Головин изучал довольно грубое изделие Койта. Ну что сказать? Это не детище китайских инженеров, которые завалили страну недорогими самокатами. Да, он тяжелый, почти семь килограммов, поскольку прочнейшего пластика тут еще не изобрели, вся конструкция деревянно-металлическая. Но выглядит ничего так, добротно, не развалится от первого же удара. Покрашен в черный цвет, обода колес белые, руль тоже белый, выглядит неплохо.
Головин встал на него, проверяя небольшие рессоры, те работали, как надо, приняли вес, прогиб оказался не слишком сильный.
— За дверью люди, четыре человека, — вдруг активировался ИИ, который слышал ушами Головина гораздо больше, чем он сам. — Идут сюда, прозвучали слова «деньги», и «много».
— Какие отношения у тебя с местными бандитами? — поинтересовался Головин у Койта, убирая самокат за стеллаж.
— Да какие? Забирают пятьдесят марок в месяц, больше с меня взять нечего.
— Ну, тогда готовься, сейчас на тебя серьезно наедут, поскольку уверены, что у тебя появились серьезные деньги.
— Может, откупиться?
Головин взял в руки трость.
— Зачем? Неужели их тут много?
— Три банды, — пояснил Койт. — Всего человек пятнадцать. Тех, кто пьяных обирает, не считаю.
— Хочешь, давай попробуем, но они оборзеют и придут снова, а может, и не уйдут, пока из нас все не вытряхнут. Если тебе их не жалко, я решу проблему, как привык, быстро и немного кроваво. Кто выживет, сдам управлению правопорядка.
— Мне же жизни не дадут, — вздохнул Койт.
— Их всего пятнадцать в этом городе. Когда я второй пятерке ноги переломаю, у остальных желание отпадет. Попробуй все же решить дело миром, дай привычную мзду, не уберутся, буду разговаривать я.
Наконец, местной гопоте надоело шушукаться за дверью, строя планы, и они дружной толпой в количестве четырех морд ввалились в мастерскую.
Головин отступил в темный угол, в руках он держал обычную керамическую кружку, даже телекинез не понадобится, до этих незадачливых рэкетиров было всего пять метров.
Самый крупный, со сплющенным носом, сломанными ушами и толстым шрамом, вышел вперед. Головин быстро вычленил, кто чем вооружен. Предводитель обладал потасканной артефактной перчаткой, явно давно используется, да и куплена наверняка уже сильно поношенной. У двоих были обычные кастеты, у четвертого дубинка, правда, с разрядником. Что у пятого, оставшегося за дверью, неизвестно.
— Койт, — радостно осклабился главарь, и по мастерской разнесся запах давно нечищеных зубов, смешанный с чесноком, или чем-то очень на него похожим. — Друг мой, мы услышали, что у тебя завелись деньги, и решили, что раз ты так поднялся, то потянешь более серьезную помощь нашей группе, защищающей тебя от всякой беспредельной швали.
Подручные одобрили шутку вожака и заржали.
— Шрам, ну откуда у меня деньги? Так, кое-что было на материалы, но я уже все потратил. Вот, остались семьдесят марок, — плохо пряча ненависть в голосе, ответил Койт.
— Подавись своими семьюдесятью марками, — моментально утратив веселье, процедил главарь. — Ты, я слышал, нашел богача, который с тобой дела крутит. Так вот, передай ему, если к утру не будет триста, а к вечеру еще столько же, мы твою хибару спалим.
Головин вышел из тени. Ситуация свернула в худшую сторону, дальше выжидать бессмысленно, либо откупаться, тратя деньги на этих уродов, которые поймут, что достались они легко и обнаглеют, либо бить. Второй вариант нравился ему больше, да и оркестр, играющий «Путь в Вальхаллу», уже наяривал на задворках сознания.
— Я не глухой, — заметил Мираж. — Легких денег тебе захотелось? Этого не будет. Но я дам тебе шанс. Если ты сейчас возьмешь своих подстилок, которых ты дрючишь по ночам по праву сильного, и уберешься отсюда, так и быть, я забуду о твоем существовании. Но если я еще раз увижу тебя рядом с Койтом и его мастерской, или он мне скажет, что вы нехорошо посмотрели в его сторону, я заберу дубинку вон у того хмыря с лицом дебила и затолкаю ее в твою здоровенную задницу. А поскольку она у тебя не такая раздолбаная, как у твоих шестерок, то тебе будет очень больно.
Главарь был поумнее своих подручных, которые потеряли нить монолога Головина еще на середине фразы. Он с ненавистью уставился на уверенного мужика, понимая, что теперь есть только один путь — убить ублюдка. Вариант уйти, он даже не рассматривал, стоит ему увести людей, он потеряет власть среди шакалов, а завтра утром уже весь город будет знать, как его походя опустил какой-то чужак. Но он был поумнее своих людей, и ему очень не нравилось спокойствие и уверенность чужака. Но отвечать что-то нужно, и отвечать жестко, чтобы все запомнили, что так к Шраму обращаться нельзя. Он дернул рукой, на которой была надета перчатка, начиная атаку. Но он был недостаточно быстр. Кружка, которую сжимал Головин, за мгновение до атаки вылетела из руки с нехилой скоростью, не ниже, чем возможности телекинеза, угодила главарю местной гопоты точно в лоб. Она разлетелась шрапнелью по всей мастерской, а самый крупный осколок, пробив тонкие хрящи, застрял в смятом носу. Голова оказалась крепкая, оглушенный, раненый главарь вырубился и рухнул под ноги своих громил. Те все еще растерянно пялились на тело, а Головин был уже среди них. По дороге он заметил глаза Койта, в них плескался ужас. Мираж положил их буквально за пару секунд. Убивать не стал, просто сплошные переломы. Пятый пытался сбежать, но не успел, подхваченный с верстака молоток улетел во тьму, после чего раздался болезненный вскрик. Головин в три прыжка догнал бедолагу, которому раздробило голень, приподняв за грудки, усмехнулся прямо в лицо.
— Я дам тебе уползти, даже не покалечу, как остальных. Но ты ответишь мне на один вопрос, вернее на два — кто смотрящий по Промышленному, и где его найти? Скажешь — уползешь в таком виде, не скажешь — поломаю, как и твоих дружков. Им я сейчас вызову машину из управления, и когда их вылечат, их повесят.
— Смотрящий Пак, и сейчас он должен быть у себя, прямо по улице, метров двести, трактир в подвале, называется «Молот».
— Молодец, а теперь ты исчезаешь с моих глаз, и если еще раз встречу, даже случайно, останешься калекой. Будешь у храма местного милостыню просить, кривой, косой, с клюкой. Про Койта забудь. А теперь уполз отсюда, червь.
Головин вернулся в лавку, где тихо постанывали местные гопники.
— Вызови управу, пусть приберутся.
— Ты ж меня убил, — чуть не плача, произнес Койт.
Головин стянул перчатку и посмотрел на руны, огневик. Швырнув на стол, усмехнулся.
— Ничего с тобой не будет. Сейчас этих заберут, а я пообщаюсь с неким Паком. Как думаешь, он умный человек?
Койт, наконец-то взяв себя в руки, достал переговорник и начал тыкать в символы.
— Он разумный, иначе бы не сидел на этом месте последние двадцать лет.
— Вот и замечательно. Два разумных человека, наделенных силой, всегда поймут друг друга. А теперь зови стражей, пусть поработают.
Два экипажа управления явились минут через двадцать. Головин, куривший трубку на улице, приветливо помахал им рукой. Пятого члена банды и след простыл, он ухромал в сторону «Молота» минут десять назад.
Две железяки, четыре следака выбрались из машин и направились к двери.
— Документы, — потребовал старший, остановившись в метре от Головина.
Мираж достал свои обычные корочки и протянул стражам правопорядка.
— Значит, господин Павл Мираж? Родился в Штормовом, документы получил в Нижнем Западном. Что здесь случилось? — не торопясь возвращать корочки и бросив взгляд на открытую дверь, где на ступенях валялось тело одного из бандитов, спросил следак.
— На меня и моего партнера по совместному делу напали какие-то отморозки, начали вымогать деньги, я их успокоил. Все живы, только поломаны. Я так понимаю, они вам хорошо известны, погоняло главаря Шрам.
Один из следаков сунулся внутрь.
— Капрал, — обратился он к старшему, — тут почти все, не хватает только Сучка.
— Да он сбежал, — пожал плечами Головин. — Был занят, догнать не смог.
