— Недорабатываете, — мягко замечает генсек и чуть наклоняет голову, будто с ребёнком несмышлёным говорит.
Недорабатываете — довольно страшная формулировка. С такой можно и пендаля под зад получить.
— Так данные… — лепечет Ананьев.
— Данные у вас имеются, — качает дед головой. — А если у главного… управления нет данных, можно обратиться в общий отдел к Борису… э-э-э…. Марковичу…
В зале наступает гробовая тишина.
— Тысяча… девятьсот восемьдесят первый год, товарищи… объявлен годом детей и молодёжи. Молодёжная… политика партии… кхе-кх… направлена на развитие молодёжного… творчества и воспитание… патриотизма. Поэтому предложения инициативной группы Брагина считаю своевременными и полезными во всех пунктах.
Раздаются аплодисменты. Ильич медленно и тяжело поворачивается ко мне и едва заметно подмигивает.
— Предлагаю, — продолжает он, смягчая «г» и выделяя движением головы каждое слово. — В ЦК ВЛКСМ, товарищ Пастухов… создать… специальную группу или отдел, или сектор, это вы уже сами смотрите… для претворения в жизнь этого нужного начинания. В ДОСААФ, Александр Иванович…
Покрышкин утвердительно кивает.
— Тоже нужен такой… комитет. Прошу вас всё хорошо обдумать, и составить совместный… план, товарищи. А мы на политбюро это утвердим. Да, Константин Устинович? Через полтора… месяца… начнётся э-э-э… двадцать шестой съезд КПСС. Нужно успевать, чтобы с трибуны съезда мы могли рапортовать о старте… такой нужной и полезной инициативы. И надо использовать вот, этих людей, которые придумали и даже кхе-кх… успешно работают у себя… в области. Нужно этот опыт…
Он снова всем корпусом поворачивается в мою сторону и вопросительно смотрит.
— Масштабировать, — негромко говорю я.
— Масштабировать… — повторяет он, — на всю страну. И… обязательно привлечь к работе товарища Скачкова и товарища Новицкую… и Брагина. Он хоть ещё не коммунист, но идёт верным, курсом. Такое моё предложение… Предлагаю… голосовать. А первым секретарям обкома Грушницкому и горкома Захарьину надо благодарность…
Естественно, все голосуют в едином порыве абсолютно единогласно, даже те, кто ещё несколько минут назад пытался разнести идею в пух и прах. Ильич уходит, а мы остаёмся. Избирается рабочая группа, куда входим мы втроём, первый секретарь ЦК ВЛКСМ и замы от ДОСААФ и Главного Управления. А также работники зависящих от решения отделов. Гурко тоже входит в группу. Вот жук.
Ананьев сидит бледный, как полотно, по лбу пот течёт, взгляд потухший, направленный в одну точку. Борис Маркович что-то шепчет ему на ухо, подойдя сзади. Ананьев время от времени кивает.
Понять человека можно, получил от генсека чёрную метку и был бы сам виноват, а то ведь выполнял заказ начальника общего отдела. А может, и ещё чей-то…
План получается такой. Начнётся первый этап работы в ЦК ВЛКСМ, сверстается грубый план, чтобы было понятно, как за это всё браться вообще. И после этого уже здесь на Старой площади мы будем распределять обязанности и детально прорабатывать все нюансы со всеми заинтересованными лицами. Здорово, но мне, похоже придётся каждый день на работу ходить… А в этом ничего здорового, как раз нет.
После совещания мы стоим в земляческом кругу. Подходит сияющий товарищ Ефим:
— Поздравляю, товарищи. Вот, молодцы, так молодцы. А ты, Егор, молодец, что не забыл старых друзей и упомянул.
— Как бы я мог промолчать, — усмехаюсь я. — Без вас бы ничего и не было.
— Молодец, молодец, — подходит первый секретарь обкома и протягивает мне руку. — Грушницкий.
— Здравствуйте, Евгений Семёнович. Очень приятно. Брагин.
— Знаю, что Брагин, — кивает он. — Рад, что генеральный секретарь лично одобрил.
— Первый раз такое вижу, — говорит Гурко, подходя к нам. — Чтобы генсек сам пожаловал на проходное совещание? Лично приехал! Похоже, действительно ему по душе пришлось наше начинание.
«Наше»? Ох, жук, ну и жук.
— Так, вы все областные и городские материалы предоставьте, — командует он. — Регламенты, договора и вообще всё, что есть. Мы от них будем отталкиваться. Это как можно скорее нужно и прямо мне. Ну что же, раз у нас такой региональный триумф сегодня, предлагаю вот так, всей нашей дружной сибирской командой поужинать. По-партийному скромно отметить первый успех и собрать силы для достижений остальных этапов. Теперь мы ошибиться не можем, нам нужно прицельное попадание. Точное и эффективное!
— Гурко этот на мудака похож, — хмурится Скачков, когда мы выходим из ЦК.
— Виталий Григорьевич, — усмехаюсь я и головой показываю на городское и областное начальство.
— Да, ладно, — машет рукой Ефим, — все знают, что он и есть мудак. Манипулятор.
— Ефим Прохорович, — качает головой Грушницкий.
— Простите, — смеётся он. — Но, Евгений Семёнович, правду-то не скроешь, всё тайное становится рано или поздно явным. Человек впервые увидел его, а вывод сразу сделал, причём однозначный и недвусмысленный.
— Ну что, товарищи, время обеденное, — говорю я. — Может быть нам, не дожидаясь ужина, начать праздновать прямо в обед?
— У меня дела, — серьёзно отвечает глава обкома. — Договорились на вечер, значит на вечер.
— Ну что же…
Мы прощаемся с Грушницким и едем в гостиницу. Машины у меня здесь обе стоят, включая тачку бывшего таксиста Сергея Сергеевича, так что места хватает всем. Приезжаем и сразу идём в ресторан. Скачков отстаёт, получает ключи от номера и подтягивается через некоторое время.
— Ну, друзья-товарищи, — радуется Ефим, разливая по стопкам водочку. — Жизнь хороша и жить хорошо?
Конечно, хорошо. Когда всё в гору прёт всегда хорошо. В ресторане царит оживление, связанное с предвосхищением и предвкушением. Всё работает на восторг. Белые хрустящие салфетки, летающие по залу официантки, лёгкий возбуждённый гул посетителей, стук приборов, запах еды и снежная пушистая зима с той стороны за большими окнами с видом на Кремль.
Дорогая моя столица, золотая моя Москва
За столиком в противоположной стороне зала я замечаю Ферика и Айгуль. Они меня не видят. Ну и ладно, попозже подойду.
— Ой, Ефим Прохорович, мне ещё на работу, я не буду, — отказывается от водки Новицкая. — На меня и так сейчас все косо смотреть будут, как на что-то отбившееся от коллектива.
— А я буду, — раздаётся весёлый голос.
— О! Юрий Платонович! Ты как здесь⁈
— А мне Егор сообщил, что вы обедать идёте. Вот, думаю, надо посмотреть на старых друзей, а то все заняты вечно.
Платоныч присаживается к нам за стол. Мы делаем заказ и весело болтаем, настроение приподнятое. Довольно серьёзная победа и руки прямо чешутся скорее взяться за строительство структуры будущего. Хватило бы силёнок.
— Юрий Платонович, ну как дела на новом месте? — спрашивает Захарьин. — Прямо зависть берёт, все что-то новое пробуют, а я сижу, как пень и никуда не двигаюсь.
— Так год всего, — смеюсь я. — За год пнём трудно стать.
— Много ты понимаешь, — шутливо говорит он. — Большак и года не отработал, а смотри уже вон где. В Москве, в министерстве.
— А вам бы куда хотелось? — спрашиваю я.
— Мне-то? — задумывается Ефим. — Начальником отдела, например…
— Вместо Гурко что ли?
— Тише-тише, — втягивает он голову и озирается по сторонам, а потом начинает смеяться.
Это типа шутка такая. Я тоже улыбаюсь.
— Нет, — говорит Ефим после своего короткого перфоманса. — Тут связи нужны, а у меня ещё нет столько, чтобы общий отдел возглавлять. Вот пойдёт Гурко на повышение, глядишь и меня подтянет. А вообще, он тот ещё хитрец. Ну, давайте, за успехи во всесоюзном масштабе!
Они втроём выпивают, а мы с Ириной блюдём себя.
— Ну, ты как? — спрашивает она. — Оклемался? Дай-ка руку потрогать, лоб уж не буду проверять, как мамочка.
Сказав про мамочку, она хмыкает, и осекается. Я протягиваю руку. Она вкладывает в неё свою.
— Ничего, не горячий вроде. Видел таджичку свою?
