он не одобрил?
Если нельзя раскрывать секрет, а кто-то случайно его узнает, его либо переманивают на свою сторону, либо убивают. Второй вариант по-любому надёжнее. Мертвецы молчат.
Я вздрогнул и потёр лицо ладонями.
О чём это я?
Это не мои мысли. Я никогда не был таким кровожадным. Каин — может быть, но у него ублюдочность вытекала из вседозволенности и страха. Я же холоднокровно планирую убийство. Неужели на меня так действует Тьма?
— Обойдёмся как-нибудь без этого, — тихонько сказал я сам себе и направился в комнату Миланы. Надо было успокоить жену и извиниться. К тому же мой костюм всё равно там — пора переодеваться к балу.
— Можно? — постучался я в дверь комнаты жены.
Ворваться без стука после случившегося в коридоре мне показалось неправильным. Испугается ещё. Я и так ощутил её страх. Не за себя — за ребёнка. Как будто я могу тому навредить! Не удивлюсь, если она меня к себе больше не подпустит.
— Входи. — сухо отозвалась девушка.
Я вошёл, прикрыл за собой дверь и опёрся на неё спиной.
— Прости, что напугал. Я никогда не причиню вам вреда.
Милана сидела в просторном кресле, где мы помещались вдвоём: ноги поджаты к груди, руки обхватывают колени. На меня смотрит, как отбившийся от стаи оленёнок смотрит на приближающегося к нему хищника.
И всё же Милана постарался улыбнутся.
— Я знаю. — тихо произнесла она и спросила: — Но это было очень страшно. Что это, Каин?
— Знаешь легенду о Тьме?
— Хочешь сказать?..
Мне досталась очень сообразительная жена. Про Тьму дед просил не рассказывать даже ей. И нам до сих пор удавалось скрывать сей факт. Видимо, пора раскрыться.
— Именно это и хочу сказать. У нас мало времени до начала бала, поэтому давай начнём собираться, а я буду рассказывать. — предложил я. — Согласна?
— Хорошо.
Милана слезла с кресла и, не сводя с меня настороженного взгляда, направилась к кровати, на которой было разложено шикарное платье тёмно-бардового цвета. Цвета крови и будущей жизни.
Я тоже потопал к своему костюму — тот висел в гардеробной, — на ходу начав рассказывать.
Когда закончил, ещё раз повторил:
— Тебе и малышу я никогда не причиню вреда. Я лучше сам умру. Снова.
На последнем слове неожиданно весело усмехнулся. Действительно, я же уже умирал. Как оказалось, это не так уж и страшно. Страшнее терять близких. Мысль о Марке никак меня не отпускала. Не хотелось думать, что он пострадал из-за меня. Хуже того — убит суккубой.
Милана, которая стоя у зеркала сама себе делала причёску, медленно положила расчёску и посмотрела на меня в отражение.
— Знаешь, если бы мне сказал эти слова Каин, я бы не поверила. Я знаю, что влюблена в него, как глупая утка… — девушка закусила накрашенную алой помадой нижнюю губу, помолчала немного. Затем развернулась и решительно подошла ко мне: — Но ты не он. Ты намного лучше. Тебе я верю. И теперь понимаю, какой была дурой. Столько лет я потратила на того, кому было на меня плевать…
Милана коснулась ладонью моей щеки, ласково провела по гладко выбритой коже и снова улыбнулась. Теперь уже не вымученно, а по-настоящему.
— Я рада, что ты здесь и сможешь защитить нас, — руки девушки в защитном жесте легли на живот.
Я довольно заулыбался. Люблю, когда меня хвалят. Интересно, а мы успеем до бала немного пошалить?
Потянулся к жене, проникнувшись её откровениями… Даже мысли об исчезнувшем брате забылись.
И тут нашу идиллию нарушил стук в дверь.
Мы одновременно повернули головы на стук. Милана вздохнула, я тихо ругнулся и убрал руки с бёдер жены.
— Нам пора. — шепнула девушка.
— Если не хочешь…
— Нет, всё нормально. Мы должны порадовать наших собратьев. Это праздник для всех нас.
— Тогда идём. — я предложил Милане руку, и она без колебаний вложила туда свою ладонь.
Что я знаю о балах?
Весь мой опыт начинался и заканчивался выпускным балом в школе, но и это я помню смутно, так как к концу вечера алкоголя в моей крови было куда больше ностальгии по школьным временам. Я потом дня два отходил, страдая жутким похмельем и крепко подружившись с унитазом.
Что мы тогда такого пили-то? До сих пор не помню. А главное, у кого не спрашивал, никто толком сказать тоже не мог.
Поэтому бала вампиров я немного побаивался. Не то, что боялся напиться и натворить глупостей — у кровососов не бывает опьянения и утреннего бадуна, но вот само наличие десятков отпрысков демонов рядом — меня, если честно, сильно напрягало.
Добавляло напряжения исчезновение Марка.
Хотя, какое исчезновение? Его похитили. Как бы на балу чего не случилось. Может ещё не поздно всё отменить?
— Расслабься, — видя моё состояние, посоветовала Милана. — А то ты ведешь себя совсем не как Каин.
Мы как раз спускались из жилой части в бальный зал, и я запинался через ступеньку, задумавшись о своём.
— А как себя должен вести Каин в такой ситуации? — уточнил у жены, радуясь, что она не до конца понимает причину моей нервозности.
Как именно вёл себя Каин на подобных мероприятиях я помнил, но хотелось узнать, как это видели со стороны.
— Ну… — Милана задумалась на несколько секунд, затем весело хмыкнула: — Обычно он кривился, как, если бы выпил несвежей крови, шипел сквозь зубы и скалился, словно был готов броситься на всех гостей разом.
Я непроизвольно поморщился. Значит, вот как люди воспринимали ужимки бывшего хозяина тела. Каину же виделось иначе. Он видел в себе величие и гордость фамилии Сергаус.
— Вот именно, — вздохнул я. — Поэтому не мешай мне страдать и пребывать в депрессии. Мне ещё весь вечер скалиться.
Милана звонко рассмеялась, поняв мои терзания.
Вот и хорошо. Пусть ни о чём не беспокоится и просто наслаждается балом. Сегодня её праздник и ничего не должно его испортить.
Пять минут спустя мы входили в высокие двери бального зала. Стены по случаю задрапировали в чёрные и алые цвета, на столах стояли букеты из красных роз, гости тоже были одеты в чёрное и алое. Казалось, я попал не на бал по случаю новой жизни, а на сходку сатанистов.
Мы остановились в дверях: я поклонился, Милана присела в реверансе и тут же по залу разнеслись аплодисменты. Хмурые до того лица вампиров озарились улыбками и к нам начали подходить и поздравлять.
Не знаю насколько вампиры эмпаты, но на меня одномоментно навалилась такая лавина позитива и положительных эмоция, что я растерялся, перестав кривиться и скалиться, полностью
