прибегает посыльный: господ офицеров требуют на совещание.
Проводит его Али Кули Мирза. Вид у подполковника откровенно неважный, офицер бледный, говорит через силу, его качает как лист на ветру.
- Что с ним? – спрашиваю у одного из взводных нашего эскадрона – штабс-ротмистра Треятькова.
- Сердце больное, - поясняет тот. – Сегодня приступ был, едва откачали.
Персидского принца откровенно жалко: он и как человек хороший, и как командир выше всяких похвал. Но и не с его здоровьем, конечно, воевать.
Комбриг уже в курсе о приступе у подполковника, поэтому Али Кули Мирзе приказано отбыть в тыл и лечь в госпиталь, на его должность временно назначается… командир 3-го эскадрона ротмистр Коломнин.
Плакали мои патроны к пулемётам, понимаю я.
Наше наступление, как и следовало ожидать, застопорилось. У начальства осталось в резерве всего два батальона, с таким войском успех не разовьёшь – только заткнёшь дырку на опасном участке.
- Но мы свою задачу выполнили, - невесело говорит подполковник.
- Говорят, у подполковника случился приступ, после того, как он получил разнос от начальства, - шепчет на ухо Третьяков.
- За что? Мы ведь прорвались к Вафангоу…
- Оказывается, нам предписано генералом Куропаткиным: не доводить дела до решительного столкновения и не допускать израсходования своего резерва в бою, пока не выяснится обстановка.
- И как тогда атаковать? – не понимаю генеральской логики я.
- Никто не знает, и наш командир полка тоже. Но приказы надо выполнять.
После офицерского совещания возвращаюсь на позиции и сразу провожу «летучку» среди своих.
- Диспозиция следующая: мы тут, похоже, надолго, поэтому необходимо приготовиться к обороне. Поэтому приказываю…
Про десантников принято шутить: три минуты - орёл, а остальное время ломовая лошадь.
Пехота же практически всегда вынуждена
