И еще султан потребовал, чтобы русских военных кораблей в заливе не появлялось.
Иван тут же согласился.
Не появятся! Без вопросов!
Казачьи чайки?
Да помилуйте, разве ж это корабль? Фелюга – и та больше! А еще… торговые-то корабли появляться могут. Это первое. А уж сделать из торгового корабля военный… тут надо с адмиралом Мельиным поговорить. Умный человек, хоть и француз… ох, умный. Кстати – сейчас он отправлялся к себе домой, во Францию, здраво рассудив, что зимой ни корабли никто строить не будет, ни верфи, а он как раз успеет до дома добраться да и с семьей вернуться. Посуху оно, конечно, дольше, но ведь не холоп едет! Адмирал Павел Мельин, самим царевичем титулом и поместьями жалованный, деньгами не обиженный.
Так что договорились до весьма хороших результатов.
Граница Руси теперь пролегала по морю. Часть ее.
Она шла вдоль Кавказских гор по Тереку и Кубани, через Тамань по берегу Азова до Перекопа. К большому удовольствию горских племен, кстати. И Софья уже предвидела, что надобно будет там держать казачьи отряды. Потому как новых соседей обязательно на зуб попробуют.
К тому же совместными усилиями – чуток войска размахнулись – были заняты земли за Перекопом вплоть до устья Днепра. И уходить оттуда никому не хотелось, ни русским, ни полякам. С чего бы?
Очень уж удобная граница.
Что-то подсказывало царевне, что в ближайшие годы они будут сидеть тихо, но лет через двадцать… там ведь не одна река, там еще и Южный Буг течет.
А если уж по-доброму, у них бы и все до Днестра оттяпать, да не дадут. Пока что и османы слабоваты, да и русичи с поляками не то чтобы уж очень сильны. Если их сейчас оттяпать, то не для себя, для поляков, но Михайло сам не хочет. Не потянет он сейчас войну, ему бы сейм к общему знаменателю привести.
Ничего. Они чуток подождут.
И помолятся, чтобы у турок сильный правитель не объявился.
А Иван вернулся домой. В сопровождении, кстати, части польского войска. Небольшой части, во главе с Яном Собесским. И тот весьма тоскует по жене.
Софья сделала невинное лицо.
– Что?! Надеюсь, ты ее не отравила?!
– Ваня! Ты какого обо мне мнения?! – Софья возмущалась вполне искренне.
– Тогда – что?!
– Эм-м-м…. Скорее – кто.
– И кто?!
– Василий Голицын.
– Но – КАК?!
Царевна потупилась.
– Так получилось… я не виновата.
Парни не поверили. И справедливо. Софья отчетливо понимала, что такая жена, как пани Собесская, любого мужа свернет с пути истинного. Убить? Можно, но сложно. А вот помочь пани пойти налево? А почему нет?
Она одинока, ей тут плохо, тошно, больно и страшно. А тут Василий Голицын, весь такой, что растакой, в европейском платье, туалетными водами благоухает, по-французски разговаривает, обаятельный, гад! Как тут устоять?
И вот не надо сверкать глазами, не надо. Любая сволочь на своем месте полезна. Василий вот оказался превосходным осеменителем – Мария уж, поди, на третьем месяце.
– Как?!
– Соня, ну ты…
Чего было больше в голосах парней – потрясения или восхищения, бог весть. Софья пожала плечами.
– Вообще-то я ее не заставляла, в койку насильно не укладывала. Это был ее выбор – и что, она не знала, что от таких вещей дети родятся? Зато Василию теперь предложения делают! Он полезный товарищ, шпион в тылу меня.
– Соня?
– Ну да. Ему платят, чтобы он шпионил за мной и все сообщал. А то и соблазнил.
– КАК?!
– Так вот. А вы думали, что всех иезуитов выловили? И всех шпионов?
– А почему мы их до сих пор не выловили?
– Потому как новых напустят. Их еще надо будет выявить, и кто знает, что они вынюхают. А этих мы уже знаем и им можно вешать лапшу через Голицына, – обстоятельно разъяснила Софья.
Парни переглянулись с уважением к уму девушки.
– Сонь, а как ты умудрилась Голицына свести с Марией?
– Ну, вот так. Василий Голицын получил свободный доступ в царевичеву школу, да не просто так. И не просто так они столкнулись с Марией Собесской во время прогулки. Ох, не просто.
А там…
Слово за слово, вот и дело сделалось. А через пару месяцев у гордой пани и живот расти начал, девушки следили.
Вот тут-то Мария и поняла, что ее загнали, как волчицу, за красные флажки. А куда деваться-то? Раньше такие проблемы решались просто – травками или как-то еще… ан нет. Сейчас возможности не было. За Марией строго следили, не давая причинить себе вред. Но и ребенку – тоже!
А Василий Голицын куда-то исчез.
Конечно, женщина поняла, как ее подставили. И потребовала встречи с царевной Софьей – она уже поняла, кто и что решает в Дьяково. Софья до сих пор вспоминала тот разговор с удовольствием.
Мария сверкала глазами не хуже пантеры. И разговор начала именно она:
– Ваше высочество, это невыносимо! Я тут, словно в темнице…
– Вы тут вместо темницы, – поправила Софья, – потому что пытались отравить мою сестру.
– Но неужели мне даже нельзя верхом проехаться? И почему мне запретили баню?!
– Потому что мы должны сдать вас на руки мужу целой и невредимой. А подобные упражнения могут быть вредны… в вашем состоянии.
Софья тоже предпочла не церемониться. К чему?
И времени нет, и… с кем миндальничать-то?! Да эту стерву надо бы с хлоркой выстирать и с ней же высушить! Мария так засверкала глазами, что Софья помечтала об ее использовании вместо гелиографа.
– Так ты знаешь!!! Ты все знаешь!!!
– Я не знаю, где найти аммиачную селитру, – поправила Софья. – К сожалению. А про беременность мне отлично известно.
– Это ты! Ты все подстроила!!!
– Лично уложила тебя в постель к Голицыну? – перестала церемониться Софья. – Стянула с него штаны и тебя за ноги держала?! Нет?! Так на что ж ты жалуешься? Вроде как никто на Ваську не плакался, все покамест довольны?
Мария побледнела, отчетливо понимая, что мужа ей придется встречать… м-да. Мужчины, конечно, бывают доверчивыми, но пока еще ни одного не удалось убедить в пятимесячной беременности.
– Гадина!!!
Софья коснулась колокольчика. Внимательно посмотрела на влетевших слуг.
– Беречь и стеречь. Чтобы ни волос с головы не упал, ни ребенок не выпал. Ясно?
Ясно было всем. А Мария Собесская относилась к тем женщинам, у которых беременность была заметна уже на раннем сроке. Так что…
– Басю она пыталась подговорить, – вспомнила Софья. – Та, конечно, не согласилась.
– А твои девушки?
– А что она может им предложить? Побрякушки?
– И то верно. – Иван смотрел с уважением.
Ну да. Что значат пусть драгоценные, но камушки, рядом с будущим?! При царевне, при власти, при семье и детях, а она ведь не обманывает, те, кто старше, уже это получили. Они дурочками будут, ежели разменивать такие перспективы станут.
Они и не стали. Обо всем было доложено Софье. После чего драгоценности у Марии Луизы изъяли – под замок. Приедет муж – отдадим, нам чужого не надобно. Все ж таки золото, мало ли кто поведется?
У апостолов отбор и того строже был, но поди ж ты!
– Собесский-то с вами?
– Я с ним, – усмехнулся Иван. – Сонь, если б ты его видела!
– Чего его видеть, и так ясно, что любит. – Софья вздохнула. – Злое это дело, любовь. То переживаешь за человека, то из-за человека. У меня вот вас двое, так и то душа изболелась…
– Я же говорил, что тебя она тоже любит, – подмигнул другу Алексей.
– А что – были сомнения?
Софья переводила взгляд с одной загадочно ухмыляющейся морды на другую.
– Мужские секреты?
– Именно, сестренка.
Софья пожала плечами. Пусть хоть усекретятся, лишь бы были живы и здоровы. Вот.
* * *
Если бы Софья видела Яна Собесского, она б ему искренне посочувствовала.
Горящие глаза, светящееся лицо, улыбка… Он летел к Марии, словно на крыльях. Держал в кармане драгоценный жемчуг, белый, черный, розовый, Марыся его очень любила, и светился он на ее нежной коже… Обнять, поцеловать, сказать, что все у них будет хорошо, что Крым от татарвы почистили, так что приказ короля выполнен, а там уж…
Пусть им нельзя будет появляться какое-то время в свете, пусть! Дома посидят! А потом король и окончательно их простит, Михайло отходчив…
Вот и Дьяково, стены школы…
Только почему так странно смотрят казаки? Почему шепчутся девушки?
Что с Марысенькой?!
То самое…
Ян все понял сразу. Дураком он никогда не был – и отчетливо увидел и маленький животик, и налившуюся грудь, и чуть отекшее уже лицо… все было видно. Даже и то, что на столе стояло блюдо с кислой капустой, кою Марысенька потребляла много и часто.
А учитывая, что у них более полугода ничего не было…
Упало из руки, раскатилось по полу драгоценное жемчужное ожерелье. Глухо простучало жемчужным дождем, хрустнуло под сапогами несбывшимися надеждами…
– Ян!!!
Но этого крика он уже и не услышал. Только дверь захлопнулась. И никто, кроме девушек, не видел, как воет от боли и горечи женщина, потерявшая в жизни самое ценное для нее – власть.
