Было ли дело в тоске по родине или по погибшему мужу, но с каждым годом графиня всё меньше и меньше уделяла внимание сыну, и всё больше и больше проводила времени в кресле возле окна, закутавшись в шаль, высматривая лишь одной ей видимые картины. Когда Рихарду исполнилось девять лет, его матушка тихо ушла из жизни, заснув и не проснувшись в своём любимом кресле.
Поскольку никаких других родственников у мальчика не было, его быстро определили в приют для сирот, где юный граф быстро усвоил одну простую истину — дворянский титул, не подкреплённый землями, деньгами и знакомствами, не значит абсолютно ничего. Вслед за первой истиной, он познал вторую — в этом мире у него не осталось никого, кроме стареющей женщины, когда-то нанятой его покойной матушкой. Бывшая служанка не смогла отказаться от своего воспитанника и часто навещала его в приюте, принося нехитрые, но от того ещё более вкусные гостинцы.
Как одержимый Рихард накинулся на учёбу, стремясь получить как можно больше знаний и проложить себе дорогу в будущее. У него не было друзей — остальные дети, не обладавшие благородными предками, искренне считали его заучкой и классовым врагом. Не раз и не два он представал перед бывшей служанкой в синяках, скрывая (как он считал) правду об их появлении. К счастью, до откровенной травли дело не дошло — воспитатели зорко следили за детьми, не позволив ситуации развиться по наихудшему сценарию.
В четырнадцать лет валашец поступил в кадетский корпус, а в семнадцать — в Первый императорский университет, на кафедру государства и права. Через пять лет он покинул стены этого престижного учебного заведения, имея за душой золотой диплом с высшими оценками по всем предметам, печатку с родовым гербом и медальон, в котором скрывались изображения молодого темноволосого мужчины и юной девушки с волосами цвета вороного крыла, с трепетом смотрящих друг на друга. К сожалению, его приёмная бабушка не смогла дожить до этого момента всего лишь год…
После выпуска Юрген в чине лейтенанта поступил на службу в столичное полицейское управление. Впоследствии он нередко с тоской вспоминал эти два года в отделе уголовного розыска, в течение которых ему удалось раскрыть пару мелких и одно относительно крупное дело. Потому что потом к перспективному офицеру пришли господа из Тайной канцелярии, предложив повышение и хорошее жалование. И тут, впервые за долгое время, интуиция молодого графа дала сбой. Глаза затмили картины раскрытых заговоров, пойманные шпионы, красотки из высшего света, приключения и награды из рук самого императора. Лишь оказавшись в Роквилле, он осознал, насколько сильно заблуждался. Империя не нуждалась в его светлой голове или способности распутать самое головоломное дело. Вся его польза заключалась исключительно в отсутствии родственников и влиятельных покровителей. В самом деле, не пошлёшь же в провинциальную дыру, которую не на каждой карте найдёшь, представителя рода Веринеевых, глава которого возглавлял министерство юстиции? Или представителя рода Железновых, чей глава заседал в генеральном штабе и командовал второй армией? А вот безземельного валашца, который даже в университете умудрился остаться без друзей, вполне можно.
Одиннадцать лет. Одиннадцать лет он провёл в Роквилле, покрываясь пылью никому не нужных отчётов и плесенью местных дрязг. Его предшественник, такой же одинокий неудачник, досидел в этом городе до пенсии, после чего продолжил сидеть дальше, пока не скончался от старости. Всё, что от него осталось, это пыльный кабинет в здании полицейского управления и несколько тоненьких папочек, бумага в которых давно пожелтела от старости.
Увидев в первый раз своё новое рабочее место, Рихард моментально осознал, в какую дыру его завела собственная недальновидность. Осознал, но не смирился. Развил кипучую деятельность, набрав небольшую команду верных людей. Создал сеть осведомителей, платя за доносы чуть ли не из своего кармана. Буквально рыл носом землю, пытаясь найти хоть что-то, что поможет ему вырваться из роквилльской трясины. И…
Ничего. Абсолютно ничего. Орк-посадник не желал поднимать восстания, борясь за права нелюдей в империи. Мэр не прибегал к запретной магии, пытаясь сжить своего соперника со света. Дварфы из клана Рокхвел если и плели какие-то интриги, то, как минимум, в столице губернии. Не было даже завалящихся контрабандистов или бандитских семей, о которых столь многое расписано в дешёвых детективных романах, щедро выпускаемых столичными типографиями. Немногочисленные залётные банды, решившие пересидеть в глухомани и попутно пограбить деревни, быстро изводили гарнизонные кирасиры, томившиеся от безделья не меньше капитана тайного сыска.
И Рихард остановился. Нет, не сломался, не прогнулся — просто остановился. Заржавел. Покрылся паутиной, замер и принял свою судьбу: перестать снимать квартиру и купить дом, жениться на секретарше Маше, с которой уже третий год живёт во грехе, наплодить детишек и остаться здесь навсегда. Вариант с возвращением на родину в Валахию он даже не рассматривал — все владения и по отцовской, и по материнской линии уже столько раз сменили хозяев, что любая попытка вернуть наследство обернётся в лучшем случае ничем. В худшем — его просто прикопают где-нибудь в овраге, окончательно прервав род Юргенов. Хотя иногда, вечерком, после пары-тройки бокалов вина, его посещала мысль, что это не такая уж и плохая идея…
Неудивительно, что появление в городе странного археолога, капитан воспринял как чудо. С нападением на караван всё было ясно изначально, даже без допроса свидетелей. Табор успел не только проделать длинный путь из степей до предгорий Рокха, но ещё несколько дней прятался от любопытных глаз — дураку понятно, что информацию слили минимум из Павлограда, а то и вообще из Вальдебурга, пока повозки только покидали пределы столицы. Всё, что оставалось сделать Рихарду — изобразить видимость активной работы. Выслушать информаторов, поискать подозрительных людей, недавно прибывших в город, составить отчёт минимум на пять страниц, в котором сквозь весь текст будет читаться лишь одно предложение: «Ничего не нашёл».
И тут такой подарок небес! Непонятный человечек без документов, утверждающий, что он археолог, но при этом не знающий ни одного светила собственной профессии. Даже Юрген слыхал несколько, а вот господин Болотников почему-то ни одной. А эти ложки? Да, благодаря вездесущему ювелиру, он изрядно нажился на продаже древних столовых приборов, но где черепки? Где осколки, кости и всякие непонятные камешки? Любой человек, считающий себя археологом, обязательно притащил бы на званный ужин к посаднику чемодан всякой древней ерунды и долго распинался бы о том, где и когда он откопал тот или иной артефакт. С обязательным перебором версий, чем были эти черепки и осколки, и для чего служили. А что сделал господин Болотников? Словно сказочник, рассказал множество интересных историй о древней Земле, так и не похвастав ни единой находкой. Что низводило его до уровня если не шарлатана, то, как минимум, чёрного копателя, интересующегося отнюдь не наукой, а исключительно собственной наживой.
Но Юргена заинтересовали именно истории. Там, в гостях у посадника, куда его позвали исключительно в качестве пугала, он убедился, что этот псевдо-археолог далеко не так прост, каким хочет казаться. Ни на уроках истории в университете, ни в залах столичного музея Истории двух миров, куда валашец захаживал по молодости, он не слышал таких точных и ёмких описаний жизни и обихода Древних. А как Болотников показывал принцип работы подводного корабля, используя для примера миску с водой, пробки из бутылок и перевёрнутый бокал! Прям археолог на все руки! Этот, как его… Индиана Джонс.
И ещё этот странный акцент и превосходное знание старорусского… Да, всеобщий и старорусский были схожи, но за восемь веков язык весьма ощутимо изменился. Настолько, что во время учёбы Рихарду пришлось нанимать репетитора, чтобы не завалить эту дисциплину и не отстать от более родовитых сокурсников, которым древний язык преподавали с самого детства. Однако ни сам валашец, получивший за своё старание пять баллов в диплом, ни его сокурсники, ни репетитор, не могли похвастать той легкостью, с какой говорил на нём Болотников. Во время ужина сыскарь с каким-то детским весельем смотрел, как увлёкшийся беседой псевдо-археолог вворачивал в свою речь пару-тройку фраз на старорусском, потом долго смотрел на ошарашенные лица собеседников и в итоге пускался в пространные объяснения того, что именно имел ввиду, с трудом подыскивая подходящие слова на всеобщем.
