не по себе, иногда накатывает дикий страх, а иногда чувствую дыхание приближающейся смерти. Пару раз просыпалась с криком в поту, не зная что сказать от накатившего ужаса. Спасибо Ланке, она ничего не спрашивала, лишь сильнее прижимала к себе, шепча при этом всякие нежности. Страх постепенно уходил, напряжение отпускало, я засыпала на руках у любимой подруги, Похоже нейросеть начала свой последний отсчет, до перехода осталось меньше пары недель, надеюсь я успею её активировать.
По пути домой заехала в кафе, время почти два, а я ещё не обедала. В следующий раз напрошусь в столовку спецназа, кормить там должны хорошо, всё же это Комитетская база. На Ноябрьские, в «ГлавУжасе» буду открывать барельеф товарища Петерса, а дальше по планам банкет, вот и узнаю чем потчуют безопасников.
В кафе сейчас почти никого, поэтому обслужили быстро, народ подтянется часа через три, поужинать и хорошо провести вечер. Если честно, мне до чертиков надоела жизнь в пионерлагере, развлечений никаких, да и вокруг одни и те же рожи. Вечером все бухают, даже америкосы, ну а ночью дерут подвыпивших баб, на съёмочной площадке их хватает. Куда интересно смотрит КГБ, или это такой план, в общем хрен его знает. Радует только одно, съемки натуры скоро закончатся, а остальное снимем в павильоне на Мосфильме.
Дома собрала два чемодана новых вещей, кое что из-за погоды пришлось срочно заменить, иначе точно околею.
— Как прошла первая брачная ночь, надеюсь вы себе там ничего не натерли? — спросила заехавшую за мной Нину.
Та покраснела, прямо как настоящая пионерка, увидевшая как писают большие мальчики.
— Да нет, всё нормально, у Коли не такой большой, как у тех двух гадов. Я вам очень благодарна, вы вернули мне настоящую жизнь, страшно представить что со мною могло быть дальше, — после этих слов Белкина заревела.
Как я уже неоднократно говорила, Нина девочка правильная, без всякой внутренней гнильцы, а то что хлебнула горя, так это может произойти с каждой. Кольке здорово повезло с женой, такая не бросит и не предаст, грудью встанет на его защиту.
Успокоилась Нина не сразу, похоже сильно завелась, она же не знает что тех насильников больше нет на этом свете.
— Ольга Викторовна, нам пора, иначе точно на рейс опоздаем, — вытирая слезы прошептала Белкина.
В это время затрезвонил телефон, я подняла трубку.
— Алло, это квартира Ольги Лёд? — сквозь треск услышала взволнованный девичий голос.
— Да, это я, кто вы и что вам нужно? — немного грубо ответила собеседнице.
— Это Корякина, вы мне дали этот номер, — быстро ответили на том конце провода.
— Корякина, Корякина… а Василиса! — вспомнила несчастную девочку.
— Ольга Викторовна, я долго не решалась вам позвонить, но мне больше не к кому обратиться. Дело а том, что я… — в трубке раздался плач.
Они что сговорились, сначала истерику закатывает Воробьева, тьфу ты Белкина, затем её подхватывает Корякина.
— Василиса, что у тебя случилось? — как можно мягче спросила свою собеседницу.
— Я… я вернулась после пересмотра дела домой, только возвращаться мне больше некуда. Мачеха квартиру продала, а меня из неё выписала, сейчас в ней живут чужие люди.
— Подожди, подожди, эта сделка будет считаться незаконной, — попыталась успокоить Василису.
— Квартиру купила молодая семья, у них трое детей, и все в ней прописаны, — всхлипнула Корякина.
Что тут можно сказать кроме мата, любой вариант плохой, нет ни одного хорошего.
— Василиса, у тебя деньги есть, на билет до Москвы хватит? — спросила бывшую заключенную.
— У меня осталось почти пятнадцать рублей, от Костромы до столицы точно хватит.
— Значит так, как прибудешь в Москву, позвонишь по этому номеру, затем сидишь на вокзале и ждешь, за тобой приедут. Всё понятно? — спросила Василису.
— Да, да, я сейчас же пойду в кассу за билетом. Спасибо вам, — услышала радостный голос Корякиной.
— Всё, до встречи в столице, — я положила трубку.
Как не крути, а помогать девчонке придётся, раз уж впряглась в это дело.
— Нин, для тебя есть небольшое задание…
Поезд из Костромы прибыл в начале второго часа ночи, всего шесть часов пути и Корякина оказалась на Ярославском вокзале. Звонить понятно не стала, решила дождаться утра, никто же за ней ночью не поедет. Пока сидела в зале ожидания, успела изрядно проголодаться, но в буфет не пошла, денежек осталось слишком мало. В тощем рюкзаке, который выдал начальник по воспитательной части, лежала банка рыбных консервов, но чем её открывать Василиса не знала. Сидя на жестком сидении передумала многое, не раз обозвала себя доверчивой дурочкой, приехавшей на последние деньги в столицу. Кому она здесь нужна, у Лёд своих забот полон рот, да она о ней уже наверное забыла.
— Это же она из вежливости меня пригласила в Москву, а я как лохушка развесила уши, — прошептала Корякина, тяжело вздыхая.
На помощь было надеяться глупо, она один раз уже помогла, реабилитировала и вытащила с зоны. В отличие от других бывших арестанток, у неё в кармане лежит чистый советский паспорт, а не справка об освобождении. Для девушки это очень важно, кто её возьмет после этого замуж, все будут считать воровкой и уголовницей. На работу тоже будет проблема устроиться, в любом кадровом отделе завернут назад, никакому не нужны судимые. Единственный приемлемый выход, это завербоваться на Север, но там своя специфика, да и бывших сидельцев много. Кто там был, рассказывают всякие ужасы, остаются работать лишь самые прожжённые, или которым деваться больше некуда.
В восемь утра подошла к автомату, трясущимися от страха руками набрала заветный номер, там через минуту ответили. Голос был другой, но о ней знали, попросили через тридцать минут подойти к ларьку «Союзпечать», там будет проще встретиться. Ждать полчаса она конечно не стала, подхватила свой тощий рюкзак и чуть ли не бегом направилась к выходу. Там стояла и смотрела на висевшие над кассами часы, которые медленно отсчитывали минуты.
— Василиса Карякина? — спросила подошедшая девушка.
Она в ответ судорожно кивнула, голос куда-то пропал, наверное от волнения. Уже после, когда ехали в автомобиле, они познакомились. Девушку звали Ниной Белкиной, она работала у Лёд домработницей, помогала ей по хозяйству.
— Оле этим заниматься некогда, у неё все дни расписаны по минутам, дома почти не бывает. Каждый месяц служебные
