— Они считают, что это сделаешь ты.
— Давай в следующий раз? — проворчала «слуга» и отправилась умываться. Несколько минут спустя, переодевшись в чистую сорочку, она без зазрения совести рухнула на кровать и наконец-то расслабилась, впервые за этот невероятно долгий день.
— Хель, — позвала она из-под тяжёлого пухового одеяла. — Как ты думаешь, здесь безопасно?
— Не знаю.
— А что бывает с теми, кто выдаёт себя за старшую знать?
— Казнь. Виновного и его семьи.
Кристина тяжело вздохнула. Свернувшись клубочком, она в последний раз взглянула на Хель — та встала ровно посередине комнаты, так, чтобы не терять из виду ни широкое окно и проход на балкон, ни толстую входную дверь — и позволила сну унести себя прочь.
* * *
Вечером предместья охватило необычное оживление. У неприметного домика, укрывшегося за фруктовыми деревьями и ровными рядами ягодных кустов, за длинным столом собралась весёлая компания соседей, чтобы скоротать вечер за кружкой яблочного сидра и послушать удивительную историю о настоящей вельменно — первой за три поколения, посетившей Формо.
— Как она собой выглядела-то, велля эта?
— А что сказала? А вы, ну?
— Ей правда понравился урожай-то?
Раз за разом звучали одни и те же вопросы, раз за разом Хети и Коэн, волею судеб оказавшиеся в центре внимания, наполняли глиняные кружки и под пытливыми взглядами, в которых равными частями смешалось восхищение и зависть, слово в слово повторяли всё, что им довелось увидеть и услышать. Стоило им замолкнуть, как рассказ подхватывал кто-то другой, наблюдавший эту сцену с другого ракурса, и всё начиналось с самого начала.
Мужчины серьёзно качали головами, едва речь заходила об охране молодой вельменно, вспоминая рослого солдата с пышными усами и его подчинённого с грозным взглядом и с глубокими царапинами на доспехах.
— Царапины-то видели какие? Никак медведя уложил!
— Тогда небось и коней потеряли.
— Что за вояки такие, ежели целого-то медведя к госпоже подпускают?
С каждой поднятой кружкой суждения подвыпивших жителей предместий становились всё смелее и смелее, пока, наконец, они не решили, что справились бы с охраной молодой госпожи куда лучше, чем те неумехи, которыми она себе окружила.
— А всё, потому что ты ничего не смыслишь, ну! — горячился немолодой уже крестьянин с длинными седеющими волосами, размахивая руками у лица Коэна, который попытался было отстоять честь рослого воина. — Ты меч-то в руках держал когда? А я держал! В длину руки клинок должен быть, а он у того усача быльше на две ладони! Кто ж такой кочергой рубиться-то станет?
— Где это ты меч-то держал, Ялле? — упёрлась руками в бока супруга разгорячённого сидром вояки. — Всю жизнь по полю пластался, а всё туда же, железом махать!
— И-и-их ты, выдерга! — от неожиданности вскричал длинноволосый не своим голосом.
— Это я-то выдерга⁈ — улыбаясь до ушей, женщина вскочила с места и, активно жестикулируя, обратилась к собравшимся: — Нет, вы посмотрите, что деется-то! У солдата на торгу шампур какой-то свеньгал, а слагает-то теперь как, заслушаешься!
Под всеобщий хохот длинноволосый Ялле раздосадовано крякнул и спрятался за высокой кружкой. Впрочем, долго сердится на жену он не умел, а потому вскоре не выдержал и расхохотался вслед за соседями:
— Так вон тот солдат-то мне всё и рассказал, ну!
Собравшиеся ответили ему дружными ударами кружек о стол и искренними просьбами смилостивиться и пощадить их животы.
— А платье-то какое у неё баское, — восхищённо напомнила голубоглазая женщина с длинной светлой косой, украшенной вплетёнными в неё лентами.
— Ак, правда, — деловито подхватила Хети, обрадованная возможностью сменить тему. — Я-то вблизи разглядела: амаанский бархат был, вот не сойти мне с этого места!
И подруги тягостно вздохнули, вспоминая удивительное платье, в котором, если верить слухам, было тепло зимой и совсем не жарко летом.
— А ты что видела, Суо? — спросил кто-то у молчаливой девушки с россыпью веснушек на щеках и пламенным рыжими волосами.
— Да, Суо, скажи ты! — дружно подхватили смешливые девчушки, которых уже приглашали к столу, но сидра или пива пока не предлагали.
— Я-то? — вздрогнула она, будто очнувшись от глубокого сна. — Я больше на вторую смотрела.
— Это на чужачку-то с оборванными лытками? — вмешалась та самая женщина, которую назвали «выдергой». — И что увидала?
— Сама не знаю, тётя Митко. Чудные они какие-то…— Суо развела руками, не зная, как лучше описать странное ощущение, которое возникло при первом же взгляде на необычную чужачку. — Вроде человека два, а он точно бы один, понимаешь?
— Да мне-то куда в твоих премудростях смыслить? Не понравилась, чай, девица та?
— С Суо, чай, хватит! — звонко хохотнули подружки. — Опять двойницу в поле увидала!
— А вы носы-то не задирайте, дурёхи! — тётя Митко строго погрозила пальцем. — Уж поболе вашего видит Суо-то!
Девушка только вздохнула и отвернулась, подперев рукой подбородок и задумчиво накручивая на палец рыжий локон. Она и сама не знала, что видела. На двойницу чужачка похожа не была, да и откуда ей взяться, ежели в деревни никто не умирал? Ночницы под солнцем не ходят, а заморочникам нечасто хватает силы перекинуться в человека. Да и в облике зверя узнать их проще простого: воздух рядом дрожит, рябит и искрится — то есть, так видела это она.
— Ах! — Суо резко отпрянула, но боли от удара о стол не почувствовала. Только сейчас она сообразила, что уже довольно давно разглядывает в траве серую бесформенную тень с тлеющими угольками глаз.
— Что с тобой, девочка? — длинноволосый крестьянин на миг оторвался от жаркого спора о правильной форме доспеха. — Поблазилось чего?
— Ага, дядя Ялле, — покачала головой Суо, вглядываясь в быстро меняющую очертания тень. Пугать приёмных родителей почем зря совсем не хотелось. — Задумалась я, вот и блазится.
«Качеголов, ну надо же! — про себя удивилась она. — Уж три весны ни одного не было! Надо б отогнать пока других не привёл…»
— Ты поутру сходила б к деду-то, Суо, коль с головы нейдёт, — посоветовала тётя Митко. — Ты как от него возвращаешься-то аж светишься.
— Зачем поутру? — Девушка решительно встала с лавки. Идея посоветоваться с наставником была чудо как хороша. — Сейчас же и схожу.
— Дай-ка провожу, — предложил длинноволосый Ялле. — А то никак высокие-то господа заозоруют да к нам сойдут?
— Это когда ж такое было-то? — всплеснула руками Хети. — Да и добрая госпожа не дозволит уж озоровать-то!
— Ты сиди, дядя Ялле, — поднялся крепкий широкоплечий парень с пронзительными черными глазами и русыми волосами. — Я с Суо схожу.
— А что, Тьёль, сходи, — охотно согласился тот. — Не со стариком же такой резвушке-то под руку ходить! А по весне сватьёв присылай, коль понравилась девка, чего круг древа кружить-то?
Суо покраснела до корней волос, но отказываться от помощи Тьёля не стала.
— Мы быстро, дядя Ялле, — крикнула она уже от плетня. — Не теряйте!
* * *
Эйдон тяжело опустился на окованный железом ящик, тёплый от установленной рядом жаровни. Вынул кисет с крепким северным табаком, повертел в руках трубку из орехового дерева с ровным нагаром на чаше и небольшой царапиной на чубуке. Неторопливо набил трубку, раскурил табак от длинной лучины. Подтянул к себе бутылку охлаждённого яблочного сидра, привалился к широкому зубцу башни. Сделал первую, самую желанную затяжку ароматного дыма, и лицо его расплылось в блаженной улыбке. Если судить по солнцу, закат догорит только через полчаса, и капитан планировал сполна насладиться каждым мгновением.
Возможно, ему не следовало терять время, а вместо этого бросить все силы, чтобы выяснить, куда направился Его Величество и куда увёл три неполные дюжины всадников, чудо уцелевших в сражении при Монтекармано. Однако Эйдон слишком хорошо знал, что вымотанный солдат ничем не лучше мёртвого, а потому позволил себе расслабиться в компании заката, ароматного табака и прохладного сидра, не пытаясь каким-то образом направлять свои размышления.
